Совесть и религия — критерии нравственности

Из нравственного чувства возникает совесть. Совесть дает каждому представление о том, что хорошо и что плохо. Совесть каждого человека свободна, т. е. нет силы или власти, которая могла бы принудить ее к суждению или выбору. Нет ничего притязательнее для человека, как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее, поскольку она ставит его перед серьезным выбором между добром и злом. Голос совести часто бывает столь сильным, что люди жертвуют благополучием и самой жизнью, чтобы соответствовать ее требованиям или не подвергаться ее угрызениям.

После совершения проступка или преступления голос совести выступает как отголосок нравственного суждения. Он лучше всего показывает, был ли наш поступок добрым, или мы поддались дурным стремлениям, ибо настоящая кара, единственно действительная и устрашающая заключается «в сознании собственной совести». Когда совесть подает голос, это означает, что в душе человек в чем-то раскаивается. «Совесть — это уже раскаяние», — писал Достоевский /11/. Угрызения совести причиняют преступнику страдания и мучения, в которых частично уже содержится наказание за совершенное зло. Однако такое наказание возможно только тогда, когда совесть безупречна.

Несоответствие между пристрастиями разума и душевными моральными побуждениями, согласующимися с совестью, может привести к ее деградации. Установки разума в итоге преобразуются в сильное чувство и фальсифицируют голос совести. Падения нравственности такого рода встречаются во времена кризисов и переворотов. Достоевский указывал, что особой опасности подвергается в этом плане революционная молодежь. В эпоху революций и нравственных потрясений ужасающие преступления могут рассматриваться как полноценные в нравственном отношении поступки. Поэтому совесть нуждается в особой внешней поддержке. Если голос совести умолкает, не остается сдерживающего начала на преступном пути. Достоевский считал, что нравственность нельзя отождествлять с убеждениями: «Вы говорите, что нравственно поступать лишь по убеждению. Но откудова же вы это вы это вывели? Я вам прямо не поверю и скажу напротив, что безнравственно поступать по своим убеждениям. И вы конечно уж меня не опровергнете» /12/. Поступать согласно своим убеждениям — значит поступать честно, но не обязательно нравственно, так как множество убеждений вытекает из абстрактно-теоретических идеей и суждений, приводящих к ложным результатам. «Инквизитор уже тем одним безнравственен, что в сердце его, в совести его могла ужиться идея о необходимости сожигать людей» /13/.

Поэтому наряду с совестью необходим надежный критерий, с помощью которого можно проверить и измерить нравственные убеждения. Этот критерий обнаруживается в феномене Иисуса Христа и откровений Нового Завета. Таким образом, Достоевский считал, что моральные движения души определяются не чувствами, не рассудком, не разумом, а, прежде всего живым ощущением Бога, — и где исчезает это ощущение, там неизбежен или не знающий пределов цинизм, ведущий к распаду души, или человекобожество. Человеку невозможно прожить без Бога — и кто теряет веру в Бога, тот становится на путь Кириллова из «Бесов», то есть, ступает на путь человекобожества. Достоевский исследовал границы человекобожества в разных формах: индивидуалистических и коллективистических. Ставрогин, Кириллов, Иван Карамазов своей трагической судьбой доказывают, что если нет веры и нет связи человеческой свободы и божественной, то нет и человека. «Весь закон бытия человеческого лишь в том, — говорит в „Бесах“ Стефан Трофимович, — чтобы человек мог преклониться перед безмерно великим; Безмерное и Бесконечное так же необходимы человеку, как та малая планета, на которой он живет» /14/. Несчастье человечества в том, что в нем «помутилась эстетическая идея», оттого теперь красота стала «страшная и ужасная вещь», она и «таинственная вещь — тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердце человеческое» /15/. Христианская нравственность совпадает с высшей нравственной идеей нашей совести. Нравственный закон, следовательно, должен быть сформулирован исходя из голоса чистой совести и исторического откровения Христа.

Нравственный закон вовсе не представляется как заповедь или деспотизм божественного произвола. Он является нравственной истиной, на основе которой мы должны принимать решения, исходя из нашего благоразумия и свободной воли. Из нравственного закона вытекает долг, и чем больше человек соприкасается с Богом, тем больше он признает долг как одновременно данный и добровольный.

Нравственное поведение должно полностью соответствовать индивидуальной ситуации, оно должно быть различным в разных случаях. «Всякая непременность в деле любви похожа будет на мундир, на рубрику, на букву… Надо делать только то, что велит сердце: велит отдать имение — отдайте, велит идти работать на всех — идите… обязательна и важна лишь решимость ваша делать все ради деятельной любви, все, что возможно вам, что сами искренно признаете для себя возможным» /16/.