Состав и функционирование местоимений в летописных памятниках XIII-XV веков

1. Актуальность и научная новизна исследования.

1. Местоимения занимают в системе частей речи особое положение, так как характеризуется противоречивыми особенностями. С одной стороны, этот класс слов является очень древним (личные и вопросительные местоимения относят к основному лексическому фонду языка) и консервативным (большинство основ современных местоимений — наследие индоевропейского языка). «Местоимение и наречие относятся к самым древним словам человеческого языка», — пишет В.В. Колесов1. А. Мейе отмечает: «Склонение имен в общеславянском языке сохранило почти все категории индоевропейского наклонения: три числа, три рода, семь падежей (вместо восьми), указательные и вопросительно-неопределенные местоимения, отличные от существительных и л большинства прилагательных, не говоря уже о личных местоимениях». С другой стороны, данная часть речи пережила в своем развитии ряд радикальных изменений (образование специализированного личного местоимения 3 лица и проч.), а многие частотные местоимения являются исторически молодыми образованиями (местоимения «этот» и «тот» и т. д.).

Отсутствие единого категориального значения и собственной морфологической специфики создает их лексико-грамматическое своеобразие. Вопросов и проблем, связанных с изучением данной группы слов, чрезвычайно много. Сложность и «трудноуловимость» их семантики привела к наличию принципиально разных концепций сущности местоимений. Как известно, местоимения часто рассматривались и рассматриваются как слова семантически опустошенные или во всяком случае как слова, значение которых ситуационно изменчиво. Таким образом, местоимения с семантической точки зрения оказываются.

1 Колесов В. В. История русского языка. — М.-С-Пб., 2005, с. 358.

2 Мейе А. Общеславянский язык. — М., 1951, с. 303. малопоказательной частью речи по сравнению, например, с именем существительным, прилагательным, глаголом, почему обычно оказываются вне поля внимания исследователей. Наряду с этим есть работы, в которых раскрывается многокомпонентная структура местоименного значения, свидетельствующая о семантической насыщенности их содержания.

— Как следствие, местоимения и их история до сих пор остаются «наименее изученным разделом исторической грамматики русского языка. даже в плане накопления фактического материала"3. Сказанное можно отнести к современному состоянию изучения истории грамматики, о чем будет сказано позднее.

2. Многие ученые считают, что именно в таком жанре, как летопись, складывались нормы «собственно-древнерусского литературного языка». Так Ф. П. Филин в своей книге «Истоки и судьбы русского литературного языка» писал: «Летописи сыграли огромную роль в развитии древнерусской литературы и древнерусского литературного языка «повествовательного типа». Прежде всего в летописях вырабатывались нормы этого языка, своего рода «средний стиль» русского средневековья"4. Об особом значении жанра летописи в становлении древнерусского литературного языка говорили также Б.А.

5 6 7.

Ларин, С. П. Обнорский и А. А. Шахматов. Тем не менее, вопрос о жанрово-стилевой дифференциации употребления различных элементов языка в древнерусской и старорусской письменной речи изучен сравнительно-историческим языкознанием еще не в полной мере.

Русское летописание имеет давние традиции, оно связано со значительным промежутком времени в истории письменности (XI-XVIII вв.). Большое количество дошедших до современности летописных.

3 Борковский В. И., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка. — М., 1963, с. 256.

4 Филин Ф. П. Истоки и судьбы русского литературного языка. — М., 1981, с. 263.

5 Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка (X — XVIII вв.) — М., 1975.

6 Обнорский С. П. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода. — М., 1946.

7 Шахматов А. А. Разыскания о русских летописях. — М., 2001. текстов позволяет сделать обширный обзор языковых фактов (как одного, так и нескольких синхронных срезов). При этом жанр летописи является оригинальным, он сложился на собственно русской почве. Форма летописи вобрала в себя и родовые предания, которые существовали в устной форме, и жанр «речей» (также имевший давнюю устную традицию), и фольклорные элементы. Это позволяет перенести выводы, сделанные относительно летописных текстов, на древнерусскую или старорусскую речь того же периода.

