Постановка проблемы. Общеизвестен факт, что процессы в обществе носят циклический характер и определяются множеством факторов — как материальных так и духовных. Один из важнейших факторов, непосредственно ответственный за состояние и темпы развития современного общества — статус и привлекательность идеологических ориентиров, способных придать движению социального организма не только осознанный, но и строго поступательный характер. Идеология, цементировавшая достаточно длительно исторический период советское общество, была преимущественно тоталитарной, предполагающей доминанту и первенство государства над отдельной личностью, над ее активностью и стремлением к свободной самореализации. Это обстоятельство в конечном итоге привело к упадку отечественной экономики, глубокой эрозии, казалось бы, незыблемого идеологического фундамента и тотальному кризису, охватившему едва ли не все сферы и социальные институты всего общественного организма, занимавшего обширные пространства бывшего СССР.
Между тем, процессы социального взаимодействия на разных уровнях организации социума, вне зависимости от идеологического контекста их описания и анализа, включают в качестве инвариантной составляющей такую компоненту, как социальное творчество, во многом благодаря которому становится возможной культурная эволюция и адаптация социума к изменившимся внутренним и внешним условиям своего существования. В качестве социального субъекта, реализующего стратегию социального творчества в любом сообществе, как на микро-, так и на макроуровне его описания, может быть выделена специфическая социальная группа, обладающая рядом сущностных особенностей, отличающих ее от других социальных групп прежде всего по составу тех экзистенциальных ценностей, которым она привержена, и функций, которые она выполняет в сообществе. Эта группа немногочисленна и может быть названа в силу своей внутренней интенции и смысло жизненных установок творческим меньшинством.
Благодаря действию социальных механизмов в любом сообществе и в любой исторический период реализуется постоянное, от поколения к поколению, воспроизводство как самого творческого меньшинства, так и тех социальных институтов, которые в большей или меньшей степени обеспечивают как внешнее оправдание, так и самореализацию творческого меньшинства в соответствии с его базовыми экзистенциальными смыслами и ценностями. К последним могут быть отнесены такие параметры, как стремление к пониманию происходящего и рефлексивное отношение к социальным изменениям, креативность, автономия, свобода, личное достоинство, аутентичность, социальная аттрактивность.
Даже поверхностный взгляд на историю культуры позволяет вскрыть весьма ярко выраженное многообразие исторических форм институциализации бытия творческого меньшинства, интеллектуальной элиты и, соответственно, идеальных представлений о наиболее эффективных ее формах. Институциональный порядок сам по себе всегда создавался творческими усилиями интеллектуальной и культурной элиты общества и сохранялся как особая ценность, способная в существенной мере определить креативность этой социальной группы. В различных его проявлениях он, безусловно, входит в сокровищницу единой культуры человечества. Так, в качестве одного из проявлений институционализации бытия творческого меньшинства можно рассматривать институциализацию науки и, в частности, возникновение мирового научного и информационного сообщества, своего рода интернационала ученых". Как писал В. И. Вернадский: «В истории философии и науки, особенно в эпоху Возрождения и в начале Нового времени, когда латинский язык был ученым языком вне стран и национальностей, реальный, но неоформленный интернационал ученых сыграл огромную роль и имел глубокие корни в средневековом единстве реального, но неоформленного векового интернационала философов и ученых.. Сознание его необходимости проникает все глубже, и это течение идет в унисон с созданием ноосферы как цели.» [Вернадский, 1988, с. 51].
Можно предположить, что рост научного знания рассматривается В. И. Вернадским в качестве ведущего фактора, ответственного за формирование ноосферы на нашей планете. Ученый полагал, что «сознание необходимости искания научного понимания окружающего, как особого дела жизни мыслящей личности, независимо возникло в Средиземноморье, Индии и Китае. Судьба этих зарождений была разная. Из эллинской науки развилась единая современная научная мысль человечества, которая прошла периоды застоя, но в конечном итоге развилась до мировой науки XX столетия». [Вернадский, 1988, с. 55].
В этом процессе становления науки особое значение, по мнению Вернадского, имеет фактор институционализации. «Далеко не всегда, -писал по этому поводу ученый, -человеческая личность даже в наше время организованности науки, выступает как творец научной идеи и научного познания. Без одновременно существующих научной организации и научной среды (выделено нами — Э.Н.) эта всегда существующая форма научной работы человечества, стихийно бессознательная, исчезает и забывается в значительной степени как это бывало в случае Средиземноморской цивилизации, в течение долгих столетий в христианизированной Римской империи, в персидских, арабских, берберских, германских, славянских, кельтских сообществах Западной Европы в связи с государственным распадением в них создавшихся государственных образований в IV—XII вв., частью позже. Наука в ходе времени теряет свои достижения и вновь стихийно к ним приходит». [Вернадский, 1988, с. 55].
