Внутренняя речь. 
Этнолингвистика

Внутренняя речь — это завершающий этап превращения мысли в высказывание на некотором языке. А. Р. Лурия отмечал, что внутренняя речь не является просто речью про себя, как думали психологи в течение нескольких поколений, считавшие, что внутренняя речь — это та же внешняя речь, но с усеченным концом, без речевой моторики, что она представляет собой «проговариваиие про себя», строящееся по тем же законам лексики, синтаксиса и семантики, что и внешняя речь¹. Как показывают исследования, внутренняя речь человека не является дублированием внешней речи. Лурия пришел к таким выводам, изучая путь превращения внешней речи во внутреннюю у детей разного возраста.

Об этом подробнее.

«Вспомним, как строится речь ребенка, возникающая при любом затруднении. Сначала его планирующая речь носит полностью развернутый характер („Бумажка-то скользит, — как же мне сделать, чтобы она не скользила?“; „Где бы мне кнопочку достать?“; „Может быть послюнить бумажку?“ и т. п.). Затем она сокращается, становится фрагментарной, и тогда во внешней шепотной речи проявляются только обрывки этой ранее развернутой речи… она сокращается, превращаясь из развернутой в фрагментарную и свернутую. Все это дает возможность предполагать, что внутренняя речь имеет совершенно другое строение, чем внешняя. Характерной чертой внутренней речи является то, что она начинает становиться чисто предикативной речью»^[1][2].

Под предикативной речью Лурия понимает цепь высказываний, состоящих только из ремы, т. е. только из той новой информации, которая является целью высказывания. Это свойство сохраняется и в разговорной диалогической речи, поскольку она происходит с опорой на актуальную ситуацию и нет необходимости развертывать ее в полные предложения. В качестве иллюстрации приведем запись диалога в обувном отделе магазина^[3]:

• — А коричневые сорок второй?
• — Только сорок третий.
• — А тапочки?
• — Рядом.

Правильно морфологически оформленные слова и полностью оформленные предложения появляются тогда, когда человек выводит свою мысль вовне — для передачи другому, причем не в диалоге, а в повествовании, рассказе. Особенно полным оказывается письменный текст, поскольку пишущии лишен возможности использовать внеязыковые средства коммуникации — мимику, жесты, а также такое языковое средство, как интонация.

Это интересно Перекодировка мыслимого в словесное оказывается не всегда простой. Отсюда — поиски подходящих слов, жалобы на то, что слова не способны выразить то, что человек хотел бы выразить. Об этом пишет, например, Афанасий Фет:

Как беден наш язык:

Хочу и — не могу!

Не передать того ни другу, ни врагу, Что буйствует в груди прозрачною волною!

Объективности ради скажем, что самому Фету удавалось передать свои мысли и чувства значительно лучше, чем многим другим, которые никогда не жаловались на подобные трудности. Чаще всего сетуют на невозможность передать словесно именно эмоциональное состояние или практическую составляющую поведения. Каждый умеет пользоваться ножницами, но попробуйте объяснить словами, какие вы совершаете действия, чтобы разрезать бумажный лист.

Трудно бывает не только описать свои действия, но и объяснить причины и цели своих поступков: почему сделал именно так, а не иначе. Нелегко описать понравившийся пейзаж, но значительно проще выразить словами цепь логических рассуждений. Это происходит потому, что образная и моторно-практическая формы мышления в отличие от вербально-логической не проходят стадию «внутренней речи» и не связаны напрямую с языком.

• [1] См.: Лурия А. Р. Язык и сознание. С. 139.
• [2] Лурия А. Р. Язык и сознание. С. 140—141.
• [3] См.: Земская Е. А., Китайгородская М. В., Ширяев Е. II. Русская разговорная речь. Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис. М., 1981.