Поскольку наука располагает летописями, созданными в различных регионах, представляется возможным установить наличие в текстах языковых особенностей определенной местности и выявить, носят ли они системный характер. Так, отмечая потенциальные возможности таких различий, А. А. Шахматов пишет: «Совершенно особенный характер получила летопись в Новгороде. Благодаря особенным условиям, в которых развивалась жизнь этого города,. в Новгороде весьма рано определяются стремления к политической самостоятельности и к отражению ее договорами с правящим князем"8. Вероятно, каждая региональная версия имеет свои специфические особенности.

Таким образом, исследование летописных памятников представляется весьма перспективным.

3. Известно, что наиболее активные изменения в области морфологии древнерусских местоимений наблюдаются с XII-XIVbb. -анализ памятников русского летописания XIII—XV вв. плодотворен не только в плане жанровой принадлежности текстов, но и с точки зрения хронологической отнесенности. При этом исследование исторического периода предполагает изучение, анализ и обобщение материала как синхронической системы. В связи с этим каждый изучаемый памятник рассматривается как отдельный хронологический срез внутри системы древнерусского языка.

8 Шахматов А. А. Разыскания о русских летописях. — М., 2001, с. 30.

4. В исследованиях, касающихся истории языка, перспективным оказывается применение квантитативной лингвистики, в частности, вероятностно-статистической методики. Языку объективно присущи количественные признаки и характеристики, которые проявляются на всех его уровнях (в количестве фонем, морфем и т. д.) и в речи: в повторяемости и активности (частотности) языковых средств, а также в устойчивости их употребления. Развитие языка связано с «изменениями в самом функционировании языка, его вариантов, его структурных областей, их единиц и категорий"9, а проследить эти изменения (до мельчайших подробностей) позволяет именно статистика. Статистическая методика позволяет также оценить, является ли системной /случайной та или иная особенность, зафиксированная в исследуемом тексте.

Таким образом, сравнение данных, полученных путем применения статистической методики к исследованию летописей XIII—XV вв., служит для выявления возможных закономерностей и тенденций для данной жанрово-стилистической группы в данный период. «.Статистика, опираясь на результаты уже осуществленного лингвистами качественного анализа языковых элементов, показывает закономерности их функционирования и развития и дает основу для качественных оценок уже на новом уровне исследования"10.

5. Язык — одно из выражений ментальности. Познавая мир, наши предки выражали факты объективно существующей действительности посредством языка. Каждое слово и каждая форма, таким образом, несут на себе национальный отпечаток, отпечаток мировоззрения тех людей, чья творческая мысль соединила предмет (явление), понятие о нем и слово. Логично предположить, что это отражается не только на лексическом уровне, который в этом отношении активно исследуется уже довольно давно, но и на самой грамматической системе языка.

9 Головин Б. Н. Язык и статистика. — М., 1971, с. 157.

10 Головин Б. Н. Язык и статистика. — М., 1971, с. 15.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые история местоименных форм, отраженная в летописных памятниках письменности, рассматривается в контексте эволюции морфологического строя языка. Функционирование форм местоимений различных разрядов рассматривается на материале текстов XIII—XV вв., то есть именно в тот период истории русского языка, который характеризуется всплеском активности в перестройке всей морфологической системы.

2. Предмет, цель и задачи исследования.

Объект исследования — грамматические категории, характерные для местоимений в исследуемых памятниках.

Предметом исследования послужили формы местоимений в летописных памятниках XIII—XV вв. (Новгородской I летописи старшего извода, Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку 1377 г., Московского летописного свода конца XV в. по Уваровскому списку).

Цель работы — определить систему форм и особенности функционирования местоимений, употребляющихся в летописях. Указанная цель потребовала решения следующих задач:

1) Выявить характерные для каждого памятника формы местоимений и сопоставить их с парадигмами старославянского, древнерусского и современного русского языков.

2) Дать количественную характеристику выявленных форм и категорий, а также лингвистический комментарий к полученным количественным показателям.

3) Сопоставить данные об особенностях употребления местоимений в летописных памятниках XIII—XV вв. и выявить возможные закономерности, связанные с хронологической и жанровой принадлежностью текстов.

3. Источники исследования.

