Специфика пространственно-временной организации русскоязычных романов В.В.Набокова («Машенька», «Защита Лужина», «Приглашение на казнь»)

В. Набоков на протяжении всей своей творческой жизни вызывал яростные споры. С одной стороны, современники упрекали его в измене лучшим традициям русской литературы, обвиняли в «нерусскости», бездуховности и бездушии, называли эстетом и снобом (Г. Иванов, Г. Струве, Г. Адамович, Ю. Терапиано, М. Осоргин, 3. Шаховская)1, с другой — восхищались его космополитизмом, умением соединить западную и русскую традиции, и при этом создать свой неповторимый и изысканный стиль письма (Н. Береберова, В. Ходасевич, В. Варшавский, В. Вейдле, П. Бицилли и др.).

В 60-е годы за рубежом, а затем и в России складывается академическое набоковедение, формируется школа «Набокове дов» 3, творчество писателя становится объектом многочисленных филологических исследований. По справедливому замечанию Ю. Апресяна, «по мере того, как наследие Набокова и его личность все дальше отходят от нас в прошлое, появляется все больше возможностей для непредвзятого анализа и оценки его творчества. Предпосылкой такого анализа должен быть безусловный отказ от навязывания писателю чуждых ему ценностей, отказ от критики его произведений с позиции этих.

1 См.: Адамович Г. Владимир Набоков // Адамович Г. Одиночество и свобода. — СПб., 1993. — С. 113−124. Иванов Г. Рецензия И Числа. — Париж, 1930. — № 1 — С. 233−236- Осоргин М. Рецензия // Современные записки. — 1926. — № 28. — С. 474−476- Струве Г. Творчество Сирина // Россия и славянство. — Париж, 1930. — 17 маяТерапиано Ю. Встречи. — Нью-Йорк, 1953; Шаховская 3. В поисках Набокова — Париж, 1979 и др.

2 См.: Берберова Н. Курсив мой: Автобиография // Вопрос литературы. — 1988. — № 11. — С. 229−239- Бицилли П. Сирин. «Приглашение на казнь» // Современные записки. — Париж, 1939. — № 68.

— С. 474−477- Варшавский В. О прозе «младших» эмигрантских писателей И Современные записки. — 1936. -№ 61: Вейдле В. Рууская литература в эмиграции: новая проза //Возрождение.

— Париж, 1930. — 19 июня-Ходасевич В. О Сирине //Возрождение. — 1935, 11 июля и др.

3 Среди наиболее известных «набоковедов» можно назвать: В. Е. Александрова, Б. Аверина, Н. Анастасьева, Н. Букс, А. Долинина, А. Мулярчика, О. Сконечную и др. ценностей и попытка понять феномен Набокова изнутри его собственной эстетической философии" .4.

Постичь феномен прозы В. Набокова пытались многочисленные исследователи его творчества. Интеллектуальная игра писателя с читателем (текст в тексте, цитатность и литературные пародии, стилизация и мистификация) мотивирована установкой на читателя сверхобразованного, и потому тексты В. Набокова часто кажутся осложненными неожиданными фабульными поворотами, пересечениями разных пространственных и временных пластов, избыточной орнаментальностью, включением разных литературных источников и подтекстов. Не случайно прозу Набокова называли «синтетической», «артистической», создающей эффект «культурного синтеза» (термин Мейра), и рассматривали ее как единый «архироман» с ведущей темойтемой рождения поэта, как своеобразные «тексты-матрешки» .5.

Между тем, за пределами научных исследований осталась проблема пространственно-временной организации прозы В. Набокова, хотя многие исследователи касались этой темы, но лишь фрагментарно. В. Александров, например, заметил, что особое восприятие времени является следствием «комплекса эмигрантского сознания» 6, Ю. Левин подробно развивал тезис о «биспациальности» как инварианте поэтического мира писателя, В. Линецкий отметил, что «двойничество» выступает у В. Набокова как «аллегория литературности» 8.

А. Долинин отмечал, что Набоков широко использует прием не только «двойного», но и «обратного» времени, а Л. Чернейко указывала на.

4 Апресян Ю. Роман «Дар» в космосе Владимира Набокова // Апресян Ю. Избранные труды в 2-х томах. — М&bdquo- 1995. — Т. 2. — С. 652.

5 См.: ДавыдовС. «Тексты-матрешки» В. Набокова. — Мюнхен, 1982. -242с.

6 См.: Александров В. Е. Спасение от эмиграции у Набокова // Диапазон. — 1993. — № 1. — С. 24−29.

