Актуальность дамы. Напряженный диалог современного литературоведения с литературой 20-х годов длится уже третье десятилетие. Его плодотворность и целенаправленность определяются теми реальными задачами, которые должна решать литература сегодня. В процессе упорного постижения сложного и противоречивого мира современного человека обращение к опыту тех лет естественно и закономерно, ибо именно тогда сформировались новые принципы изображения характера.
Литература
данного периода привлекает современных литературоведов возможностью найти аналог многим насущным проблемам и, главное, на основе общих закономерностей, увиденных в процессе становления и развития, отчетливее определить перспективу их решения. С другой стороны, в современных условиях в новом свете предстают, казалось бы, уже исчерпанные литературные явления. В ходе диалога обогащаются обе стороны — литературоведение и литература.
Среди проблем, связанных с изображением человека, наиболее значительной является проблема художественного психологизма. Именно эти два периода (20-е годы и современность) из всей более чем полувековой истории советской литературы в высшей v степени отличаются «приливом психологизма» (А. Иезуитов).
Во второй половине 20-х годов художественный психологизм как сознательный эстетический принцип впервые предстал в творчестве подавляющего большинства советских писателей. Многих исследователей он привлекает оригинальностью решений, богатством форм, обилием примеров как положительного, так и отрицательного опыта, сложностью взаимосвязей теоретических постулатов и литературной практики1. Однако многообразием всевозможных аспектов анализа определяется и тот факт, что, как правильно заметил В. В. Компанеец, «мы пока не располагаем сколько-нибудь развернутым представлением о художественном психологизме 20-х годов, о формах и средствах психологического анализа» ^.
Выбор темы — исследование принципов изображения человека на уровне психологической структуры характера в прозе второй половины 20-х годов — определяется ее актуальностью и первосте-пенносгыо для решения проблемы художественного психологизма в литературе указанного периода, а также ее неразработанностью в современном литературоведении.
Значительность темы исследования обусловлена целым рядом объективных и субъективных факторов, а также специфическими условиями литературного процесса 20-х годов. «Объективный источник внимания к психологизму, — пишет А. Иезуитов, — исторически обусловленное усложнение взаимоотношений личности с обществом, замена и усовершенствование прежних и возникновение новыхизменение представления о социально-эстетической ценности личности (особенно ее внутреннего мира) в жизни и в искусстве. Общественно-историческая практика показывает, что личность внутрент.
См.: Андреев Ю* Человек в мире (Поиски и утверждение принципов психологизма в советской литературе). — В кн.: В поисках закономерностей. Л: Сов. писатель, 1978; Гришин В. Традиции и новаторство в решении проблемы психологизма советской Прозой второй половины 20-х годов. Автореф. дисс. — М., 1977; Компанеец В. Художественный психологизм в советской литературе.
1920;е годы). — Л.: Наука, 1980. р
Компанеец В. В. Указ. соч., с. 4. не сложнее, чем это представлялось раньше. Отсюда прилив интереса многих художников к духовному миру человека в целях его познания и самопознания" 1 (подчеркнуто нами — К.Р.). В полной мере этот довод применим к литературе 20-х годов, когда изменилось не только представление о социально-эстетической ценности личности, но наиболее интенсивно и кардинально менялся и сам объект литературы. Внутренний мир человека еще не пришел в равновесие после грандиозных исторических катаклизмов. Перед глазами писателя, как никогда, бурлит и трепещет не отлившаяся в четкую форму «упорствующая самозаконная смысловая направленность жизни» (М. Бахтин). Леонид Леонов в письме к Максиму Горькому, подчеркивая необходимость «отыскать формулу нового человека, который встал исторически в один ряд с великими мира сего», указывает на сложность задачи, так как «надо писать о том, чего еще.
• 2 нет", и «зачастую упираешься в вопросы, еще не решенные жизнью.1!
Трудно уловить подвижный, становящийся лик нового человека, но в этой незавершенности было и свое преимущество. Характер лишился старого, традиционного «орнаментума» (Л. Леонов), но еще не приобрел нового, поэтому предельно обнажились разные тенденции. Внутренняя (психологическая) структура личности потеряла устойчивое равновесие, ее компоненты (социальное, биологическое, сознательное и подсознательное) вырвались из системы соподчинения и приобрели относительную самостоятельность. Соз Иезуитов А. Н. Социалистичаский реализм в теоретическом освещении. — Л.: Наука, 1975, с. 73.