В качестве источников анализа форм местоимений были выбраны три летописных памятника:

1. Новгородская I летопись старшего извода — «древнейшая летопись Новгородской феодальной республики, является одним из главных источников наших знаний о. жизни Новгорода периода независимости"11. Новгородское летописание неоднократно входило в соприкосновение с летописанием других древнерусских центров, несмотря на то что в основе Новгородской I летописи лежит местная летопись, которая велась при дворе епископа.

Старший извод Новгородской I летописи представлен.

Синодальным списком XIII—XIV вв. Он является самым древним из всех сохранившихся русских летописных памятников. Можно предполагать, что при создании рукописи были использованы владычная летопись и записи, ведшиеся при церкви св. Якова. Список дефектный: утрачены 1ые 16 тетрадей (с начала летописи до 1016 года) и одна тетрадь с изложением событий 1273−1298 годов. Особое значение памятник имеет для характеристики ранних этапов древнерусского летописания: в современных исследованиях признается, что в утраченной начальной части списка был представлен так называемый Начальный киевский свод конца XI века, предшествовавший Повести временных лет и.

12 отразившийся, как установлено А. А. Шахматовым, в младшем изводе Новгородской I летописи.

В Синодальном списке выделяются две части. Часть летописи до 1234 года (древнейшая) может быть датирована второй половиной XIII века. Считалось, что она переписана двумя писцами, один из которыхТимофей, пономарь церкви св. Якова из Людина конца, однако, согласно новейшим наблюдениям А. А. Гиппиуса, в ней представлен почерк одного писца. Вторая часть охватывает содержание 1234−1339 гг. и скопирована.

11 Клосс Б. М. Летопись Новгородская 1//Словарь книжников и книжности Древней Руси XI-1-ой половины XIVbb. — Л., 1987, вып. 1с. 245.

12 Шахматов А. А. Разыскания о русских летописях. — М., 2001, с.ЗО. около 1330 г., так как после этого следуют приписки разными почерками (за 1331−1333, 1337, 1345, 1352 гг.), связанные по своему содержанию с новгородским Юрьевым монастырем.

2. Лаврентьевская летопись — одна из самых древних и ценных русских летописей — получила свое название по имени одного из писцов, монаха Лаврентия, переписавшего ее в 1377 году по заказу Суздальского и Нижегородского великого князя Дмитрия Константиновича с «ветхого летописца», заканчивавшего свое изложение на 6813 (1305) году.

Со времени своего открытия для науки Лаврентьевская летопись постоянно привлекала внимание исследователей. До конца XIX в. особое внимание уделялось ее начальной части, содержащей «Повесть временных лет» в редакции Сильвестра. Первой работой, посвященной Лаврентьевской летописи в целом, стало исследование И. А. Тихомирова, пытавшегося определить ее отдельные источники.

В дальнейшем история текста внимательно изучалась А. А. Шахматовым, который указал, что летопись не только сама представляла собою свод, но и основывалась на более ранних сводах, а затем — М. Д. Приселковым и В. Л. Комаровичем. Выводы М. Д. Приселкова были в основном приняты в научной литературе последующего времени и могут быть суммированы в следующем виде.

Андрей Боголюбский в последние годы своей жизни задумал составить летописный свод. Владимирский летописец — составитель этого свода — соединил в своем летописании записи, ведшиеся во Владимире (систематически они начали вестись с 1158 года), и летопись южнорусскую — Летописец Переяславля Русского, в начале которого находилась «Повесть временных лет» в редакции Сильвестра 1116 года (игумен Киево-печерского монастыря Сильвестр был с 1119 года епископом Переяславля Русского). Закончен этот летописный свод был уже после убийства Андрея Боголюбского в 1177 году при Всеволоде Большое Гнездо.

Свод 1177 года с дополнениями летописных записей до 1193 года был положен в основание нового свода, выполненного в 1193 году. Составитель свода 1193 года вновь привлек летопись Переяславля Русского, но на этот раз не епископскую, а княжескую — летописец переяславского князя Владимира Глебовича. В начале этой княжеской переяславской летописи также читалась «Повесть временных лет» в редакции Мстислава 1118 года.

Такое двукратное привлечение летописных материалов Переяславля Русского объясняется тем, что последний рассматривался владимирскими князьями как своя отчина. Оно привело, во-первых, к тому, что «Повесть временных лет» в Лаврентьевском списке оказалась в редакции, соединившей редакцию Мстислава (1118 год) и редакцию Сильвестра (1116 год), а с другой стороны, — к многочисленным дублировкам южнорусских известий. Эти дублировки объясняются еще и тем, что между переяславским епископским и переяславским княжескими летописцами существовало различие в хронологии.