Учитывая генетическое родство исторически различных форм институциализации научного сообщества, вытекающее из единства и преемственности духовной культуры, особый интерес представляют реальные модели и идеальные представления об университете как средоточии культуры, науки и образования, выступающим своего рода катализатором общественных процессов как в масштабах конкретного региона, так и всего социума.
Что касается феномена университета, то он может рассматриваться как хотя и относительно молодой социальный институт, выросший из предшествовавших ему форм в ходе исторического их развития, взаимопроникновения и трансформации, но все же институт достаточно зрелый и вовсе не исчерпавший до конца потенциала своего развития. Провозвестниками университета как особого социального института были в свое время жреческие касты, древние тайные общества как носители эзотерического знания [Шустер, 1996], древнегреческие философские школы времен Пифагора [Шюре, 1914], Академия Платона и Ликей Аристотеля [Лосев А.Ф., Тахо-Годи A.A., 1993], а, позднее, многочисленные школы, возникшие в период позднего эллинизма (I-IV вв. н. э.) [Лосев А.Ф., 1979, 1988], равно как и средневековые монашеские ордены и монастыри со своими библиотеками и традициями толкования и комментирования священных текстов.
Уже этот весьма краткий экскурс дает основания утверждать с достаточной определенностью, что строй и порядок жизни творческого меньшинства в любой общественной системе содержит как инвариантные характеристики, вытекающие из особенностей творческой природы человека, так и черты, определяемые историческими условиями его создания и эволюции. С этих же позиций могут рассматриваться и различные концептуализации идеи университета, которые представляют собой результат рефлексивной деятельности представителей творческой элиты по поводу наиболее значимых условий ее существования, воспроизводства и развития в социуме.
Любой социальный институт есть творение человека, которое увеличивает его мощь и возможности. Однако другой стороной процесса институциализации является своего рода дегуманизация данного общественного образования. То обстоятельство, что порожденный человеком институт предстает перед социумом в качестве внешней реальности, зачастую чуждой и непонятной, играет роль бездушного механизма, требующего безусловного подчинения себе, выводит нас на проблематику соотношения институционального и внеинституционального в становлении того или иного социального института. Именно такой аспект предполагает анализ любого акта социального действия и его последствий с точки зрения их социальной значимости и эффективности.
Все выше сказанное позволяет очертить основные проблемы, определившие направление дальнейшего анализа:
1) Какими были ранее и какими должны быть сейчас те институциональные основы, благодаря которым, с одной стороны, возникают гарантии реализации творческих потенций человека и обеспечивается тем самым непрерывность культурного процесса, а с другой — находится адекватное конкретно-исторической ситуации внешнее оправдание специфической деятельности творческого меньшинства, лишь в отдаленной и неочевидной для большинства перспективе связанной с интересами отдельных социальных групп и всего общества в целом?
2) Где находятся и чем определяются разумные пределы институционализации? В иной формулировке это вопрос о так называемой «плотности» институционального порядка. [Бергер и Лукман, 1995, с.131].
3) Как было задано ранее и как может быть задано ныне взаимодействие институциональных и внеинституциональных условий деятельности творческого меньшинства, исключающее ситуации, в которых строй и порядок социального института начинает противоречить творческой природе человека, ставя тем самым под угрозу самое способность всего человеческого сообщества адекватно реагировать на очередной социальный вызов?
Нам представляется, что указанные вопросы могут ставиться при рассмотрении любого социального института. Однако в нашем случае они являются особо важными именно потому, что объект нашего анализа — Университет как уникальный социальный институт в ряду других институциональных форм бытия интеллектуальной элиты, -выделен по своей природе как источник феноменальной целостности культуры и «живое зеркало Вселенной» (Гегель). Благодаря этому обстоятельству в фокусе рассмотрения заявленной проблемы так или иначе оказываются и вопросы о природе цивилизации и культуры, социальной ценности науки и образования, смысле и призвании человека, пределах его свободы в обществе и ответственности перед ним, возможных причинах его отчуждения, условиях его автономии и творчества.
Как писал Гельвеций, «всякая значительная реформа в духовном воспитании предполагает реформу в законах и форме правления». [Гельвеций, 1974, с. 530]. Именно поэтому следует ожидать, что характер ответов на поставленные выше вопросы менялся от эпохи к эпохе, вытекал из тенденций общественного развития, будучи тесно связанным с формами политического устройства, а также с представлениями о пределах свободы и достоинстве человека. В этом плане не составляет исключения и новейшее время. Именно поэтому оправдан интерес к историческим формам институциализации деятельности интеллектуальной элиты, прежде всего, в аспекте отношений интеллектуальной и правящей элиты, а также в соотнесении с процессом философского осмысления понятия свободы, которое, на наш взгляд, выступает в качестве стержневого концепта при рассмотрении университета как уникального социального института, позволяющего пролить свет на существо этой уникальности.
Актуальность проблемы. Актуальность проблемы соотношения институционального и внеинституционального в рамках университета как особого социального института задается прежде всего особенностями современной социально-политической ситуации в России, которая может быть охарактеризована как ситуация долговременного структурного и духовного кризиса. Динамика нынешнего российского общества может интерпретироваться как тотальная деинституциализация, точнее как переход из фазы, в которой институционализация являлась полной, в фазу, в которой прежние механизмы разрушены, либо сохранились лишь локально и в редуцированном виде.
Первая фаза может быть описана как такое состояние общества, в котором все проблемы — общие, решения этих проблем социально объективированы, социальные действия регламентированы и дегу-манизированы, повседневная жизнь представляет собой непрерывное исполнение сложного стилизованного ритуала, все социальные роли расписаны, но не вполне легитимированы. Большая же часть этой живой и внеинституциональной активности рассматривается как нечто девиантное, социально отторгается или осуждается.
Вторая фаза есть фаза кризиса, в которой по необходимости существует только одна общая проблема, а именно «проблема выживания», объединяющая каждую из сегментированных на подгруппы страт прежней общности «советский народ». В этих условиях локально и заново институциализируются и легитимируются (в каждом конкретном случае специфическим образом и с весьма большим разнообразием — от криминализации до сакрализации) лишь те действия, которые связаны с этой проблемой.
Время кризиса всегда есть время поиска стратегии социального творчества. В этой, весьма специфической и непростой ситуации, вопрос о исторических формах, закономерностях и возможных направлениях модернизации социальных институтов и университета как центра и гаранта культуры, науки и образования, в частности, приобретает особую актуальность. Перспективы вхождения в информационное общество придают дополнительные основания для рассмотрения высшего образования и феномена университета как краеугольных составляющих общественного прогресса.
В контексте вышеизложенного возникает ряд вопросов: какой остаточной «плотностью» институциализации отличается российский университет в настоящее время? Каковыми могут быть позитивные и негативные последствия сохранения прежнего институционального порядка? Насколько сильны и оправданы консервативные тенденции?
Появляются ли и при каких условиях могут возникнуть в рамках этого социального института иные типы интеграции и формы образования? Но для того, чтобы подойти к ответам на эти вопросы, важно получить ответ на два вопроса: где лежат истоки сохранившихся институциональных форм и каков потенциал их модернизации?
Актуальность заданной выше общей проблемы определяется еще и тем, что в литературе, посвященной состоянию университетского образования в России, как это справедливо отмечается в литературе [См., к примеру: Сабурова JI.A., 1996, с. 45], неоправданно широко представлено довольно упрощенное мнение о функциональных характеристиках университета как социального института, что ведет к целому ряду управленческих иллюзий и — как следствие — формированию научной и образовательной политики, построенной на этих иллюзиях.
Специфика современной ситуации заключается еще и в том, что ныне качественно меняются не только политические институты и формы правления, но и сама степень и механизмы интеграции науки, равно как и ее методологические основания. Все в большей степени осознается междисциплинарность тем (в смысле Дж. Холтона), исследуемых в различных областях науки. Неожиданно выявляется удивительное постоянство их воспроизведения в науке, констатируется глубокое тематическое единство как естественнонаучного, так и гуманитарного знания [Холтон Дж., 1981]. Признается многообразие, культурная значимость и рациональная самоценность многогранного феномена вненаучного знания [Заблуждающийся разум, 1990]. Обсуждается как свершившийся факт смещение и сближение современных культур Запада и Востока, Севера и Юга [Библер B.C., 1990]. И, наконец, формируется глобальное виртуальное сообщество в рамках современных информационных технологий и сети Internet. Вместе с тем все вышеперечисленные обстоятельства сопрягаются с неизвестными доселе угрозами, вытекающими из глобальной интеграции экономических и социально-политических процессов [Печчеи А., 1990].
Все названные факторы, конечно, не могут не оказать своего влияния на реализацию идеи современного университета, прежде всего в плане выявления соотношения между глобальными функционалами высшего образования — обучения — и исследования, жесткости прежней образовательной парадигмы, возможностей ее трансформации в структуру более адекватную уровню развития и степени интеграции современного знания, поиска принципов реорганизации как самого содержания образования, так и образовательных технологий.
С другой стороны, не является секретом, что проблема сохранения и развития интеллектуального потенциала современного российского общества решается в условиях крайней дестабилизации и упадка государственной поддержки науки, культуры и образования. Несмотря на принятые на самом высоком уровне решения, реальные объемы финансирования науки и образования все же сокращаются [Горюнов И., 1997, с. 8- Тихонов А., 1998, с.4−5], и вряд ли ситуация изменится коренным образом в ближайшей перспективе. Мы твердо убеждены, что обращение к прошлому и настоящему университета с целью углубления представлений о путях становления, традициях и логике его развития [Роуг В., 1991, с. 98] в современной социально-политической ситуации диктуется приоритетами национальной безопасности России, требованиями смены ее образовательной парадигмы в соответствии с прогрессом науки и настоятельной необходимостью выхода страны из кризиса и укрепления ее экономического положения.
Безусловно, ведущиеся в отечественной науке поиски ответа на вопрос о возможных направлениях и формах модернизации университета в России должны опираться не только на анализ истории университета. Результаты изучения внутренних и внешних угроз безопасности страны, прогноз тенденций ее общественного развития в долгосрочной перспективе, анализ общемировых тенденций, императивы развития мирового постиндустриального сообщества, — все это не может не найти своего отражения в концепции адекватной модернизации университета в современной России. В то же время различия социально-политических, экономических, этнических, культурных, экологических и других условий, а также степень продвинутости тех или иных стран на пути прогресса неизбежно сказываются на представлениях о разумных и достаточных пределах и формах институциализации науки, культуры и образования. В этом контексте представляется весьма актуальным изучение опыта построения различных национальных вариантов институционального университетского порядка, что отнюдь не предполагает простого его копирования.
Новизна исследования. Как нам представляется, современная ситуация в силу своей специфики требует целенаправленной разработки целого веера стратегий, направленных на сохранение и укрепление статуса университета как особого социального института. Эта задача, безусловно, должна решаться усилиями всего научного сообщества.
С опорой на науковедческие критерии [Шпигель-Резинг И., 1980, с. 147], которые распространяются и на проблематику посткризисной ре-институционализации науки и культуры в целом, сама систематика, содержательная характеристика и оценка предполагаемой эффективности различных стратегий сохранения статуса университета должны выявляться на основе анализа целого ряда ключевых признаков как чисто формальных, так и содержательных.
В качестве основных формальных признаков можно указать на следующие характеристики:
1) низкую либо высокую степень эксплицитности той или иной стратегии для того или иного потенциального субъекта институциональной инновации;
2) широкую вариативность либо низкую дисперсию исходных теоретических оснований, используемых для прояснения ситуации наличного и желаемого будущего, планируемых акций и мер;
3) характер и степень экспансии представительства предлагаемой стратегии;
4) высокую степень координации либо независимости различных стратегий, которые могут быть предложены научным сообществом.
При разработке темы нашего исследования мы исходим из того, что особой ценностью обладают сегодня стратегии, построенные на основе методологически выверенного и тщательного анализа различных альтернатив, лишенные претензий на глобальную значимость и единственность, предназначенные для реализации в конкретных специфических условиях, опирающиеся на наличные ресурсы, инициируемые и предназначенные для реализации многими субъектами, различающимися по своему статусу и интересам.
Содержательно все возможное множество стратегий сохранения и укрепления статуса университета может характеризоваться исходя из следующих основных признаков: г.
1) Степень внимания, которое уделяется конкретной стратегией внеинституциональным, в частности, когнитивным и личностным, либо институциональным аспектам инновации;
2) Степень ориентации на проблематику внутренних либо внешних отношений университета как автономного института.
3) Характер когнитивной картины образа «Мы», или, иными словами, способ и тип идентификации, который может быть задан внутри конкретного социального института явно неоднозначным образом, и вытекающий из него тот или иной способ внешнего представительства образа университета в глазах общественности и власти, а также ориентация на экспансию институциональных интересов вовне либо, наоборот, изоляцию по отношению к внешнему окружению.