2 Леонов Л. Письмо к М. Горькому от 21 октября 1930 г. -В кн.: Горький и советские писатели. Неизданная перепискаЛитературное наследство, т. 70. М., 1963, с. 256. даются условия для развития составных элементов, гипертрофии одного из них. Таким образом, на определенную односторонность в изображении характера в какой-то мере ориентировала сама жизнь. В наше время многие литературоведы пришли к выводу, что известная одноплановость внутреннего мира литературных героев 20-х годов являлась не досужим вымыслом писателей, но в какой-то мере опиралась на реальные явления действительности. «На пути постижения гармонии человека и общества литература не могла не остановиться с вниманием перед тем фактом, что суровые обстоятельства революционной эпохи порой требовали такого самоограничения личности, что, казалось, „социальные эмоции“ (А. Воронений) полностью захватывали человеческие сердца, не оставляя места ни для чего другого» *. С другой стороны — медлительность сдвигов в психологии крестьян, признающих только опыт «сохи с бороной». «Ход этот медленен настолько, что надо думать — живи я сто и двести лет назад в Дорогобужском уезде, я нашел бы тех »? о же людей, что и нынешним летом" , — писал К. Федин. Несоответствие этого процесса характеру и темпу времени внушало опасения, заставляло писателя попытаться более глубоко заглянуть во внутренний мир человека, в его «тайное тайных». Преимущественное изображение подсознательного и его воздействия на мысли и поступки человека ставит своей целью выразительнее раскрыть силу влияния этой сферы внутреннего мира человека, но вовсе не ее «поэтизацию» , — пишет исследователь А. Иезуитов. — В рассказах.
1 Бузник В. В. Октябрь и рождение литературы нового мира.
— Русская литература, № 1977, с. 15. р
Федин К. Письмо к М. Горькому, начало сентября, 1925 г., с. 495.
Be. Иванова мы находим не «культ подсознательного», а взволнованное предостережение: коварна, губительна и беспощадна слепая власть подсознательного, когда она не сдерживается и не контролируется высокой сознательностью, развитой и прочной идеологи.
I.. ч ей" (подчеркнуто нами — К.Р.).
В «формуле нового человека» все компоненты психологической структуры характера должны были обрести свое устойчивое место и соотношение. А пока они как бы разъяты и относительно свободны. Тем более, что еще неизвестно, что станет доминантой в психологической структуре нового человека. Анализ ведется как в лабораторных условиях. «Вот и выходит: жадность — хочется непременно найти этот эликсир, кристалл, алхимический камень, а р колбы-то лопаются — и конфуз» , — сетовал Л. Леонов. Каждый из компонентов обязан оправдать себя, приобрести значение в зависимости от новой системы ценностей, и, главное, выдержать испытание временем. «Как бы ни казалось сегодня условным „расслоение“ человека на компоненты его психики, как бы ни были в действительности отвлеченными споры о „центре“ личности, перемещаемом то в сознание, го в подсознание, — за всем этим стоял один вопрос: в какой мере она подвластна историческим, социальным изменениям? И что, строя новое общество, принимать за „точку отсчета“ :-» природу" человека или его «разум» ?^.
Иезуитов А. Н. Проблемы психологизма в советской литературе. — В кн.: Проблемы психологизма в советской литературе. Л.: Наука, 1970, с. 54. о.
Леонов ЛПисьмо к М. Горькому от 21 октября 1930 г., с. 257.
Белая Г. А., Павлова Н. С. Диалектика сознательного и подсознательного в концепциях человека. — В кн.: Советская лих х X.
На становление психологизма в литература 20-х годов, вна всякого сомнения, определенное влияние оказали теоретические платформы литературных группировок. Решающим фактором, естественно, являлся творческий опыт писателей, но он формировался не без влияния литературно-критических дискуссий, часто непосредственно затрагивающих проблемы психологизма. Следует сказать, что теоретические споры также велись в поисках «формулы нового человека». «Новое время поставило новые задачи. Как же соотносится мир социализма с человеческой личностью? Что несет он каждой отдельной человеческой индивидуальности? Может быть, торжество механизированному дельцу, усвоившему основы американского бизнеса (как полагали конструктивисты), или рационалисту, убившему в себе всякую поэзию, всякие эмоции, как нечто лишнее, во имя утверждения факта (как считали, скажем, лефовцы), или человеку ярких эмоций и импульсов (к чему склонялся Воронский)» *. Так лаконично выразив суть программ различных литературных группировок, исследователь Т. Батурина уловила их принципиальное сходство — односторонность концепции личности. Если с точки зрения современной психологии посмотреть на известную дискуссию о «живом человеке», то можно заметить, что споры велись из-за разногласий впонимании структуры личности. Хотя термин «структура тература и мировой литературный процесс. Изображение человека. М.: Наука, 1972, с. 127.