7 См.: Левин Ю. Биспациальность как инвариант поэтического мира В. Набокова // Russian Literature. — Amsterdam, 1990. — XXVIII. -P. 45−123.

8 Линецкий В. Набоков, или Портрет автора в зеркале // Даугава. — Рига, 1993. — № 4. — С. 141−147. стремление писателя выйти за пределы видимого, реального пространства в беспредельное, и в этом проявилась космичность мышления писателя.9 Очень интересны, на наш взгляд, наблюдения П. Тамми о «полигенетичности» прозы Набокова и Норы Букс о «вертикализме» пространственно-временной структуры романов писателя.10.

Представляется целесообразным и интересным посмотреть на русскоязычные романы В. Набокова («Машенька», «Защита Лужина» и «Приглашение на казнь») не только «извне'*, но и «изнутри» под углом зрения организации пространственно-временной модели. В этом мы видим актуальность нашего исследования.

Сама постановка проблемы мотивирована логикой построения метаромана и актуализацией определенных категорий набоковской поэтики. Во-первых, в контексте единого метаромана мы рассматриваем все три вышеназванных романа, и потому схема анализа набоковских текстов едина. Во-вторых, все компоненты метаромана были «отобраны» автором уже в первом романе «Машенька» и во многом определяют пространственно-временные характеристики основных текстов. Это и универсальные темы, переходящие из одного романа в другой, предопределяющие двоемирие или «биспациальность» романной структуры. Это и единая метатема множественности реальностей, или полиреальности. Это и типичная «кольцевая композиция» и связанная с ней идея обратимости времени. Наконец, «асимметрия романной.

11 12 структуры" и «вертикализм» — передвижение героев вниз и вверх, отмеченные французской исследовательницей Норой Букс. В-третьих, в.

9 См. работы: Долинин А. «Двойное время» у В. Набокова (от «Дара» к «Лолите») // Пути и миражи русской литературы. — СПб., 1994. — С. 283−322- Чернейко Л. Способы представления ггоостранства и времени в художественном тексте // Философские науки. — 1994. — № 2.

См: Тамми П. Заметки о полигенетичности в прозе Набокова//Проблемы русской литературы и культуры. — Хельсинки, 1992. — С. 181−194-Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце. О русских романах Владимира Набокова. — М., 1998. — 208с. Букс H. Двое игроков за одной доской//В. В. Набоков: Pro et contra. — СПб., 1998. — С. 532.

12 Букс Н. Звуки и запахи // Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце. — М., 1998. — С. 29. прозе В. Набокова получает развитие тема двойничества, связанная с амбивалентностью художественного мира писателя, отсюда и образы-символы: сон, тень, зеркало. В-четвертых, специфика пространственно-временной организации проявляется и в таких временных и пространственных оппозициях, как: прошлое — настоящее, РоссияЧужбинатут — тамбытовое и природное пространствогеографическое и космическое. Важным фактором становятся метаморфозы и категория случайности как следствие нарушения причинно-следственных связей в тексте.

Составляющим пространственно-временной модели является проблема потусторонности, которая решается В. Набоковым в едином ключе в романах «Защита Лужина» и «Приглашение на казнь». Эта тема посмертного бытия, которое не есть небытие, а продолжение жизни уже в неземном, трансцендентальном пространстве, связана с темой жизни и смерти и противопоставлением жизни в реальном, «наскоро сколоченном и покрашенном мире», мире кукольном и фальшивом, и жизни в ином, духовном пространстве, освобожденном от земной власти. Наиболее полно эти идеи реализуются в романе «Приглашение на казнь», в котором особую роль играет пространственно — временная символика.

Все сказанное определяет научную новизну нашего исследования и позволяет сформулировать его цели и задачи.

1. Рассмотреть русскоязычные романы В. Набокова в контексте единого метаромана и дать анализ их пространственно-временной организации.

2. Показать, как хронотопичность и полифонизм миров реализуются во всей художественной структуре романов, формируя авторскую модель мира и определяя своеобразие поэтики.

3. Исследовать такие пространственно-временные параметры организации набоковских текстов, как: «биспациальность», полиреальность", нарушение причинно-следственных связей и логических мотивировок, вследствие появления которых возникают всевозможные метаморфозы и абсолютизируется категория случайности. Важными составляющими становятся также «игровая тактика», амбивалентность и «двойничество» — развитие идеи потусторонности и движения времени (его обратимость и «вертикализм»). Особую роль, на наш взгляд, играет и расшифровка, некие «ключи» к коду текстов В. Набокова. Таким набором «ключей» является пространственно-временная символика романов: тень, сон, окно, образы двери, лестницы, лабиринта, зеркала, карандаша, паука и т. д.

