Анализ книги Р. Бенедикта «Хризантема и меч»
Японцы привыкли жить в строгой иерархии, которая четко регламентировала возможности каждого человека, избавляя его от «страха неизвестности». Человеку, живущему в такой культуры неведомы терзания относительно своего права совершать тот или иной поступок, ведь выбор за него совершает иерархия — остается только иметь достаточную силу духа, чтобы этот выбор принять и осуществить свой долг. Сам долг… Читать ещё >
Анализ книги Р. Бенедикта «Хризантема и меч» (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
http://
Рецензия Анализ книги Р. Бенедикта «Хризантема и меч»
«Хризантема и меч» — книга американского антрополога Рут Бенедикт, посвященная исследованию Японии, японской культуры и ее исторического развития. Произведение создавалось в годы второй мировой войны автором, чей народ находился с народом, исследуемым в состоянии войны, что неизбежно повлияло на его содержание: японцы рассматриваются в книге не только как объект исследования науки, но и как стратегический противник.
Сама Рут Бенедикт говорила, что одной из целей исследования была необходимость «найти ответы на многие вопросы о нашем враге — Японии». Американцы на Тихоокеанском театре военных действий столкнулись с хорошо обученной и вооруженной нацией, кардинально отличающейся своим менталитетом. Для победы над таким врагом нужно было принимать в расчет отличные от западных обыкновения в поведении и мышлении — «понимать противника».
Однако не стоит забывать и о научно-популярной стороне вопроса, ведь, не смотря на первоначальную цель исследования, книга «Хризантема и меч» дает сжатый экскурс в историю Японии, акцентированный на важнейших моментах формирования народного характера, а также дает читателю представление о традициях, взгляде на жизнь и общем этикете японцев.
Отдельно остановиться стоит на том, что исследовательская работа проводилась в уникальных условиях: из-за ведения боевых действий, у антрополога не было доступа к одному из важнейших методов изучения — полевому исследованию. «Выяснение того, что представляют собой японцы» Бенедикт проводила путем использования «всех технических возможностей» культурной антропологии того времени: от интервьюирования проживающих в США японцев до просмотра пропагандистских военных фильмов.
Исследование Бенедикт начинает с фиксации предельной степени непохожести японцев на любой европейский народ. Неоправданная жестокость к противнику и самим себе, неподчинение стандартным правилам ведения войны и своеобразное представление о воинском долге — все это дает обычному человеку повод навесить на странный народ ярлык «нелюдей», которые неспособны на человеческий диалог и не заслуживают никакой пощады. Задача антрополога в таком случае — изучить культуру с точки зрения ее самой, «вытащить наружу» очевидные для ее представителей взаимосвязи и правила, сделать их доступными для понимания сторонним наблюдателем. Бенедикт утверждает, что все культуры равноправны, и среди них нет и не может быть какого-то абсолютного идеала, с которым стоит сравнивать все основные.
Одним из ключевых моментов для понимания в «Хризантеме и мече» автор называет «концепцию подобающего» места. Японская культура имеет глубоко иерархический характер, вокруг которого строится вся социальная, экономическая и политическая система страны. Однако японцы имеет отличное от европейское представления о иерархии: человек должен не просто продвигаться по иерархической лестнице, он должен заслуживать право на это. Этой же концепцией объясняется военный курс Японии в первой половине 20-ого века — японцы видели себя теми, кто способен принести порядок в мировую иерархию стран так, чтобы каждая из них «заняла подобающее место», принадлежащее ей по праву. Этим же объясняется то, что японцы «были искренне удивленны», когда остальные страны отказались принимать такой порядок и начали оказывать сопротивление.
Японцы привыкли жить в строгой иерархии, которая четко регламентировала возможности каждого человека, избавляя его от «страха неизвестности». Человеку, живущему в такой культуры неведомы терзания относительно своего права совершать тот или иной поступок, ведь выбор за него совершает иерархия — остается только иметь достаточную силу духа, чтобы этот выбор принять и осуществить свой долг. Сам долг в понимании японцев имеет свою сложную структуру: есть долг перед семьей, перед родиной, Императором и даже случайным человеком, сделавшим одолжение. Воспитание исполнительности и верности долгу является одним из основополагающих процессов в системе взросления в японских семьях, поэтому большинство японцев не спешат брать на себя лишние обязательства, при этом строго соблюдая уже имеющиеся.
Понятие абсолютного долга, или «гири», Бенедикт объясняет на примере аналогии с американской финансовой системой: «гири» перед обществом похоже на отношение американцев к финансовым обязательствам — их необязательно выполнять с готовностью и рвением, но выполнять их нужно. В противном случае человек становится несостоятельным и в глазах общества, и в собственных. В Америке он заявляет о своей неспособности выполнить обязательства (объявляет себя банкротом), а в Японии — совершает самоубийство, не признавая себя как достойного члена общества.