1 Батурина Т. П. На пути к целостной личности. — В кн.: К проблемам русской литературы. Вып. I. Ставрополь, 1971, с. 15. характера" не употреблялся в 20-е годы, споры о соотношении социально-классового и индивидуально-неповторимого, сознательного и подсознательного, практического опыта и эмоций, о цельности и противоречивости человеческой психики, — по сути своей — это споры о соотношении компонентов в психологической структуре личности и о ее доминанте.
Взаимовлияние художественной литературы и литературной критики происходило путем сложным и весьма часто не прямым. Известное тождество в поисках «формулы нового человека» писателями и теоретиками, в первую очередь, определялось жизненными закономерностями, в равной мере влиявшими как на одних, так и на других. В творческом процессе идеи теоретиков своеобразно преломлялись, трансформировались и подчас приводили к прямо-таки противоположным результатам. Так, например, пафос защиты чувств, утонченный психологизм в «Зависти» Ю. Олеши во многом определен полемикой с идеями конструктивистов и лефовцев, противников психологизма.
Таким образом, в 20-е годы на первый план естественно вы- • двинулись вопросы содержания психологизма. Поэтому именно в содержании, а не в форме суть основных новаторских открытийв поисках нового соотношения компонентов в психологической структуре характера, а не в усовершенствовании инструментария психологического анализа. Без учета этой особенности художественного психологизма 20-х годов невозможна правильная оценка вклада писателя в литературный процесс. Когда литературный критик Д. Горбов рассмотрел «Разгром» только с точки зрения мастерства психологического анализа, А. Фадеев оказался всего-навсего «одаренным и многообещающим учеником Л. Толстого», а психологический анализ в романе — «чисто сделанными этюдами, выполненными по заданию гениального (и отчасти подавляющего своей гениальностью) мастера» ^". Аналогичным образом и Ю. Олеша, и Л. Леонов в плане психологизма были представлены некоторым литературными критиками 20-х годов только прилежными учениками Ф. Достоевского.
Ратуя за первостепенность внимания к содержанию психологизма, мы отнюдь не хотим умалить значение и второй стороны единой проблемы — значение, его формы. Тем более, что в подавляющем большинстве случаев советским писателям еще предстояло овладеть техникой и всеми тонкостями инструментария психологического анализа. «Художественное осмысление нового типа требовало и философского проникновения в его природу и соответствующих формаль-2 ных навыков». Период ученичества, овладения опытом классической литературы на данном этапе ограничивал возможности молодой советской литературы.
Б современном литературоведении успешно преодолевается односторонность подхода к художественному психологизму, и все же в большинстве работ преобладает внимание к проблемам мастерства психологического анализа. «В сборнике большое внимание уделено изучению и демонстрации многообразных литерат. урно-художест-венных средств и приемов психологического анализа, свойственных литературе социалистического реализма и каждый раз взятых в их особой художественной окраске» «^ (подчеркнуто нами — К.Р.), — говорится в современном значительном исследовании, посвященном проблемам психологизма. Такой же акцент ощущается и во многих т ¦
Горбов Д. Поиски Галатеи. — М.: Федерация, 1929, с. 118.
Батурина Т. П. На пути к целостной личности. — В кн.: К проблемам русской литературы, вып. I. Ставрополь, 1971, с. 14. Проблемы психологизма в советской литературе. — Л., 1970, с. 7. сравнительно недавно изданных работах, например, в статье А. Гришина «Традиции и новаторство в решении проблемы психологизма сот ветской прозой второй половины 20-х годов». х х X.
Недостаточно исследован и вопрос о взаимодействии теоретических рассуждений об изображении человека и становления художественного психологизма в литературе 20-х годов. В последнее время появилось много работ, авторы которых (А. Артюхин, И. Бас-кевич, Л. Березникова, Т. Батурина, В. Кошанеец и др.) стремятся заново оценить литературную критику 20-х годов. Однако изучение теоретической мысли чаще всего ведется без учета художественной практики. Так, В. Компанеец указывает, что в большинстве работ «не вполне преодолен разрыв между исследованием литературно-эстетических дискуссий и самой художественной практики, нивор го обогащающегося опыта писателей». Особенно это положение касается изучения проблемы психологизма.
