Рубеж Х1Х-ХХ веков, период больших культурно-исторических перемен, вызывает большой интерес исследователей благодаря своей неисчерпаемой многогранности и сложности. В это время в России сосуществуют разнонаправленные культурные тенденции, возникают новые литературные школы и течения, среди которых особое место занимает символизм. В работах Л. А. Колобаевой, З. Г. Минц, И. П. Смирнова, А. Пайман, Е. В. Ермиловой, М. А. Воскресенской и целого ряда других исследователей осмысляются философско-эстетические истоки, история и поэтика символизма.
Исследователи отмечают широту литературных связей русского символизма, большое значение западноевропейского опыта в его становлении. Одной из форм культурного диалога была переводческая деятельность, которой символисты придавали большое значение. Как отмечает Л. А. Колобаева, ранние символисты (Эллис, В. Брюсов, Ф. Сологуб, И. Анненский, К. Бальмонт) широко обращались к своим французским предшественникам. Младшие символисты особое внимание уделяли немецким романтикам1.
Валерий Яковлевич Брюсов — одна из наиболее значительных и многогранных фигур в русской культуре начала XX века: поэт, прозаик, переводчик, теоретик символизма, литературный критик, стиховед. На сегодняшний день его творчеству посвящено уже большое количество работ. Научное исследование творчества Брюсова зародилось еще при его жизни и не прерывалось в течение всего XX века, что отличает его от большинства поэтов и прозаиков той эпохи. Однако многие работы отечественных литературоведов, посвященные изучению творчества Брюсова, содержат в основном идеологические оценки, что снижает их ценность. По справедливому замечанию С. И. Гиндина, «творчество В. Брюсова и его роль
1 Колобаева Л. А. Русский символизм. М., 2000. С. 288. в истории литературы все еще остаются предметом споров и полярных оценок, от преклонения до полного пренебрежения"1. По-прежнему актуальной является задача осмысления индивидуального творческого метода В. Брюсова, а некоторые области его деятельности ни разу не становились предметом систематического анализа.
В творчестве Брюсова большую роль играют литературные связи. В научной литературе накоплен огромный опыт исследований, посвященных античным традициям в поэзии Брюсова (работы А. Н. Мамина, H.A. Тимофеевой, АЛО. Фомина и др.) — многие ученые исследуют пушкинские реминисценции в его творчестве (В.М. Жирмунский, A.C. Гинзбург, Э. С. Литвин, А.Х. Сатретдинова). Немало критических статей и литературоведческих исследований посвящено проблеме связей Брюсова с французской, прежде всего символистской, поэзией (работы И. С. Поступальского, B.C. Дронова, А. Е. Маргаряна, Т. В. Михайловой и др.). По мнению Д. Е. Максимова, на молодого Брюсова главным образом повлияли три автора — Верлен, Бодлер и Малларме2.
К литературным связям относится и поэтический перевод, который занимает особое место в творчестве Брюсова. Русский поэт переводил с четырнадцати лет. Он представил читателям свои переводы из древнеримской (Вергилий, Гораций, Катулл), итальянской (Данте, Петрарка), франкоязычной (Расин, Гюго, Бодлер, Верлен, Верхарн), англоязычной (Шекспир, Байрон, Уайльд, По), немецкой (Гете, Шиллер), польской, армянской поэзии.
В своем Полном собрании сочинений и переводов, которое начало выходить в 1912 году, но было прервано мировой войной, Брюсов отвел пять с половиной томов для публикации своих переводов, но увидели свет лишь «Французские лирики XIX века» (1913). Под его редакцией была издана книга переводов «Французские лирики XVIII века» (1914). Отдельными
1 Гиндин С. И. Валерий Брюсов // Русская литература рубежа веков (1890-е — начало 1920;х годов). Кн. 2. М., 2001. С. 3.
2 Максимов Д. Е. Поэзия В. Брюсова. JI., 1940. С. 36. книгами вышли переводы Верлена (1911), Верхарна (1915), Э. По (1924). В разные годы при жизни Брюсова в периодической печати публиковались переводы латинских поэтов.