Новый этап владимирского летописания представляет собою владимирский свод 1212 года, составленный Юрием Всеволодовичем в целях прославления памяти своего отца — Всеволода Большое Гнездо. Свод этот отразился в Лаврентьевской летописи лишь незначительно.

Другой этап северо-восточного летописания, как предполагает М. Д. Приселков, — свод 1239 года Ярослава Всеволодовича. Свод этот был составлен в Ростове, а в основу положено летописание Ростоваростовского князя Константина и его сыновей, с владимирским сводом 1193 года во главе. Свод 1212 года был привлечен к этому ростовскому своду лишь отчасти. Вот почему в Лаврентьевской летописи в большей мере отражен владимирский свод 1193 года, чем владимирский свод 1212 года.

В дальнейшем изложении до 80-х годов XIII века Лаврентьевская летопись отражает главным образом ростовское летописание (по предположениям М. Д. Приселкова — свод 1263 года и свод 1281 года).

Известия Лаврентьевской летописи с 1284 по 1305 год ведут нас к своду, составленному уже в Твери при дворе великого князя. В основе этого свода лежал семейный летописец тверского князя, семейный летописец смоленского и ярославского князя Федора Ростиславича Черного, летописные известия новгородские и рязанские. Этот тверской свод, доведенный до 1305 года, был соединен тверским летописцем с предшествующим ростовским летописанием. Он и дал тот текст, который переписывал в 1377 году Лаврентий с уже «ветхого» летописца, как гласит об этом запись самого Лаврентия на 172 листе рукописи.

Таким образом, Лаврентьевская летопись включает в себя Повесть временных лет, материалы владимирского, переяславского (Переяславля Русского), ростовского, тверского, смоленского, ярославского и, частично, новгородского и рязанского летописания.

В летописи явно различаются почерки двух разных мастеров. Почерк у первого писца — разновидность устава, а у второго — явный полуустав. Вопрос о личности первого писца до сих пор остается спорным (В.Л. Комарович считает, что это был епископ Дионисий, а А. Н. Насонов — Павел Высокий).

Анализ лингвистических особенностей Лаврентьевской летописи, проведенный Н. Д. Русиновым, показывает, что при возможности выбора между древнерусскими и церковнославянскими фонетико-морфологическими средствами речи первый писец предпочитал.

1 7 церковнославянские, а второй поступал наоборот .

А.А. Шахматов и М. Д. Приселков видели в Лаврентии простого переписчика. Однако В. Л. Комарович доказал, что Лаврентий коренным.

13 Русинов Н. Д. К вопросу о происхождении Лаврентьевской летописи // Эволюция и предыстория русского языкового строя: Межвуз.сб. — Горький, 1981, с. 18. образом изменил в своде 1305 года отрицательную характеристику владимирского князя Юрия Всеволодовича (основателя Нижнего Новгорода и того монастыря, в котором работал Лаврентий) на положительную.

В целом Лаврентьевская летопись несомненно была выдающимся памятником древнерусской литературы и общественной мысли, оказавшим глубокое влияние на последующее летописание.

3. Московский летописный свод конца XV века — великокняжеская летопись в редакции первой половины 1490-х гг. Рукопись XVI в., содержащая эту редакцию, была обнаружена М. Н. Тихомировым (в 1949 году текст ее был опубликован). В своей основной части до 1479 года летописный свод совпадает с Московским великокняжеским летописным сводом 1479 годатолько рассказ о нападении князя Симеона Суздальского с татарами на Нижний Новгород помещен здесь не под 6907 (1399) г., как в своде 1479 г., а под 6903 (1395) г.- впрочем, сам писец счел эту перестановку неудачной и на полях исправил дату на 6907 г. После 1479 г. в Московском летописном своде следует подробный текст за 14 801 492гг., близкий к тому, который читается в Сокращенном летописном своде, а также Симеоновской, Воскресенской и других летописях. Текст этот, очевидно, представляет собой не случайные приписки к своду 1479 г., как думали М. Н. Тихомиров и Л. В. Черепнин, а продолжение великокняжеского летописания до 90-х гг. XV века. Об официальном характере этого летописания свидетельствуют известия о присоединении Твери в 1485 г., о взятии Казани в 1487 г., о столкновениях Ивана III с братьями. Следующим этапом за редакцией великокняжеского летописания первой половины 90-х гг. была редакция 2-й пол. 90-х гг., отразившаяся в Симеоновской летописи и Мазуринском виде Сокращенного свода.