Несмотря на благие намерения авторов быть более объективными в решении проблемы психологизма, их внимание чаще всего сосредоточено на требовании углубления в сферу подсознательного и изображения противоречивости внутреннего мира человека, то есть на ошибках и крайностях. В таком случае типичными представителями программы РАПП становятся второстепенные писатели, в творчестве которыхтлегко обнаруживаются упомянутые издержки психоло.
1 В кн.: Проблемы метода и стиля. Челябинск, 1976, с. 1630. р
Компанеец В. В. Художественный психологизм в советской литературе (1920;е годы). — Л.: Наука, 1980, с. 6. гизма. На основании тех жа перегибов А. Фадеев отторгается от «теории живого человека»: «Но сейчас особенно ясно видно, что не физические недостатки Левинсона, не углубление в сферу подсознательного у Мечика заставляют нас видеть этих персонажей действительно живыми людьми» 1 (подчеркнуто наш — К.Р.). Такое представление о теории «живого человека» в целом и о точке зрения рапповцев на психологизм, в частности, принципиально неверно. Поэтому все еще актуально утверждение исследователя Л. Киселевой: «Несправедливо такое изъятие из литературного движения эпохи наиболее крупных писателей, объявляя их принадлежность к тем или иным группам формальной или же чисто случайной. Крупные писатели, может быть, в большей мере, чем другие, выражали идеи подписанных ими деклараций, а сами эти декларации были 2 полны для них глубокого содержания и смысла». Необходимо, учитывая конкретно-историческую ситуацию в общественной жизни и специфику литературного процесса, выявить не только недостатки, но и достижения, которые имелись и в рапповской, и в перевал-ской постановке вопроса об изображении нового человека и о психологизме .
Таким образом, все вышеизложенное говорит о том, что исследование принципов изображения человека на уровне психологической структуры характера и во взаимосвязи теоретической мысли.
1 Андреев Ю. Человек в мире. Поиски и утверждение принципов социально-психологического анализа в советской литературе 20-х — 30-х годов. — В кн.: Проблемы психологизма в советской литературе. Л.: Наука, 1970, с. 77. р •.
Киселева Л. Проблема худог^ественного метода (Фадеев и РАПП). — В кн.: Из истории советской эстетической мысли. М-: Искусство, 1967, с. 437. и художественной литературы в прозе второй половины 20-х годов является актуальным.
Цель и задачи исследования
Основная цель исследования: проследить процесс формирования принципов психологизма во взаимодействии теории и практики и выявить типологические особенности психологической структуры характера в прозе второй половины 20-х годов.
Целью определялись задачи. Сопоставительный анализ психологической структуры характера в романах трех авторов позволил выявить типологические признаки психологизма в литературе 20-х годов, показать своеобразие творческого метода каждого писателя и включиться в процесс переосмысления современным литературоведением традиционного толкования ряда образов исследуемых произведений.
Также необходимо было в контексте всей литературно-критической дискуссии «за живого человека в литературе» выявить принципиальные особенности решения проблемы психологизма критиками двух ведущих литературных группировок (РАППа и «Перевала») и исследовать взаимосвязь теоретических требований с творческими поисками художников, вступивших на путь углубления психологизма.
Главной целью работы определен выбор предмета исследования — таких произведений, которые являют собою достижения психологической прозы 20-х годов. К тому же необходимо было, чтобы в романах отразились сильные стороны теоретических концепций РАПП («Разгром» А. Фадеева) и «Перевала» («Севастополь» А. Малышки-на). Всестороннему решению вопроса о взаимодействии теоретических постулатов и творческих поисков писателей в процессе становления психологизма способствовал выбор третьего произведения («Зависть» Ю. Олеши), автор которого стоял в стороне от борьбы литературных группировок и теоретических дискуссий.
Методологической основой исследования послужила материалистическая концепция личности, ее психологии и самосознания, разработанная в марксистско-ленинской эстетике и предполагающая детерминированность человека конкретными социально-историческими условиями его бытия. Автор диссертации опирался на достижения современной теории и истории литературы, а также марксистско-ленинской философии и психологии.