Теоретической и методической основой нашей работы являются многочисленные научные исследования, которые можно разделить на три группы:

1. Воспоминания, эссе, критические статьи писателейсовременников В. Набокова.

2. Исследования зарубежных и российских набоковедов по различным историко-литературоведческим и теоретическим аспектам.

3. Исследования по теоретической проблеме художественного пространства и времени.

В диссертационном исследовании мы опирались прежде всего на труды М. Бахтина, в частности, на его учение о хронотопе как формально-содержательной категории. На примере русскоязычных романов В. Набокова «Машенька», «Защита Лужина» и «Приглашение на казнь» в работе осмысляются также бахтинская идея об «исторической инверсии» и «эсхатологизме», такие параметры художественного текста, как «одновременность — разновременность», «определенностьнеопределенность», «случайность — разрыв», «близость — даль», «свойчужой», «слияние времени (прошлого с настоящим)», «полнота и четкость зримости времени в пространстве». В работе также используется идея Б.

Успенского о пространственной и временной перспективе при построении повествования, о разных точках зрения и типах повествования, о пространстве автора и персонажа. Теорию хронотопа М. Бахтина и идею Б. Успенского развивают в своих работах представители Московской семиотической школы. Рассматривая пространство текста как язык моделирования и построения любых культурных моделей (Ю. Лотман), пространственность самого текста (В. Топоров), современные литературоведы и лингвисты значительно продвинулись в исследовании проблемы «пространственного времени» (термин И. П. Смирнова).

Опираясь на этот теоретический фундамент, мы попытались выявить некоторые закономерности пространственно-временной организации русскоязычных романов («Машенька', «Защита Лужина» и «Приглашение на казнь»).

Все сказанное мотивирует логику построения материала и его структуру. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.

Заключение

.

В. Набоков по праву считается создателем новой модели метаромана, в основе которого лежит единая прафабула, порожденная комплексом потери родины, отторгнутости от родного. Осознание утраты порождает антиномичность прозы, оппозиции реального — нереального, реализованного — нереализованного, родного — чужого. Писатель является создателем «метакниги», все части которой связаны между собой бесконечными перекличками — тематическими, образными, часто словесными. Метароман В. Набокова считают образцовым примером «синтетической» прозы, вбирающей опыт символизма и авангардизма. Игровая природа набоковского текста определяется его интертекстуальными аспектами. Идеальный читатель при этом — человек одаренный и представляет собой, по словам В. Набокова, универсальную фигуру, не подверженную воздействию пространственных и временных законов. Установка на сотворчество писателя и читателя определяет и специфику построения набоковских текстов как текстов-матрешек.

В диссертационном исследовании была предпринята попытка проанализировать художественный код набоковского метаромана в контексте пространственно-временной модели. В процессе работы мы пришли к следующим выводам:

1. Авторская модель мира нашла отражение в пространственно-временной организации текста, которая оформляется уже в «Машеньке». Хронотоп дороги-встречи трансформируется в дальнейшем творчестве писателя в метафору «изгнанической судьбы» человека, у которого все лучшее осталось в прошлом. Отличительные особенности романов, в терминах М. Бахтина, — «историческая инверсия» (прошлое переживается как настоящее, а будущее лишено содержательной конкретности) и «эсхатологизм» (будущее мыслится как конец бывшего и настоящего).

2. Поэтический мир В. Набокова характеризуется категориями «двойного времени» и «двойного пространства». Специфика биспациальности в прозе писателя — в постоянном перемещении его героя из одного пространства (П1) в другое (ГЬ), из мира реального (М1) в мир воображения (М2). В основе лежит система оппозиций Родина (Р — Россия) и Чужбина (Е — Европа), причем Р раздваивается на Р1 — собственно Родину, Россию прошлого, и Р2 — советскую Россию. Р1 — идиллическое пространство воспоминаний автора, потерянный рай.

Два мира, два действительности мотивируют тему призрачности, иллюзорности реального мира, мира людей-" теней" и домов-" призраков". Не случайно в описании берлинских улиц исчезает хроматическая гамма: «цветности» мира России противопоставлена «бесцветность» Чужбины. Действительность воображаемая — это мир воспоминаний, снов, мечтаний и миражей — мир яркий, лучший, идеальный. Слово «чужой» становится лексической доминантой в берлинском пространствеокончательного соединения с «чужим» так и не происходит, оппозиция отторгнутости от родного — соединение с чужим в первом романе еще не оформляется.