В своих заключительных известиях (с 1472 по 1492 год) Московский летописный свод почти современен описываемым в нем событиям, что важно не только с исторической, но и с лингвистической точки зрения.

Таким образом, для исследования были выбраны летописные памятники, культурная ценность которых не подлежит сомнениюсоздание этих памятников относится к разному времени, что позволяет при относительном жанровом единстве текстов охватить динамику развития местоимений в период с конца XIII по конец XV вв.

4. Методы и методики исследования.

Современное научное мышление характеризуется глубоким осознанием принципа всеобщей взаимосвязи явлений, системного устройства объектов исследования, перенесением внимания исследователя с субстанции на структуру, на отношения материальных сущностей. В языкознании это особенно ярко выражается в оформлении идеи лингвистического времени. М. М. Маковский в методологическом плане исследования истории языка предложил разграничивать два аспекта лингвистической темпоральности: 1) время в языке и 2) язык во времени, т. е. исследование способов передачи временного содержания, с одной стороны, и изучение истории языка, языковой эволюции — с другой14. Язык, таким образом, рассматривается как уникальная система, обладающая свойствами отражения астрономического времени, а само время — как внешний фактор по отношению к языку. Однако задача исследователя состоит в том, чтобы определить сущность лингвистического времени как внутреннего фактора развития языка.

Лингвистическое время, отражающее специфику хронологической структуры языка, весьма специфично. Под хронологической структурой следует понимать отношение одновременности и последовательности в том или ином лингвистическом объекте.

14 Маковский M.M. Понятие лингвистического времени//Иностранный язык в школе — 1976, № 6.

Одна из важнейших функций лингвистического временипреемственность развития, которая проявляется в тенденции сохранения унаследованных морфем, формообразовательных моделей, синтаксических конструкций и т. д., в непременном сохранении результатов предшествующих процессов. При этом лингвистическое время может служить и мерой устойчивости объекта. Давно замечена неравномерность развития отдельных подсистем и частей целостной системы языка: течение времени замедляется в устойчивом объекте. В нашем исследовании мы имеем дело с частным проявлением отдельных подсистем языка: объектом изучения служат русские летописи, представленные текстами XIII, XIV, XV вв.

Связь временных параметров с элементами и блоками эволюционирующей системы позволяет выявить системный подход, неотъемлемой чертой которого является представление о собственном специфическом времени системы. Выявление абсолютной хронологии, I датировка лингвистического явления путем выяснения его места на шкале астрономического календаря сами по себе ничего не говорят о связи данного явления с другими, о причинах и следствиях данного процесса. На выявление хронологической иерархии, связи и взаимообусловленности процессов и явлений в системе языка направлена хронология относительная. Она базируется на принципах системно-исторического подхода к явлениям языка, основа которого — анализ места данного явления в языковой системе.

Основываясь на общенаучных принципах развития, причинности, детерминизма и всеобщей связи, системный подход к истории языка включает в себя анализ пространственно-временных характеристик эволюционирующей системы и ее элементов и позволяет реконструировать последовательные смены состояний данной языковой системы во времени.

Для достижения поставленной цели в работе были использованы следующие лингвистические методы и частные методики изучения языковых элементов:

1) Описательный метод, подразумевающий качественный анализ и систематизацию языковых элементов. Он требует понимания и теоретического истолкования фактов, поэтому в работе использовались методики наблюдения, описания и сопоставления, реализующиеся в нахождении и письменной фиксации местоимений в летописных текстах XIII—XV вв. (Новгородской I летописи старшего извода, Лаврентьевской летописи, Московского летописного свода конца XV века), а также в определении сходства и различий между ними.