После смерти Брюсова его произведения никогда не были «запретным плодом», однако всегда издавались с особым отбором. Несмотря на наличие семитомного Собрания сочинений 1973;1975 годов, многие произведения Брюсова не собраны или вообще не изданы, а большая часть его переводческого наследия современным читателям до сих пор не известна и практически не доступна, ведь некоторые переводы печатались лишь в газетах начала века, а иные и поныне остаются в рукописях. Более того, как отмечает С. И. Гиндин, «от читательского сознания остается скрытым самый факт существования переводческого мира Брюсова как особого явления русской духовной культуры"1. Наиболее существенные результаты в исследовании этой стороны его деятельности принадлежат М. Л. Гаспарову, Ю. Д. Левину, С. И. Гиндину.
Сам Брюсов писал о проблемах перевода с середины 1890-х годов и до конца жизни в рецензиях на переводные произведения, в предисловиях к собственным переводам. Переводческим принципам он посвятил статьи «Фиалки в тигеле» (1905), «Овидий по-русски» (1913), «Верхарн на Прокрустовом ложе» (1923). Однако большинство работ по проблемам перевода не переиздавалось, а высказывания 90-х остаются в рукописях.
Самыми близкими Брюсову из переводимых авторов, как он сам неоднократно замечал, были бельгийский поэт Эмиль Верхарн и американский романтик Эдгар По. Верхарна Брюсов называл «Данте современности» и считал его поэтом будущего. Русский поэт перенял некоторые темы и мотивы поэзии Верхарна. Так, под его влиянием были созданы урбанистические стихотворенияБрюсов не скрывал этого и в предисловии к сборнику «Шм & ОгЫ» писал: «В отделе «Искания» я старался усвоить русской литературе некоторые особенности «свободного
1 Зарубежная поэзия в переводах В. Брюсова: Сб. / Сост. С. И. Гиндин. М., 1994. С. 5. стиха", vers libre, выработанного во Франции Э. Верхарном и Ф. Вьеле-Гриффином"1. К. В. Мочульский считает, что «в его (Э. Верхарна. — А.К.) школе русский поэт закалил и охладил свой стиху него научился железному, суровому ритму"2.
Место Э. По в творческом сознании Брюсова осмыслено еще далеко не достаточно. Между тем к произведениям и самой личности американского романтика Брюсов обращается на протяжении всей жизни.
Историю освоения творчества и личности Э. По в России рассматривают в своих статьях J1.H. Болтовская, Е. К. Нестерова. Наиболее существенный вклад в исследование этой проблемы внесла монография Д. Д. Гроссман «Эдгар По в России. Легенда и литературное влияние» (1998), в которой, однако, дается лишь общий обзор истории русской рецепции По, поскольку книга невелика по объему, а исследуемый материал чрезвычайно широк. Наша работа призвана в определенной степени дополнить это исследование.
Имя Э. По стало известно русским читателям в конце 40-х годов XIX века с появлением переводов его рассказов в русской периодической печати (первым в 1847 году увидел свет «Золотой жук»). Однако, как отмечает JI.H. Болтовская, вплоть до второй трети XIX века о серьезном и по-настоящему научном подходе к творчеству По говорить нельзя3.
Первым обратил внимание на Э. По и оценил его творчество Ф. М. Достоевский. В 1861 году он поместил в своем журнале «Время» три рассказа По («Сердце-обличитель», «Черный кот», «Черт в ратуше») и предпослал им небольшую статью, в которой отметил неповторимое своеобразие фантазии По и «проницательность, поражающую верность, с которой он рассказывает о состоянии души человека"4. Е.К. Нестерова
1 Брюсов В. Я. Собрание сочинений: В 7 т. М., 1973. Т. 1. С. 605.
2 Мочульский К.В. В. Брюсов // Мочульский К.В. А. Блок. А. Белый. В. Брюсов. М., 1997. С. 403.
