Введение. 
Жанр антиутопии в русской литературе

Самое известное определение комического принадлежит Аристотелю. Анализируя жанр комедии, он писал (Поэтика 1449а): «Комедия это воспроизведение худших людей, но не во всей их порочности, а в смешном виде. Смешное — частица безобразного. Смешное — это какая-нибудь ошибка или уродство, не причиняющее страданий и вреда, как, например, комическая маска. Это нечто безобразное и уродливое, но без страдания» [Аристотель 2000, 32]. Здесь в основу комического кладется некоторое противоречие: вопреки первичному (и «ошибочному») впечатлению, воспринятое «уродство» оказывается безболезненным и безвредным.

Несмотря на чрезвычайное разнообразие последующих трактовок комического, почти все они нацелены на уточнение и разъяснение отмеченного Аристотелем противоречия: «умственный контраст», «ощущаемый абсурд», «видимая нелепость», «отклонение от нормы» и др. Вот что писал по этому поводу А. Бергсон: «Теофиль Готье назвал комизм логикой нелепости. Многие теории смеха сходятся на подобной же мысли. Всякий комический эффект должен заключать в себе противоречие в каком-нибудь отношении. Нас заставляет смеяться нелепость, воплощенная в конкретную форму, Ї „видимая нелепость“, или кажущаяся нелепость, сначала допущенная, а затем исправленная, или, наконец, то, что нелепо с одной стороны, но естественно объяснимо Ї с другой, и т. д.» [Бергсон 2000, 101Ї102]. При этом и Бергсон, и многие другие исследователи подчеркивали, что далеко не всякое противоречие, даже облаченное в конкретную форму, создает комический эффект.

В «Проблемах комизма» в чистом виде проявилось, от чего путаница комического и комизма стала возможной: оба понятия крутятся, зеркально отражаясь друг в друге, вокруг одного — вокруг понятия смеха. Именно он является той фигурой речи, которая порождала и обе ситуации, и сам текст Проппа, и даже его и всю нашу жизнь со всеми подстановками «одного вместо другого». Все на самом деле крутится вокруг смеха. Он является тем самым узелком памяти, фигурой речи, речевой деягпельностью, в которой тождественны и поэтому неразличаемы ситуация понятий и ситуация вещей, бытие и мышление, авторское и читательское сознания, язык и речь. Поэтому речевая деятельность для Проппа есть, с одной стороны, живая жизнь, с другой — его научное мышление, аналогия разных сторон жизни.

Согласно же Фрейду, шутка (остроумие) рождается, когда сознание пытается выразить те мысли, которые общество обычно подавляет или запрещает. Суперэго позволяет эго высказывать подобные мысли в юмористической форме. Доброжелательное суперэго порождает лёгкий и успокаивающий тип юмора, в то время как более жёсткое суперэго создаёт резкий и саркастический тип, при этом очень жёсткое суперэго подавляет юмор всецело. Теория юмора Фрейда, как и большинство его идей, была основана на динамическом конфликте между бессознательным («оно»), «эго» и «суперэго», где руководящее «суперэго» препятствует «эго» в поиске удовольствия для «оно» .

Кроме того, Фрейд полагал, что психическая энергия хранится и накапливается, а затем выходит наружу неким «обходным путём», чтобы «избежать взрыва». Таким образом, остроумие по Фрейду является примером психической сублимации т. е. защитный механизм психики, представляющий собой снятие внутреннего напряжения с помощью перенаправления энергии на достижение социально приемлемых целей, творчество.

Далее мы рассмотрим теорию смеха уже в литературе.