Изучение истории языка методом синхронных срезов предполагает анализ соответствий между двумя или несколькими синхронными состояниями языка, которые предварительно описываются. На основании сопоставления делается вывод о том, что изменилось, что осталось без изменения, и реконструируется вероятный путь трансформаций каждого отдельного элемента. Однако такого рода подход носит «плоскостной характер», он принципиально статичен и подпадает под диалектическое противоречие дискретного и неразрывного (апорий «летящая стрела» Зенона Элейского).

Снять это противоречие призвана диахроническая лингвистика, сосредотачивающая внимание на том, что происходит между синхронными срезами. Диахроническая концепция нацелена на выявление связи, взаимосвязи и взаимообусловленности элементов развивающейся во времени системы, то есть включает в себя принцип причинности как часть принципа всеобщей связи явлений в рамках определенного пространственно-временного континуума.

2) Количественный метод, основанный на том, что элементы языковой структуры имеют «количественную характеристику». Таким образом, данный метод направлен на познание количественной стороны языка и речи, количественных закономерностей, связанных с функционированием и развитием языковой структуры. С этим методом непосредственно соотносится статистическая методика, опирающаяся на идеи теории вероятностей и математической статистики.

Возможность (и даже в ряде случаев необходимость) применения математических методов в лингвистических исследованиях обоснована достаточно давно.

1. Применение математического аппарата в исследованиях, касающихся истории языка, оказывается возможным в силу природы и свойств самого языка. Количественные признаки проявляются в языке и речи на всех уровнях. Текст (речь) представляет собой последовательность, линейную цепочку дискретных (отграниченных друг от друга) символов (фонем, слов и т. д.). Каждый из символов встречается в тексте с определенной частотой и обладает способностями сочетаться с другими символами. Все это позволяет применять к лингвистическим единицам теорию вероятностей и математическую статистику.

2. Вторым основанием является «внутренняя зависимость, существующая между качественными и количественными характеристиками языковой структуры"15. Количественные показатели на одном уровне языка напрямую соотносятся с качественными особенностями другого уровня. Например, количество фонем в языке влияет на качество морфем и слов, количественные характеристики, связанные с морфологией, — на качество синтаксических явлений.

3. Частоты языковых элементов подчиняются действию статистических законов. Развитие грамматического строя происходит на основе внутренних законов, которые действуют объективно. Законы эти не императивны, действуют не жестко, а носят вероятностный характер. Вероятностно-статистические законы, их действие и функционирование в развитии языка проявляется в виде статистических закономерностей.

15 Б. Н. Головин Язык и статистика. — М., 1971, с. 13.

Проникновение математических методов в лингвистику обусловлено двумя причинами.

Во-первых, развитие языковедческой теории и практики требует введения все более точных и объективных методов для анализа языка и текста"16.

Во-вторых, язык математики обладает «высокой степенью общности и универсальности для различных отраслей знаний"17.

Наиболее продуктивным и перспективным оказывается сочетание традиционных методов языкознания с математическими приемами фиксации, систематизации и обобщения лингвистического материала.

Применение математических методов в языкознании имеет своей целью заменить обычно диффузную, интуитивно сформулированную и не имеющую полного решения лингвистическую задачу одной или несколькими более простыми, логически сформулированными и.

18 имеющими алгоритмическое решение математическими задачами" .

Для реализации данной методики был использован следующий / t прием:

• Была проведена первичная статистическая обработка текста: а) все случаи употребления анализируемых форм местоимений в исследуемом летописном тексте (п) были приняты за генеральную лингвистическую совокупность: «Если статистическая совокупность объединяет все однородные лингвистические объекты, обладающие данным качественным. признаком (признаками), то такую совокупность называют.

— 19 генеральной лингвистическои совокупностью". б) в генеральной совокупности была выявлена частота проявления того или иного языкового элемента (т). Проводилось сплошное обследование генеральной совокупности, так как она представлена конечным числом.

16 Пиотровский Р. Г., Бектаев К. Б., Пиотровская А. А. Математическая лингвистика. -М., 1977, с. 5.

17 Пиотровский Р. Г., Бектаев К. Б., Пиотровская А. А. Математическая лингвистика. — М., 1977, с. 5.

18 Пиотровский Р. Г., Бектаев К. Б., Пиотровская А. А. Математическая лингвистика. — М., 1977, с. 7.