Болтовская JI.H. К вопросу изучения творчества Эдгара По // Вопросы русской, советской и зарубежной литературы. Хабаровск, 1972. Т. 2. С. 99.
4 Цит. по: Нестерова Е. К. Эдгар По в России // По Э. А. Стихотворения. М., 1988. С. 373. замечает, что переводы 1850−1870-х годов далеки от точности, они передают лишь занимательно-событийную сторону новелл американского писателя.
Подлинная же волна популярности Эдгара По приходится в России на 80-е и 90-е годы, когда его открыли заново символисты. Большая роль в этом принадлежит Ш. Бодлеру, благодаря которому французы первыми увидели в По своего предшественника. М. В. Михина отмечает, что «Эдгар По стал свидетельством глубокой внутренней связи между художественными принципами романтизма и эстетикой формировавшегося символизма в его «французском» варианте"1. Понимание Эдгаром По значения «эффекта» совпадает с пониманием символистами смысла символического творчества. Они видят в нем стремление к неопределенности смысла, апелляцию к воображению, призванному пробудить эстетическую эмоцию. Идея восприятия По — через Бодлера — как предтечи символизма была охотно подхвачена русскими символистами. По мнению Д. Д. Гроссман, «это придавало им вес, соединяя с авторитетным французским именем, и возводило к пращуру, уже. признанному в России"2.
Оценивая воздействие По в России, Д. Д. Гроссман говорит о двух сторонах его влияния: как легенды (влияние личности По, «мифа» о нем) и собственно литературного влияния (воздействие творчества По на произведения других писателей на уровне художественных приемов, сюжета, фабулы, тем, характеров, атмосферы). Так, К. Бальмонт, с одной стороны, стремился в жизни быть похожим на «полубезумца-полугения» Э. По, а с другой стороны, техника стиха, образы и мотивы творчества По находят отражение в его собственных произведениях. На основное же ядро поэтов-символистов, по мнению Д. Д. Гроссман, повлияла «легенда По». Многие исследователи отмечают присутствие мифотворческой стихии не только в литературных произведениях символистов, но и в их жизненном укладе. Так,
1 Михина М. В. Эдгар Аллан По, новеллист, поэт, теоретик и французская поэзия второй половины XIX века: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1999. С. 12.
2 Гроссман Д. Д. Эдгар По в России. Легенда и литературное влияние. М., 1998. С. 10.
Э. По на рубеже веков воспринимали как несчастного, гонимого и непонятого у себя на родине гения и сделали его образцом поэта.
Исследованию рецепции В. Брюсовым личности и творчества Э. По, безусловно, способствуют суждения самого Брюсова, оставленные им в дневниках, статьях, рецензиях, предисловиях и комментариях к переводам. Ценные наблюдения по данному вопросу приводятся и в работах, посвященных истории восприятия По в России. Некоторые суждения о влиянии По высказываются и при анализе оригинального творчества Брюсова (работы К. В. Мочульского, С. И. Гиндина, С. С. Гречишкина, A.B. Лаврова и др.). В особый ряд можно выделить такую разновидность исследования, как анализ перевода одного стихотворения (статьи И. Г. Даниловой, И. С. Приходько, Э.Д. Удальцовой). Однако работы названных авторов касаются лишь отдельных аспектов в исследовании восприятия Брюсовым личности и творчества По, и эта тема требует дальнейшего, более глубокого и целенаправленного исследования.
При анализе литературных связей Брюсова и По мы опираемся на методику исследования, разработанную в трудах компаративистовА.Н. Веселовского, В. М. Жирмунского, М. П. Алексеева, Д. С. Лихачева, Н. И. Конрада, а также Ю. М. Лотмана, широко применявшего сопоставительный метод для изучения различных знаковых систем. Перевод является одной из важнейших форм интерпретации текста, а сравнительное переводоведение — одним из важнейших и еще довольно «молодых» разделов компаративистики. Его компетенции доступна широкая амплитуда исследований. В частности, сопоставление оригинала и перевода одного произведения может дать весьма точную и емкую характеристику двух творческих индивидуальностей.