Необходимо подчеркнуть, что специфической особенностью настоящего исследования является выделение на теоретическом уровне субъектного характера культурной эволюции. В частности, предлагаемая в настоящей работе трактовка университета как формы социальности, создаваемой и поддерживаемой в жизнеспособном состоянии именно творческим меньшинством как особой социальной группой, выводит представления о специфике современной ситуации в совершенно иное смысловое поле и задает особые исследовательские задачи. Иначе говоря, проблема заключается даже не в том, как общество должно изменить университетскую науку и образование с учетом новых реалий. Несомненно более важная проблема заключается в осознании наукой и образованием очередной ситуации Вызова, в которой оказалось творческое меньшинство, в которой оказалась наша страна.
Предлагаемая в диссертации трактовка университета как уникального социального института, представляющего собой общественную форму самоопределения научного сообщества в современном обществе, принципиальным образом отличается от механистических интерпретаций университета с бюрократически-рациональной, чисто управленческой точки зрения. В сугубо технократическом варианте модернизации университет рассматривается лишь в качестве обычной функциональной единицы, подобной иным единицам в социальной структуре общества. При этом модернизация осуществляется весьма простым способом, а именно: внеинституциональные, а значит и неконтролируемые обычными средствами компоненты бытия университета обозначаются словами «человеческий фактор» и выносятся «за скобки» в качестве сопутствующего параметра. Поскольку же по своей природе технократ предпочитает работать согласно простой логике подсчета затрат и выгод, прежде всего чисто экономического плана, то задача управления университетом в новой для него ситуации сводится лишь к предложениям университетам «вписаться в рынок», «перейти на самофинансирование», искать варианты «многоканального финансирования» и т. п.
Как справедливо отмечает Л. А. Сабурова [Сабурова, 1996, с. 44], реформирование университета на любом уровне невозможно без теоретического осмысления его социальной роли, социального функционирования и социальной детерминации. «Анализ социального бытия университета, — пишет автор, — имеет тенденцию к рассмотрению лишь институциональных аспектов университетского образования, однако „включенность“ университета в определенный общественный организм не исчерпывается чисто институциональными его характеристиками».
Между тем именно внеинституциональные основы в конечном счете дают реальным институтам запас жизненной силы. «Культура есть сознательное познание, духовная утонченность и убедительность. Культура, возникнув и утвердившись, уже неистребима. Могут быть различные степени и методы ее выявления, но в существе своем она незыблема и прежде всего живет в сердце человеческом. Случайная фраза рассудка может удовлетвориться и механической цивилизацией, тогда как просветленное осознание может дышать лишь в культуре.» [Рерих Н., 1991, с. 12].
Методология исследования. Идея университета как социального института в качестве объекта исследования, будучи сама по себе специфической единицей культуры, требует как меж-, так и мультидисциплинарного подхода, сочетающего в себе идеи и методы самых разнообразных наук. Так, Л. М. Баткин, обсуждая методологические принципы современного культурологического исследования, полагает, что данная научная дисциплина не является четко выделенной областью гуманитарного знания, что обусловливает в качестве необходимого требование особого угла зрения в рассмотрении феноменов культуры. Здесь не обойтись без комплексного (синтезирующего) подхода. Культуролог в поисках порождающей модели интересующего его явления, всегда строящейся вокруг некоего смысла, вынужден в меру сил «выступать попеременно в роли то искусствоведа, то литературоведа, то историка философии, то социального психолога и пр.: ведь „комплексность“, размывая привычные перегородки гуманитарных профессий, никоим образом, однако, не допускает пренебрежения спецификой того или иного культурного языка и синтагматики». [Баткин Л.М., 1985, с. 306].
Данный тезис напрямую связан с идейной схематикой предлагаемого исследования. Его предметом является взаимодействие институциональных и внеинституциональных составляющих в конкретном бытии университетской идеи и это обстоятельно предлагает опору в ходе анализа на обширный материал из таких областей знания, как культурология, герменевтика и семиотика, науковедение, история философии, история гуманитарных и естественных наук, философия образования, философия права, педагогика, психология личности и психология творчества, политология, социология знания, институциональная социология, аксиология.
Кроме того при рассмотрении интересующего нас социального института как «отдельной духовной конфигурации культуры» (Баткин), важно учитывать, согласно мнению Бергера и Лукмана, что «логика свойственна не институтам и их внешней функциональности, но способу рефлексии по их поводу. Иначе говоря, рефлектирующее сознание переносит свойство логики на институциональный порядок» [Бергер П., Лукман Т., 1995, с. 108]. Иными словами, культурные феномены конституируются неким смыслом и реконструировать модель порождения смысла — одна из важнейших исследовательских задач в рамках культурологического подхода. Но с другой стороны, фундаментальным свойством культуры является ее инвариантность. Принятие постулата инвариантности как методологической аксиомы имеет своим следствием установку на выявление неких общих форм и структур в продуктах культуры, несмотря на исторические и национальные различия, любую другую дифференциацию тех или иных конфигураций культуры. «Благодаря инвариантности единицы культуры существуют не как отдельные изолированные продукты культурной деятельности, а как взаимопереводимые семиотические образования. В результате культура предстает как система, обладающая внутренним единством, целостностью, несмотря на внешнюю мозаичность». [Гумеров Ш. А., 1982, с. 389].
Продуктивность базового для данной работы методологического тезиса об универсальной инвариантности структур культуры в настоящий момент опирается на исследовательский материал, накопленный этнологами, искусствоведами, представителями других дисциплин. Особо следует выделить мысль К. Леви-Стросса, который считал источником инвариантности различных культурных феноменов присущие всем людям единые ментальные структуры сознания, находящие свое выражение в результатах социокультурного творчества. [Леви-Стросс К., 1972, с. 43].
При анализе институционального базиса университетской культуры, на наш взгляд, большое теоретическое значение имеют введенные Р. Уитли категории когнитивной и социальной институциализации, которые были применены им первоначально для анализа научных специальностей и областей исследования. [Уитли Р., 1980]. Согласно Уитли, «когнитивная институционализация имеет два главных взаимосвязанных аспекта. Во-первых, она относится к степени взаимопонимания и ясности формулировок, критериям релевантности проблем, определению и приемлемости их решений, а также к используемой логической методике и инструментальной базе. Во-вторых, она определяет деятельность ученого на основе взаимопонимания. В областях сравнительно высокой институционализации можно со значительной степенью точности предсказать, чем будет занят данный ученый, какие модели он будет использовать и какие „идеалы“ объяснения ему будут близки и приняты. Социальная институционализация также имеет две размерности. Во-первых, это степень внутренней организации и определенности границ. Во-вторых, это степень интегрированности в социальных структурах, определяющих „законность“ проблематики и влияющих на распределение ресурсов». [Уитли Р., 1980, с. 222].
Необходимо подчеркнуть, что наше исследование лишь косвенно затрагивает вопросы когнитивной институционализации и концентрируется прежде всего вокруг проблем социальной организации деятельности науки в рамках университета в связи с отношениями господства-подчинения во внешнем его окружении. Поскольку одной из важнейших целевых функций университета является получение нового знания, университет заинтересован в институциональном обеспечении возможностей изменения когнитивных структур. В этой связи важно особо подчеркнуть высказанное Р. Уитли положение: «Различные степени институционализации на разных уровнях могут рассматриваться как критерии восприимчивости по отношению к новому, как уровни защиты от вторжения альтернативных представлений и интерпретаций результатов или от альтернативных типов понимания. Использование представления об институционализации и о ее уровнях позволяет обсуждать различия в скорости распространения определенных типов идей в разных видах когнитивной деятельности». [Уитли Р., 1980, с. 220].
Генетически исходные формы институциализации деятельности творческого меньшинства весьма многообразны. Поэтому возможно и оправдано сочетание анализа этих форм в историческим ракурсе с анализом отдельных репрезентативных (национальных) вариантов институционализации. Однако в рамках настоящей работы рассмотрение всего спектра институциональных вариаций по понятным причинам не представляется возможным. Поэтому оно выстраивается как последовательный анализ ряда избранных репрезентативных случаев с использованием аналога метода критических инцидентов.
Ныне классическим работами, заложившими фундамент современного понимания и исследования феномена университета являются работы В. фон Гумбольдта, Дж. Ньюмена, Х. Ортеги-и-Гассета, М. Вебера, Э. Дюркгейма, С. И. Гессена, К. Д. Кавелина, В. И. Вернадского. Идея университета и ее реализация в России в социальном контексте не может быть осмыслена без обращения к трудам С. М. Соловьева, Н. А. Бердяева, В. С. Библера, К.Поппера.
Особое внимание на феномен университета в отечественной науке последнего времени обращали Бажанов В. А., Н. С. Ладыжец, В. А. Садовничий, И. В. Захаров, Е. С. Ляхович, Л. А. Сабурова. Исторический аспект феномена университета находился в поле зрения А. Е. Иванова, В. С. Иконникова, И. Н. Бороздина, А. В. Васильева, Ю. Г. Татура, Р. Г. Эймонтовой, Г. И. Щетининой и др. Университет советского периода исследовался М. С. Быстрековой, И. С. Дмитриевой, Н. С. Ермолаевой, Н. Ф. Уткиной и др. Работы этих авторов, равно как и труды тех, кто нами не упомянут выше, составляют исходное «эмпирическое» основание данного исследования.