19 Математическая лингвистика, с. 220. элементов, а также в связи с необходимостью «учесть все употребления интересующих нас языковых объектов"20.

• Была вычислена относительная частота (частость) языкового элемента.

9 1 п).

• Была рассчитана предельная ошибка определения истинной вероятности (Lp — 2Jр{ 1 — р) у/ п)22, где 2 — усредненное значение табличного коэффициента (t), обеспечивающее 92-процентную надежность показаний формулы23.

• Был определен доверительный интервал (p±Lp)24, который был принят за частотную норму в речи. Подобный переход возможен, если принять тезис о том, что «речевая норма использования элемента (единицы) языкового строя. складывается из качества, размеров функциональной нагрузки и частоты использования соответствующего языкового элемента (единицы, средства)"25.

• Сравнение частотностей языковых элементов производилось путем > наложения доверительных интервалов. Расхождение частот считалось существенным (неслучайным, показательным, системным), если доверительные интервалы не перекрывались. При перекрывании доверительных интервалов расхождение признавалось несущественным, то есть отражающим одну употребительность языковых единиц.

Использование математических методов при «систематизации,.

Л/" измерении и обобщении лингвистического материала" продуктивно дополняет традиционную качественную интерпретацию результатов исследования.

20 Математическая лингвистика, с. 220.

21 Там же, с. 119.

22 Там же, с. 217.

23 Головин Б. Н. Язык и статистика. — М., 1971, с.26−27.

24 Там же, с. 28.

25 Русинов Н. Д. Из чего складывается и как действует речевая норма//Функционирование языка и норма. -Горький, 1986, с. 34.

26 Пиотровский Р. Г., Бектаев К. Б., Пиотровская А. А. Математическая лингвистика. — М., 1977, с. 5.

5. Положения, выносимые на защиту.

1) Местоимения в Новгородской I летописи старшего извода по Синодальному списку, Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку 1377 года и Московском летописном своде конца XV века по Уваровскому списку представлены одинаковым составом лексико-грамматических разрядов, который включает личные, возвратное, указательно-личное, указательные, определительные, притяжательные, вопросительные, относительные, вопросительно-относительные, отрицательные, неопределенные местоимения.

2) В летописной литературе XIII—XV вв.еков местоимение представляет собой динамично развивающийся класс слов, характеризующийся перестройкой лексико-грамматических значений и грамматических категорий отдельных разрядов.

3) Количественные показатели употребительности форм местоимений в летописях имеют единый общерусский характер, что свидетельствует о тенденции к появлению устойчивой речевой нормы.

4) Изменение количественной характеристики (частотности) использования грамматических форм местоимений в речи отражает качественные преобразования в системе языка.

Теоретическая значимость диссертации. Результаты исследования важны для разработки теоретических проблем исторической морфологии, для определения статуса местоименных слов в разные периоды существования языка. Фактический материал, полученный в ходе исследования, может послужить эмпирической базой для изучения истории местоименных слов, а также генезиса летописных памятников.

Практическая значимость работы. Сведения по составу и функционированию местоимений в летописях XIII—XV вв. могут быть использованы в качестве иллюстративного материала в курсах «Историческая грамматика русского языка», «История русского литературного языка», а также при организации элективных курсов по истории русского языка. Оформленные в виде таблиц количественные данные могут служить справочными материалами к курсу истории русской морфологии.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования были представлены в докладах на конференциях: «Проблемы языковой картины мира на современном этапе» (Международная научная конференция молодых ученых) 2005, 2006, 2007, 2008, 2009гг.- XII Нижегородская сессия молодых ученых. Гуманитарные науки (2007г.) — XIII Нижегородская сессия молодых ученых. Гуманитарные науки (2008г.) — очное участие;

По теме диссертации опубликовано 16 работ.

3. Выводы, касающиеся неличных местоимений.