Писателей часто привлекают творцы, принадлежащие к другим эпохам. Таково тяготение Валерия Брюсова к Эдгару По. Произведения писателей прошлого оказываются тем самым вовлеченными в современное развитие культуры, участвуют в живом литературном процессе, обогащая его и одновременно по-новому раскрывая в нем свой художественно-смысловой потенциал.
Иногда возникают «мифы», связанные с личностью того или иного поэта и превращающие биографическую фигуру в мифологическую. Они тоже становятся факторами литературы. Миф о Новалисе, Байроне или Кафке создается по законам художественного творчества. Коллективное восприятие подобных явлений, приводящее к мифологизации образа писателя, напоминает механизм фольклорапреданию, легенде, возможному варианту развития событий отдается решительное предпочтение перед фактами.
Э. По привлекает Брюсова на разных этапах его творческого пути. Упоминания о По встречаются в его дневниках с ранних лет. Еще будучи гимназистом, Брюсов был ошеломлен прочитанными в русском переводе новеллами американского романтика. К. Бальмонт, провозгласивший По первым символистом, в начале 1890-х познакомил юного русского поэта с его стихами. Брюсов так вспоминал это время: «Многое, очень многое мне стало понятно, мне открылось только через Бальмонта. <.> Мы без конца читали друг другу свои стихи и стихи своих любимых поэтов: он мнеШелли и Э. По, я ему — Верлена, Тютчева, Каролину Павлову"1. В начале творческого пути Брюсова как символиста привлекла поэтическая теория По, которая сближается с символизмом своей ориентацией на эмоциональное воздействие поэзии.
В 1895 году Бальмонт публикует две книги По в собственном переводе — «Баллады и фантазии» и «Таинственные рассказы». К этому же году относятся наброски перевода «Ulalume"2 и «The Raven"3, осуществленные Брюсовым. В 1900;х годах в журналах и газетах появляются первые переводы Брюсова из Э. По — «Ворон» и «Эльдорадо».
1 Брюсов В. Я. Автобиография // Русская литература XX века, 1890−1910: В 2 кн. М., 1999. Кн. 1.С. 111.
2 Отдел рукописей РГБ. Ф. 386. К. 14. Ед. 5/2.
3 Там же. Ед. 5/3. Л. 43.
Интерес Брюсова к поэзии По был настолько силен, что, по его собственному признанию, желание читать стихи По в подлиннике стало для него главным стимулом к изучению английского языка. В статье, посвященной И. Коневскому (1910), Брюсов пишет: «Ради того, чтобы читать в подлиннике Эдгара По, стоит и должно изучить английский язык"1. Об этом же свидетельствует и шутливое четверостишие, написанное Брюсовым в 1895 году по-русски и по-английски:
Path at English Tongue is harrow, Tears my soul and fears my marrow, But for dark poems by Рое I shall go and on tip-toe.
Труден путь к английской речи, Ты на нем печали встретишь, Но к больным стихам Поэ Хороши дороги все2.
В юности, наряду с Лейбницем и Кантом, Брюсов изучает философское сочинение По «Эврика"3. Как отмечает А. Пайман, «Лейбниц и «Eureka» Эдгара По указывали ему на возможность таинственных связей между отдельными людьми, между человеческой судьбой и «движением далеких звезд», сознательной мыслью и темными, не поддающимися выражению подсознательными побуждениями, а также (почему бы и нет? Ведь взаимовлияния невозможно измерить обычными законами времени и пространства!) между прошлым и будущим, между живыми и мертвыми"4.
В 1897 году Брюсов замышляет написать «Философские опыты» и готов отдельную главу своей книги целиком посвятить Поих содержание он представляет следующим образом: «I. Лейбниц. II. Эдгар По. III. Метерлинк. IV. Идеализм. V. Основание всякой метафизики. VI. Любовь (Двое).
1 Брюсов В. Я. Иван Коневской. Мудрое дитя // Брюсов В. Я. Собрание сочинений. Т. 6. С. 249.