Задачи исследования. 1) Уточнить понимание и статус университета как социального института, выделив в качестве цели такого осмысления те семиотические и праксеологические компоненты идеи университета, которые адекватны реалиям и тенденциям социокультурного развития нынешнего времени (деидеологизация, гуманизация, автономизация, социальная артикуляция личностного начала, возрастание роли неконформности и креативности, возрождение в общественном сознании ценности индивидуального достиженческого комплекса, возрождение аристократизма духа и элитности образования, информационный «космополитизм», рост толерантности, неангажированность, отрицание примитивной партийности, и т. д.). Попытаться на теоретическом уровне выделить стержневой концептуальный слой, необходимый для описания и анализа внеинституциональных детерминант университета как социального института.
2) Проследить в историческом ракурсе некоторые аспекты эволюции идеи университета в аспекте соотношения институционального и внеинституционального, выделить формы институционального порядка, связанные с базовыми ценностями и нормами университетской культуры.
3)Дать анализ влияния социально-политических институтов на характер модификации университетской идеи и ее реальных воплощений в конкретных исторических условиях, попытаться наряду с «инвариантами структуры и формы» определить также и «инварианты динамики» этих воплощений.
Положения, выносимые на защиту. 1) Современный университет, должен рассматриваться как особый социальный институт, обладающий весьма специфическим нормативным институциональным базисом, истоки формирования которого коренятся в тысячелетней истории культуры человечества. Смысловая определенность в понимании институциональных особенностей университета задается тем фактом, что в качестве ценностного ядра нормативного институционального базиса университета следует выделять ценности академической свободы и автономии, характер принятия, легитимации и инкорпорации которых в институциональный порядок задает самое возможность артикуляции либо депривации первичных функций интеллектуальной элиты и тем самым обеспечивает поддержание целостности культуросозидательного процесса в социальном времени и пространстве, а также существенным образом определяет его структурные и энергетические характеристики.
2) Во взаимодействии с характером экзистенциальных ценностей интеллектуальной элиты, ведущего субъекта культуросозидательного процесса, сохранению, воспроизводству и развитию которой наряду с другими формами социальной организации в своей зрелой форме служит университет и сопутствующие ему социальные структуры, нормативный институциональный базис университета конституирует процесс институциализации специфических базовых функций элиты и порождает тем самым веер вторичных функций, касающихся внешнего социального окружения. Будучи одной из форм институциализации бытия научного сообщества университет реализует тем самым стремление к социальной институциализация исходных человеческих модусов, существования-понимания, творчества и диалога, направленных на созидание и модификацию символических универсумов. Благодаря функциям «воспроизводства» и «накопления» символического, духовного «капитала» в социальном времени и социальном пространстве университет как социальный институт находит свое оправдание во внешнем окружении в качестве определяющего фактора духовного производства.
3) Внутреннее совершенство и внешнее оправдание университета как особого социального института находятся в прямой зависимости от степени, характера и форм социальной институциализации. Университет является уникальным по своей противоречивости институтом. Суть противоречия, являющегося источником его развития, заключается в необходимости сохранения гарантий внеинституциональной свободы субъекта понимания, творчества и диалога посредством использования сугубо институциональных методов и механизмов. Высокая плотность институциона-лизации, о чем свидетельствует, в частности, история формирования модели университета советского периода, ведет к дегуманизации этого института, возрастанию роли иерархии и неравнозначности статуса, формированию неадекватной смыслу института системы ролей и идентификаций, расщеплению нормативного базиса на две несовместимые составляющие, одна из которых служит нарастанию ангажированности и партийности, формализации диалога, типизации познавательных процедур, приданию творчества как бы периферийного характера, вторая же, обеспечивая противодействие давлению конвенционального в пользу объективного, свободы мысли и творчества, в качестве наиболее типичного варианта развития событий ведет к маргинализации творческой элиты как внутри института, так и за его пределами, и тем самым способствует накоплению потенциала дисфункциональности поначалу внутри института самого по себе, а затем и в рамках исторически конкретного сообщества в целом.