Исследование летописных текстов XIII—XV вв. показывает, что в кругу неличных местоимений они обладают значительной близостью как по количественным, статистическим характеристикам, так и по особенностям функционирования выявленных лексико-грамматических разрядов: а) в рассмотренных летописных памятниках были выявлены неличные местоимения одинаковых семантических разрядов (указательно-личные, указательные, определительные, притяжательные склоняемые, притяжательные несклоняемые, вопросительно-относительные, вопросительные, относительные, отрицательные, неопределенные), однако наполняемость некоторых из данных разрядов оказалась различной в разных летописях. Так, семантические группы определительных, относительных, неопределенных, отрицательных местоимений становятся разнообразнее по-мере приближения к современности за счет увеличения количества основ внутри разрядаб) материал всех трех летописных источников показывает, что неличные местоимения указательного, определительного и притяжательного разрядов могли в тексте субстантивироваться. Обращает на себя внимание усиление этой тенденции с течением времени. Особенно ярко это прослеживается на примере притяжательных местоимений: если в Новгородской I летописи выявлено 2 субстантивированные формы, В Суздальской летописи — около десяти, то в Московском летописном своде конца XV века — это уже многочисленные примеры с разнообразной семантикойв) категория рода представлена во всех летописных текстах формами мужского, женского и среднего родов. Количественная характеристика этих групп оказывается весьма схожей для исследованных источников. Так, наиболее употребительным оказался мужской род (частотность его использования в текстах составила 0,583±0,021- 0,517±0,020 и 0,683±0,007 при упоминании памятников в хронологической последовательности). Формы женского и среднего рода в Суздальской летописи оказались равноупотребительными (0,231 ±0,017 у женского и 0,252±0,017 у среднего рода), в Новгородской же I летописи и Московском летописном своде средний род оказался более активным, чем женский. Его частотность составила 0,249 ±0,018 и 0,184 ±0,006 соответственно по сравнению с 0,168 ± 0,016 и 0,133 ± 0,005 форм женского родаг) статистическая картина, определяющая функционирование форм числа неличных местоимений, также выявляет несомненное сходство между исследованными памятниками. Формы ед.ч. по употребительности значительно превосходят мн.ч. и дв.ч. Частотность форм ед.ч. составила 0,624 ±0,019- 0,694 ±0,017 и 0,695 ±0,007 при перечислении памятников в хронологической последовательности. Употребительность мн.ч. составила 0,363 ±0,019- 0,287 ±0,017 и 0,277 ±0,007. Формы дв.ч. во всех исследованных памятниках можно охарактеризовать как низкочастотныед) анализ частотного распределения падежных форм неличных местоимений показывает, что наиболее активными во всех рассмотренных летописных памятниках являются формы В.п. и И.п.

Исследование неличных местоимений позволяет выявить специфику их количественного распределения по семантическим группам в разных памятниках. В Новгородской I летописи наиболее активно функционируют указательные (их частотность составила 0,269 ± 0,017 от форм всех неличных местоимений), указательно-личные (0,239 ±0,017) и притяжательные (0,212 ± 0,016) местоимения. В Лаврентьевской летописи наиболее частотными оказываются указательно-личные (0,297 ± 0,014), притяжательные (0,288±0,013) и указательные (0,213± 0,012) местоимения. В Московском летописном своде это также указательно-личные (0,3 62 ±0,007), притяжательные (0,267 ± 0,007) и указательные (0,199 ± 0,006) местоимения.

Стабильно малочисленными во всех трех текстах оказываются неопределенные местоимения (0,000 ± 0,0013- 0,004 ±0,002- 0,003 ±0,001 соответствено).

Сопоставление данных изучаемых летописей позволяет проследить динамику и в процессе формирования подчинительных союзов на базе относительных местоимений. О том, что указанный процесс активно протекает в языке, можно судить по формам относительных местоимений, которые утрачивают согласование с определяемым словом и начинают выполнять только функцию соединения простых предложений в составе сложного.

В целом можно сказать, что системы местоимений всех трех памятников имеют несомненное сходство. Это выражается как в наличии сходных основ, так и в особенностях функционирования местоименных форм. На уровне количественного распределения разрядов и форм местоимений в памятниках можно говорить о формировании единой, общерусской речевой нормы и единой динамике системы местоимений. Специфика в употреблении местоименных форм связана с внутрижанровыми различиями отдельных частей летописей, включающих разнородный по содержанию и способам выражения материал.

3 Реальная частотность — 0,0004 ± 0,0007.

Заключение

.

Исследование и сопоставление Новгородской I летописи по Синодальному списку, Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку 1377 года и Московского летописного свода конца XV века по Уваровскому списку позволяет сделать следующие выводы: