Компенсаторно-уступчивая стадия. 
Личность в правовом поле

Компенсаторно-уступчивая стадия, когда человек старается ослабить фрустрационное напряжение, соглашаясь с незавидной ролью, еще вполне конструктивна по форме. Она может даже производить на окружающих впечатление покладистого характера, так как недовольство и раздражение не вызрели.

Демонстративно-оппозиционная стадия означает истощение сдерживающей воли при сохранении внутренних смыслов поведения. Тяга к конфликту переживается как навязчивость, чуждая Я-образу. Человек не хочет портить отношения, но не может остановиться вопреки искреннему огорчению и раскаянию. Он болезненно переживает негуманное отношение окружающих, принимающих его агрессию за чистую монету.

Когда же отчуждение достигает стадии, которую мы обозначили как деперсонализацию (отрешение от внутренних смыслов), некоторое время естественные стремления уступают место парадоксальным. В работе с глубоко запущенными в воспитательном отношении детьми отроческого возраста, когда отчуждение переживается особенно сильно, мы заметили, что их влечет вопреки очень мощным инстинктам. Например, в возрасте 10—12 лет совершенно недопустимо критиковать родителей^[1]. Бродяжничающие дети делают это со своеобразной готовностью. Чтобы «отключиться», токсикоман должен задохнуться. Аналогия с самоубийством просто бросается в глаза. Личность, сформировавшаяся на пустыре, в дальнейшем не склонна огорчаться из-за таких пустяков, как неприязнь людей. Но если мы хотим заняться социальной реабилитацией человека, нам вместе с ним придется пройти через неизбежную неврастению с ее психическими и психофизиологическими характеристиками.

Еще об одном варианте личностных перемен под влиянием психических перегрузок психологи заговорили во второй половине XX в., когда американцы заинтересовались причинами перевоспитания в коммунистов своих военнопленных в китайских лагерях во время корейской войны. Поначалу казалось, что это только вынужденное притворство под угрозой смерти за неповиновение и результат грубого физического насилия, но вскоре стало ясно, что такие выводы были бы слишком поверхностными. Опыт дальнейших войн идеологических противников во Вьетнаме и Афганистане показал, что реабилитация ветеранов, побывавших в плену, серьезнейшая психологическая проблема. Речь должна идти не о лицемерии, которое должно было прекратиться с момента обретения свободы, и не о разумном предпочтении другой идеологии в силу ее привлекательности. В комплекс причин, побуждающих взрослого человека следовать иным принципам после возвращения на родину, нужно было включать по меньшей мере три обстоятельства.

Во-первых, страх за жизнь, запускающий незамысловатый механизм «промывания мозгов», о котором мы уже говорили раньше: выбравший жизнь не презирает себя, он начинает любить прежнего врага с присущей тому идеологией. Во-вторых, стоило углубиться в суть проблемы, как обнаружилось, что переориентировать взгляды на жизнь и свою роль в ней можно и без угрозы жизни. Религиозные секты достигают того же эффекта без всякого устрашения, но изматывая психику. Пока что (мы говорили об этом в предыдущей главе) определенной позиции законодатель не занимает^[2]. Всякая манипуляция подсознанием не является объектом науки. Здесь важно самому обществу договориться о приемлемых и неприемлемых методах без экспертов, во всяком случае до того, как нужно будет оценивать состав преступления и наличие фактора нарушения личной неприкосновенности.

В-третьих, одной из причин безусловно является психическое истощение, меняющее мышление с логического на мистическое. В новой реальности, создаваемой воображением, когда человек, образно говоря, «не чувствует ничего кроме голода», происходит освобождение от принципов, мешающих выживанию на фоне защитной перестройки высшей нервной деятельности. Жизненный опыт подсказывает, что большинство людей не нуждается в промывании мозгов и им достаточно вполне безобидных лишений, чтобы перестроится на новые ценности без внутреннего конфликта с собственным Я-образом по невротическому механизму утраты прежних зависимостей.

• [1] «Если бы меня спросили, что самое трудное в нашей работе, я бы ответил, говорить с ребенком об отце и матери… Бывают обстоятельства, когдаперед ребенком будто острое лезвие ножа: он в ужасе, весь замирает — такоечувство он испытывает в минуты обнажения интимных семейных отношений, которые ребенку хотелось бы скрыть, спрятать» (Сухомлинский В. А. Сердцеотдаю детям. М., 1969).
• [2] До Октябрьской революции 1917 г. «помешательство на религиознойпочве» было темой активного обсуждения, в том числе и психологами. Однакопри советской власти интерес к ней угас за отсутствием материала (см.: Кра-инский Н. В. Порча, кликуши и бесноватые как явления русской народнойжизни. СПб., 1900).