Исследователями отмечено, что эстетическое двоемирие унаследовано В. Набоковым от символистов. Свою двумирную модель В. Набоков строит при помощи ключевых оппозиций жизнь — смерть, сонявь, правда — обман. Эта картина мира порождает такую черту поэтики, как мотив двойничества. Главный герой «Машеньки» бытует не только в двух разных пространственно-временных измерениях, но и осознает, что у него есть двойник. Есть Ганин — юный русский мальчик с чистой и совершенной душой, наделенный способностью к сильной любви, и есть другой Ганин — вялый и угрюмый, страдающий бессонницей, «тень» настоящего Ганина.

Специфика «двойного времени» и «двойного пространства» определяет и пространственные оппозиции повествователя и персонажа. В романе используется особый тип повествования, в котором совмещаются позиции персонажа и автора. Это соотношение речи автора и персонажа означает: а) действительность изображается с точки зрения персонажаб) с точки зрения авторав) изображается сам персонаж, его мысли, чувства, переживания. Граница между планом повествователя и планом персонажа стерта. Точка зрения персонажа организуется при помощи таких речевых форм, как прямая речь, «внутренняя» косвенная речь, несобственно-прямая речь. «Пространственная» позиция персонажа выражается также через «воспоминания», «узнавание звуков и запахов», восприятие окружающего мира через цвет и свет, предвосхищение будущей встречи-разлуки. Особую роль играет предметный мир — мир окружающих вещей «здесь» и «там» .

3. На смену «двоемирия» в «Машеньке» приходит «полиреальность» в романах «Защита Лужина» и «Приглашение на казнь». В романах параллельно существуют уже несколько миров, которые противостоят друг другу на основе пространственных (тут — там), временных (настоящеепрошлое, момент — длительность), гносеологических («я» — «не-я», иллюзия — действительность) и поэтико-риторических (автор — персонаж, дискурс — повествование, текст — не-текст) оппозиций. В романе «Защита Лужина» оппозиции: иллюзия — действительность, реальностьвоображение, мотивируют всю структурную организацию текста. Реальный мир воспринимается как враждебный, герой В. Набокова не «вписывается» в представление о норме и поэтому воспринимается как чудак, постепенно он обретает признание избранничества. В романе реализуются три метафоры, определяющие центральные мотивы романа: «шахматы = жизнь», «шахматы — игра» и «жизнь = сон» .

Шахматы становятся тем «миром воображения», который для героя является спасательным кругом. Они помогают ему уйти всецело в мир гармонической простоты и самой сложной магии. Реальность воспринимается как бред, декорация или как очередная комбинация, которую нужно разыграть. По мере развития сюжета конфликт между этими мирами усиливается и заканчивается самоубийством героя — дар, данный Богом, оказывается испытанием и увлекает героя в черную бездну. Так в романе оформляется идея «роковой судьбы» — системы повторов и совпадений, неминуемо ведущих к гибели героя. Шахматные и жизненные повторения обретают черты фатальности.

В тексте утверждается еще одна оппозиция: настоящее — прошлое (Россия) и память — беспамятство (Чужбина). Для Лужина конфликта «тут.

— там" не существует. Мир воспоминаний — это короткая вспышка, Россия.

— пространственная и временная отдаленность. Идиллический мир воспоминаний — маленькое окно в прошлое героя, мир его «я». Свет из прошлого входит в мир больного воображения и безумные лабиринты подсознания. В финале романа окно становится символом физического уничтожения героя, и в то же время его перехода из одного состояния в Другое.

4. Важным составляющим пространственно-временной организации становятся многочисленные метаморфозы, происходящие с героем и окружающими предметами. Игровая тактика определяет все превращения, смены, переходы, которые характерны для романа В. Набокова «Защита Лужина» .

С метаморфозы роман начинается — мальчик превращается в Лужина, что означает не столько возрастной переход, сколько переход героя из одного состояния бытования в другое. Это рубеж, ознаменовавший для него начало раздвоения его личности и расщепления сознания на «я» и «не-я». Метаморфозам подвергается и окружающий мир: природа, люди, вещи, которые во время поединка с Турати превращаются в призраки и тени. Подобные метаморфозы совершаются и с героями романа «Приглашение на казнь». Так в романе акцентируется тема несовместимости реального и трансцендентального. Набоковские герои претерпевают метаморфозы, их сознание амбивалентно, и потому в романе «Защита Лужина» актуализируется мотив двойничества, а в «Приглашении на казнь» — «непрозрачности» .

5. Мистическое измерение бесконечности у В. Набокова осуществляется при помощи нескольких приемов: во-первых, при помощи освобождения от метафизической власти реальности (самоубийство Лужина и уход в никуда Цинциннната) — во-вторых, за счет обыгрывания мотива потусторонности и инобытияв-третьих, новым статусом пространства и времени.

Разномирность" у В. Набокова приобретает особый характер. Гармония, по мысли писателя, достижима только в иной сфере человеческого «я» и его души — во вневременной форме бытия. Отсюдаидея потусторонности, реализованная наиболее полно в романах «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Отчаяние», «Соглядатай», «Дар» .

Потусторонность" - есть та «высшая реальность», где человек обретает бессмертие. Сам дар Лужина — от Творца, отсюда и его гениальность, и безумие (синонимы в контексте этого романа). Инаковость Цинцинната в том, что он человек, а не кукла, личность духовная и творческая, и оттого он обречен на уничтожение. Наиболее важные мысли В. Набокова нашли отражение в высказываниях некоего Делаланда, вымышленного мыслителя. В его определении трансцендентного мира содержится антиномия: выход из дома и есть возвращение домой, отсюда и символы, переходящие из романа в роман: дом, око («всевидящий» и «всезнающий» глаз), зеркала. Так рождается мысль о загробной жизни как о вечном путешествии во времени и пространстве.

6. Для русскоязычных романов В. Набокова характерна пространственно-временная свобода, которая возникает вследствие ослабления мотивировок и причинно-следственных связей.

В. Набоков сознательно нарушает принцип последовательности, в сложном построении нет связности и традиционной сцепленности элементов композиционной структуры. В его романах доминирует принцип одновременностикак правило, действие происходит в одном месте и в одно время — прошлое возникает в воспоминаниях, а будущее лишь обозначено, или его и вовсе нет.

Важным фактором становится случайность, которая на определенном этапе трансформируется в метафору судьбы. Рубеж, разделяющий причину и следствие, действие и результат, исчезает. События принимают форму случайных, но в то же время объективно необходимых. Тексты В. Набокова часто разрушают классические нормы повествования, дискретность становится одним их структурообразующих признаков романов писателя. Наблюдается обратимость времени. Это и движение по кругу, некая цикличность, знаменующая повторения в жизни героя. Это и движение вглубь-вспять, вверх-вниз — некий «вертикализм», свойственный многими постмодернистским текстам. Отсюда, знаковая роль будущего в набоковских текстах. Его бесконечность, безграничность и размытость становятся скорее признаками не реального бытия, а трансцендентального инобытия. Время становится безразличным, а пространство бесконечным.

7. Темпорально-топологическая символика романа «Приглашение на казнь» становится важным фактором пространственно-временной организации романа. В романе выявляется «двойная хронология», которая регламентируется обратным отсчетом времени. По всему роману разбросаны «хронометрические подробности»: символом вневременности становятся часы — они живут своей жизнью, существуют сами по себе, не соответствуя реальному времени, и представляют собой своеобразную пародию на весь упрощенный романный мир. Другим, не менее важным символом времени в романе оказывается карандаш, длина которого соответствует времени жизни Цинцинната.

Особое пространство и особое чувство времени связаны у В. Набокова не только с ощущением времени и его переживанием. Так возникают в творчестве В. Набокова символы иного пространственно-временного континуума — суть трансцендентального мира: «всевидящее око», «сверхсознание» («сверхчувственное прозрение мира»), тень и зеркало. Зеркало у В. Набокова — окно в другой мир — мир потусторонний. «Нетки» — своеобразный ключ к тайнам зазеркалья, ибо мир, окружающий набоковского героя — кладбище теней, искаженное подобие подлинной реальности. Очевидна и пространственная символика, которая помогает расшифровать набоковский текст — действие ограничено тюремной камерой, пространства замкнутого и «тутошнего», выходы из которого отмечены как «фальшивые» ходы из лабиринта, путешествие по воображаемому пространству Тамариных Садов.

Особым элементом пространства становится лестница. Передвижение по лестнице отмечено и направлением движения: подъем связан с надеждами Цинцинната на освобождение, в то время как спуск означает для него катастрофу и конец. Символичен и мотив подкопа, который знаменует обратное движение, движение по кругу, что является основной приметой «земного плена', «тупика тутошней жизни». Паук и бабочка оттеняют также ту атмосферу замкнутости и безысходности, в которой пребывает герой. В финале романа пространственные границы рушатся, Цинциннат перешагивает через декорации, отказываясь от «приглашения на казнь», обретая истинную свободу в иных пространственно-временных координатах.