Целью и задачами работы определен выбор историко-типоло-гического метода исследования.
Основные теоретические предпосылки. Вследствие многогранности и комплексности проблемы психологизма в работах современных ученых наблюдается плодотворное стремление уточнить значение термина «психологизм», разграничить понятия «психологизм» и т психологический анализ", а также ведутся поиски дополнительных терминологических ресурсов для более четкого обозначения объекта исследования («инструментарий психологического анализа? «психологическая структура человека», «психологические координаты человека» и т. д.). Исходным теоретическим понятием нашей работы является понятие психологической структуры характера. Оно требует определенной конкретизации.
Психологизм как сознательный и определяющий эстетический принцип исследователь А. Иезуитов предлагает рассматривать «в виде органического единства психологизма как предмета и психологизма как результата искусства. В этом случае, — продолжает исследователь, — главным и прямым объектом отражения и воспроиз.
1 См.: Кодак Н. Ф. Проблемы психологического анализа в современной советской литературе и роман-дилогия Ирины Вильде «Сестры Ричинские». — Киев, 1977, с. 4. ведения является именно психология человека, выступающая как некая самоценность, а психологизм представляет собой специальную и целенаправленную разработку способов и форм ее воплощения и раскрытия (психологического анализа)" (подчеркнуто нами — К. Р В предлагаемой работе специфическим объектом исследования является психологизм как результат искусства. Однако он понимается не только как «специальная и целенаправленная разработка способов и форм воплощения и раскрытия психологии человека», но, в первую очередь, как «воссоздание определенной структуры человер 7 ческой личности». Психологическая структура характера предстает как категория содержания, как результат отражения и воспроизведения психологии человека, выступающей в роли объекта художественного познания.
Психологическая структура характера" понятие емкое и исторически изменчивое, оно включает в себя анализ взаимоотношений характера с внешними факторами (с определенной социальной средой, обстоятельствами и законами конкретного времени и истории вообще), а также его внутреннюю структуру (соотношение социально-классового и индивидуально-неповторимого, рационального и эмоционального, сознания и подсознания).
Теоретические диспуты критиков о психологизме, уровень понимания психологии современника философами и психологами 20-х годов исследуются в работе только как детерминанты психологической структуры характера в литературе.: Научная новизна результатов заключается в многостороннем Иезуитов А. Н. Социалистический реализм в теоретическом освещении. -Л.: Наука, 1975, с. 72. р
Бурсов Б. Национальное своеобразие русской литературы. -М.-Л., 1964, с. 391. исследовании ведущей проблемы психологизма 20-х годов — психологической структуры характера. Исследование данной проблемы на основе тщательного и последовательного анализа художественных текстов (А. Фадеев «Разгром», А. Малышкин «Севастополь», Ю. Оле-ша «Зависть») с учетом взаимовлияния теоретической мысли и художественной практики писателей, — предпринимается впервые. В соответствии с поставленными целями и задачами на обсуждение и защиту вынесены три основных аспекта исследования:
1. Типологические особенности психологической структуры характера в прозе второй половины 20-х годов.
2. Взаимодействие теоретической мысли с творческой практикой художников в процессе становления психологизма.
3. Достижения писателей и теоретиков в решении первостепенной задачи психологизма 20-х годов — создание полнокровного образа современника.
В ходе исследования мы стремились разрешить проблемы неполно и недостаточно разработанные, а также включиться в полемику с установившейся традиционной точкой зрения на литературно-критические дискуссии 20-х годов, на место и значение исследуемых произведений в литературном процессе и на идейно-эстетическое значение ряда их образов.
Практическое значение работы определяется тем, что в ней исследуются некоторые аспекты истории советской литературы. Без определения сущности психологизма — ведущей проблемы литературы второй половины 20-х годов — невозможно определить своеобразие литературного процесса.
Принципы анализа психологической структуры характера в прозе второй половины 20-х годов могут иметь методологическое значение для литературоведческих работ о психологизме вообще.
Основные положения работы могут быть использованы в практической работе преподавателей высших учебных заведений в курсе литературы 20-х годов и в спецкурсе о психологизме советской литературы.