4) Настоятельным императивом модернизации и развития современного университета является достижение необходимого уровня структурной устойчивости его институционального порядка, прежде всего в его взаимодействиях с властными институтами общества, поскольку именно влияние внешнего окружения в форме встраивания в институциональную структуру навязанных в отношениях господства и подчинения нормативно-ценностных подсистем, а также заимствование извне соответствующих ролевых наборов, противоречащих природе университета как социального института, приводило к подчинению университета чуждым его природе внешним, всегда ограниченным целям, переходу институционального порядка с ценностно-ориентированного режима функционирования на более низкий по своему качеству целе-ориентированный режим, что, в конечном счете, способствовало нарастанию внутри института его функциональной недостаточности вследствие укрепления тенденций к консервации, ущемления свободы понимания, творчества и диалога, маргинализации «творческого меньшинства» и выводу его за пределы сложившегося институционального порядка, а во внешнем окружении — вело к рассеянию творческого потенциала, разрывам культурного поля и нарушению его непрерывности во времени и, как следствие, приводило к росту энтропийных тенденций в масштабах всего общества.
Заключение
.
В настоящем исследовании была предпринята попытка изучения форм и степени инкорпорации принципа свободы и автономии в институциональный порядок, характерный для ряда моделей университета, в частности, первых университетов Средневековья, университетов нового времени в Германии, а также отечественного университета. Рассмотрены также особенности идеальной модели институционального порядка, обеспечивающего один из достаточно комфортных режимов деятельности творческой личности, представленная в философском романе известного немецкого писателя Г. Гессе.
В контексте философии истории и культуры проблема соотношения внеинституциональных и институциональных составляющих в идее университета является зеркалом, в котором, как в фокусе, с одной стороны, отражена многовековая история развития философской мысли о пределах и формах свободы человека и его природе, а с другой стороны, история расцвета и краха множества систем социального действия, производных от типов понимания роли личностного начала в истории, и воплощаемых в структуре того или иного институционального механизма.
Согласно результатам проведенного нами анализа, институциональные особенности университета, в частности, его нормативный и ролевой базисы, определяющие характер внешней функциональности университета как специфического социального института, призванного в своей идеальной форме быть органическим гарантом непрерывности процесса сохранения и созидания культуры в конкретном историческом времени, теснейшим образом связаны со степенью обеспеченности базовых первичных функций тончайшего интеллектуального слоя (научного сообщества). Среди них можно выделить такие функции, как неангажированное партикулярными политическими интересами той или иной социальной группы понимание, диалог в различных его формах (исключая взаимодействие по вертикали в отношениях господства и подчинения) и, наконец, свободное творчество, лишенное давления внешней рациональности.
Высокая степень функциональности университета (в указанном выше смысле) коррелирует со степенью распространения в социуме очагов культуры, ростом научного знания, передачей лучших культурных традиций от одного поколения другому, достижением национального приоритета и национального лидерства. Проведенный анализ исторических прецедентов показал также динамическую относительность автономии университета и, прежде всего, явную его зависимость от властных интересов, порождающую нарастание потенциала дисфункциональности исследованного нами института.
При наличии вариаций характера основного запроса со стороны власть предержащих на построение и трансляцию в другие социальные институты тех или иных символических подуниверсумов и обоснование легитимности соответствующих им систем социального действия, как это показано на примерах контрреформационного движения в университетах Европы, нацификации германских университетов, университетов имперской России и Советского Союза, наблюдаются типические изменения институционального порядка, которые в конечном счете сводятся к понижению степени инкорпорации принципа свободы и автономии, а также маргинализации научного сообщества.
Накопление негативного потенциала дисфункциональности университета в его отношениях с политическими институтами определяется исторически сложившимся характером локализации источников внешних ресурсов, а также структурной неустойчивостью университета как особого социального института. При сохранении экономической зависимости университета от государства становится возможным и осуществляется политический контроль над его деятельностью. Этот контроль становится реальностью, когда принципы построения государственного управления транслируются с более высокого макроуровня на микроуровень и встраиваются в институциональный порядок университета.
Процесс роста дисфункциональности университета тем не менее сопровождается компенсационным процессом поиска иных форм свободы, которые оказываются возможны в заданных рамках, но являются по своей сущности внеинституциональными формами реализации базовых ценностей научного сообщества со всеми вытекающими отсюда последствиями. Когда консервативные тенденции при достижении некоторого критического уровня приводят к разрушению сложившегося стиля отношений господства и подчинения, встроенных в институциональный порядок университета, эти вновь найденные формы свободы могут включаться в новый институциональный порядок, обеспечивая внешнюю функциональность института, претерпевшего модернизацию.