Концепция «гири», рассматриваемая американскими военными только в рамках тезиса «умереть за страну и Императора», на самом деле имела множество других аспектов, объясняющих, на первый взгляд, странное и непонятное поведение японцев (например, их готовность сотрудничать с бывшими врагами). В глазах японца важнее были не собственные идеалы и идеи, за которые стоит умереть, а сохранение достоинства в глазах мира.
Другим важным аспектом исследований Бенедикт было изучение отношения к чувствам и физическим потребностям в японской культуре. Японцы признают важную роль, которую играет человеческое тело в жизни, и поэтому относятся к телесным удовольствиям внимательно и разумно, культивируя их, и (что больше всего удивляло европейцев) научаясь им, возводя в ранг искусства. При этом японец не должен позволять удовольствиям покидать пределы «подобающего места», а при необходимости — полностью приносить их в жертву долгу. Отказ от удовольствий и даже страдания — есть ничто иное, как свидетельство выполнения долга, поэтому истории о несчастной любви с трагическим финалом являются обычными в японском искусстве. Японской философии чуждо понятие «добра и зла», а потому благо заключается в гармонии между различными сферами жизни, каждая из которых подчинена одному общему основополагающему принципу, «делу жизни».
В исследовании американский антрополог особое внимание обращает на совершенно отличную от европейской организацию морального сознания. У японцев отсутствует абсолютный моральный закон, на который ориентируется общество. Жизнь человека и дозволенность его поступков определяется их отношением к нескольким сравнительно независимым кругам жизни. Каждый из них имеет свои правила и диктует определенную линию поведение человека, а умение балансировать между этими кругами, не нарушая их правил, и составляет японский аналог «морального поведения». Между тем, японцам свойственна черта, которую европейцы ошибочно воспринимают как беспринципность: быстрая смена линий поведения, которая происходит из-за смены кругов. Оборотной стороной такой «мобильности» является возможный конфликт кругов, когда требования одного нарушают требования другого. В таком случае японцу нужно или строить иерархию кругов и на основе нее выделять приоритетные задачи, или вовсе отказаться от тяжелого выбора: «В ситуации «илиили» без колебаний выбирай смерть"(Хагакурэ).
Следующий момент характеристики японской культуры, на который обращает внимание автор — детство, так как понять взрослого японца намного легче, если посмотреть на условия, в которых формировался его характер. Для европейской культуры характерно жесткое упорядочение жизни ребенка — от распорядка дня до всевозможных запретов и предостережений. Взрослея, человек получает всё большую свободу действия и самостоятельность и лишь к глубокой старости вновь самоустраняется от управления жизнью, доверяя ее молодым. В японской культуре процесс происходит с точностью наоборот: ребенок пользуется максимальной свободой в детстве, а взрослея, приобретает все больший груз ответственности и социальных ожиданий, к старости вновь возвращаясь к свободе действий, даруемой «отсутствием стыда». Такой путь становления личности объясняет японский феномен ревностного следования долгу, и почти детскую непосредственность, которую японцы проявляют в некоторых «зонах свободы».
Итогом проведенного анализа японской культуры стало выдвинутое Бенедикт деление культур на «культуры вины» и «культуры стыда». Культуры вины в своей основе стремятся к следованию абсолютной морали, воспитанию в человеке чувства собственной неправоты. Осознавать ее и признавать свою вину — нравственный идеал для таких культур. В противоположность этому, культуры стыда воспитывают нравственную ориентацию на общественное осуждение и отношение к поступку других людей.
Таким образом, главной мотивацией этих культур является внешнее благополучие — нет нужды чувствовать вину из-за плохого поступка, если о нем никто не знает. Но в случае, если о нем станет известно — признание своей вины и благородный мотив совершения никак не помогут избежать осуждения. Добрый человек, по мнению японцев, — это бесконечно осмотрительный и успешный в глазах других член общества, не допускающий преуменьшения своих заслуг.
Ценность любого антропологического исследования, на мой взгляд, определяется тем, насколько оно приближает стороннего человека к культуре исследуемого народа.
Работа Рут Бенедикт дает ответы на многие вопросы о японском народе, об историческом складе его менталитета и о том, как следует воспринимать те или иные проявления их национального характера. Исследование, которое в 50-ые годы помогло наладить диалог между Японией и остальным миром просто не может быть забыто и отложено на полку, так как оно и по сей день является одним из лучших «гидов» по японской культуре.
японский культура антрополог