Результаты исследования показывают, что методологическая близость творчества писателей ведущих литературных группировок к соответствующим теоретическим платформам, сказалась, в первую очередь, в решении проблемы соотношения социально-классового и индивидуально-неповторимого. Споры же о соотношении сознательного и подсознательного начал в характере нового человека не столь заметно отразились в художественной практике. Именно эта часть рапповской программы изображения «живого человека» вызвала возражение в теоретических работах А. Фадеева. В свою очередь, взгляды главы «Перевала» А. Воронского на роль подсознания весьма умеренно сказались на психологической структуре характера в «Севастополе». Такой путь исследования позволяет наиболее объективно определить жизнеспособную часть теоретического наследия 20-х годов.
Проведенное исследование принципов психологизма в романе А. Фадеева «Разгром», А. Малышкина «Севастополь» и 10. Олеши «Зависть» позволяет констатировать аналитический характер психологизма в прозе второй половины 20-х годов. В условиях ожесточенной полемики о концепции человека писатели стремились не к широте диапазона психологической структуры характера, а к максимально полному раскрытию той координаты, которая мыслилась своеобразным критерием оценки значимости личности. Такая сосредоточенность на задача исследования доминирующих в структуре характера компонентов позволила им сделать поистине глубокие открытия и обобщения еще в начальный период становления психологизма в советской литературе. Подлинно новаторски предстала клаосовая сущность человека в «Разгроме», обнаружив неведомое ранее содержательное богатство и разносторонность. Проникновенно раскрыта неповторимость индивидуального начала в «Севастополе». Поразительна многогранность эмоционального мира в «Зависти» .
В каждом романе в роли основной координаты выступает иное содержание, что и обусловливает своеобразие и оригинальность психологической структуры характера. Исследование показало, что структурообразующим фактором выступает соотношение социально-классового и индивидуально-неповторимого начал. В зависимости от того, что стало идейно-эстетическим центром характера («социально-классовое «у Фадеева, «индивидуальное» у Малышкина, «индивидуально-характерологическое» у Олеши), определяется роль и значение других компонентов структуры. Например, чем значительнее роль социальных детерминант, тем меньше места в воспроизведении внутреннего мира отводится интимным чувствам. Принцип социальной детерминированности психологии наличествует у всех трех писателей, но только в «Разгроме» этому принципу последовательно подчинена вся логика развития характера* Опыт А. Фадеева доказывает, что в 20-е годы это был самый плодотворный путь к решению проблемы нового человека.
Посредством анализа соотношения компонентов в психологической структуре характера, в том числе особенностей их воспроизведения, в работе отчетливее раскрывается своеобразие творческих принципов каждого художника. Устанавливаемые общие типологические закономерности существенней выступают при исследовании взаимодействия этой структуры с внешними объективными факторами. У всех писателей психология персонажей обусловлена общественной средой и историческим процессом. Такие традиционные детерминанты личности, как природа и культура, или отнесены на второй план, или совершенно не исследованы. Решающим фактором, предопределяющим движение характера, во всех трех романах предстают взаимоотношения героев со временем, с историей. Стержневой процесс в развитии внутреннего мира персонажей — становление чувства времени. В «Разгроме» это чувство наиболее последовательно осознано и реализовано в деянии, что дало возможность А. Фадееву показать эволюцию психологической структуры характера не только как освобождение от старого содержания, но и раскрыть становление нового.
Увеличение значения и роли социальных и исторических координат в психологической структуре характера показывает, что принципы психологизма в прозе второй половины 20-х годов складывались на основа новой концепции личности. Общими усилиями писателей и критиков советская литература овладевала многогранной психологической структурой характера, представшего в 30-е годы с поражающей полнотой проявления разнообразных духовных качеств (Алеша Маленький, Иван Куркин, Курилов, Григорий Мелехов, Корчагин и др.).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
В диссертации исследуется становление принципов психологизма в прозе второй половины 20-х годов. Центральная проблема исследования — психологическая структура характера — позволила представить этот процесс с мало изученной стороны и выявить некоторые существенные закономерности. В ходе исследования позитивные результаты в решении данной проблемы обнаружены как в художественной практике, так и в теоретических программах.
Сопоставительный анализ теоретических взглядов представителей РАПП и «Перевала» позволяет сделать следующие выводы.
Представителей этих литературных группировок сближала ориентация на психологизм как на магистральный путь развития советской литературы. Как одни, так и другие неизменно связывали психологизм с решением главного вопроса — проблемой творческого метода. Но в близких исходных позициях уже намечались истоки дальнейших разногласий. Критики РАПП уделяли основное внимание борьбе за новый метод пролетарской литературы. Они стремились не только обобщить го, что формировалось в недрах советской литературы, но и предвосхитить дальнейший путь ее развития, сформулировать принципы нового метода и вооружить ими пролетарских писателей. Пафос перевальцев, в особенности А. Воронского, — борьба за реалистический мато^. Они ратовали за сохранение опыта, накопленного классической русской литературой и пестовали в советской литературе реалистические традиции. Учет этой основной тенденции в теоретических программах обеих группировок позволяет сделать вывод, что в едином процессе становления нового метода их представители разрабатывали разные грани: РАПП — проблему новаторства, «Перевал» — проблему традиций. Этим обстоятельством и определяются все расхождения в конкретном решении проблемы психологизма.
Основным и принципиальным мы считаем разногласие в понимании представителями обеих группировок значения и роли социально-классового и индивидуально-неповторимого в психологической структуре характера. Принципиально новое в изображении «живого человека» рапповцы совершенно обоснованно усматривали в сфере общественных отношений и закономерно проявляли повышенный интерес к социальной природе личности: в психологической структуре характера определяющими провозглашались черты социально-классовой психологии.
Перевал" же в борьбе против мертвящей стандартизации, против попыток схематизации человека опирался на индивидуально-неповторимое своеобразие личности и в психологической структуре характера защищал индивидуальное как форму проявления классового.
Различие исходнжпозиций определяло суть расхождений во взглядах на проблему подсознательного. Внимание к подсознательной сфере человеческой психики как одни, так и другие обосновывали необходимостью раскрыть противоречивость психики человека переходной эпохи. Перевальцы в углублении в подсознательное видели противоядие против схематизма, рапповцы — средство оживления «живого человека». Но представители РАПП неизменно связывали подсознательное с процессом формирования психики нового человекаруководитель «Перевала» А. Воронский в подсознательном видел возможность углубления в вечные тайные стихии человеческой жизни. Для «неистовых ревнителей» подсознание — объект преодоления, для их оппонентов — объект исследования.
Таким образом, отстаивая свою точку зрения на психологическую структуру характера, представители обеих литературных группировок в конечном счете восстанавливали равновесие сил и объективно боролись за многогранность внутреннего мира нового героя. Учитывая своеобразие целей и задач, преобладающее внимание к определенному социальному типу (РАПП — рабочий, коммунист- «Перевал» — интеллигент), можно увидеть рациональное зерно в том, что ведущие литературные группировки приступили к освоению психологической структуры характера, распределив поле деятельности: РАПП отстаивал социально-классовое, «Перевал» -индивидуально-неповторимое.
Сопоставляя теоретические программы литературных группировок и творческие принципы художников на уровне психологической структуры характера, обнаруживаем не только определенную степень взаимодействия теоретической мысли и художественной практики во второй половине 20-х годов, но и некоторые положительные результаты данного взаимодействия. Мысль художника, соприкоснувшись с идеями теоретиков, устанавливала с ними творческий контакт: от соавторства в разработке теоретической платформы до полешки с конкретными требованиями литературных группировок.
Особенно результативным и значительным было взаимодействие рапповской теории «живого человека» с творческими исканиям А. Фадеева. Принципиальность установки на воспроизведение социальной природы человека в «Разгроме» очевидна. Многогранное ис* следование классовой сущности в романе оказало влияние на рапповскую дискуссию о «живом человеке». А. Фадеев, несомненно, мыслил шире и проблему характера понимал иначе, нежели его соратники, но основное направление поисков существенных черт психологии нового человека было единым.
На основе идейно-эстетической близости обнаруживается и связь А. Малышкина с теоретической программой «Перевала». Исследование внутреннего мира маргинального человека вынуждало автора «Севастополя» выйти за пределы «психологии множеств». В поисках основы психологической структуры характера Малышкин, обратившись к программе «Перевала», нашел в ней такие идеи, которые соответствовали его задаче. Главным объектом психологизма в романе стало не столько «сгущенно-социальное», сколько индивидуально-неповторимое.
На становление психологизма в прозе второй половины 20-х годов оказали влияние теории защитников психологизма, а также совокупность теоретических идей в целом. Доказательство томуроман Ю. Олеши «Зависть», в котором психологическая структура характера полемически ориентирована на программы литературных группировок, отрицавших психологизм. Как это ни парадоксально, но идеи ЛЕФа и конструктивистов тоже служили своеобразным стимулятором процесса углубления психологического анализа.