2 Отдел рукописей РГБ. Ф. 386. К. 14. Ед. 5/3. Л. 43.
3 Брюсов В. Я. Дневники. 1891−1910. М., 1927. С. 24.
4 Пайман А. История русского символизма. С. 81.
VII. Христианство"1. Брюсов настолько высоко ценил значение творчества По для культуры в целом, что ставил его в ряд избранных гениев мировой литературы: «В искусстве есть Эсхил, есть Эдгар По, есть Достоевский"2 (1904).
Характер интереса к По у Брюсова оказывается созвучным его собственным творческим исканиям. Так, в девятисотые годы, как отмечает Д. Е. Максимов, «Брюсов видит основу искусства в интуитивном познании таинственных глубин души и жизни в целом» (см. статьи Брюсова 1904— 1905 годов: «Ключи тайн», «Священная жертва», «Современные соображения»), В собственных стихотворениях этого периода русский поэт «прикасается к «тайне» личности, к «замкнутым» духовным мирам"4. Познать «таинственное» во многом помогали произведения Э. По. Острый интерес к тайнам человеческой души заметен в сборнике рассказов Брюсова «Земная ось» (1907), и показательно, что в предисловии к нему сам автор признает воздействие на себя Э. По. К. В. Мочульский, А. В. Лавров, С. С. Гречишкин выявляют некоторые аспекты этого влиянияони, главным образом, соотносят рассказы Брюсова с новеллами По на образно-тематическом уровне. Д. Д. Гроссман отмечает, что в этих рассказах Брюсов «всесторонне исследует мысль, привлекавшую также и По: как ничтожны притязания человеческого духа на то, что он называет реальностью, и как легко она подменяется другим состоянием, будь то сон, умопомрачение или воспоминание"5.
Следы воздействия американского поэта на лирику Брюсова внешне незначительны: оно проявляется при заимствовании эпиграфов из произведений По («В трюме», 1905), отдельных образов (например, вулкан Янек из баллады «Ulalume» появляется в стихотворении «Домовой», 1922), в
1 Брюсов В. Я. Дневники. С. 29.
2 Брюсов В. Я. Ключи тайн // Брюсов В. Я. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 6. С. 80.
3 Максимов Д. Е. Брюсов. Поэзия и позиция // Максимов Д. Е. Русские поэты начала века. Л., 1986. С. 48.
4 Колобаева JI.A. Русский символизм. С. 123.
5 Гроссман Д. Д. Эдгар По в России. Легенда и литературное влияние. С. 120. упоминании имени Э. По («В ответ на одно признание», 1910). Однако очевидно, что и в поэзии творческий контакт с американским романтиком был у Брюсова весьма тесным, хотя протекал на более глубинных уровнях и носил характер плодотворного диалога.
В 1910;е годы Брюсов интенсивно занимается критической и редакторской деятельностью, уделяя в ней внимание и фигуре Э. По. В 1914 году появляется его специальная статья, представляющая весьма основательный анализ творчества американского поэта, который характеризуется следующим образом: «романтик по своим литературным убеждениям, мыслитель-рационалист по своему сознательному миросозерцанию и визионер по складу души"1. Стремясь объяснить, чем же определялось внутреннее единство творчества По при всех его противоречиях, Брюсов пишет: «В сущности Эдгар По был человек «одной идеи». Все его внимание было устремлено на одно: на загадку человеческой жизни». И далее: «Искание силы внутри себя, уверенность, что человек «может все», способен соперничать с ангелами и бороться со смертью, — вот что всегда и во всем одушевляло Эдгара По"2. Д. Д. Гроссман отмечает, что Брюсов в этой статье представил «умный, уравновешенный и зоркий подход"3 к изучению творчества По. К этой общей оценке следует добавить, что, с нашей точки зрения, особенно интересен и знаменателен акцент в осмыслении Э. По на силе его личности, на его индивидуальной духовно-нравственной активности, который созвучен характеру творчества самого Брюсова. Этот акцент свидетельствует о наличии у Брюсова своего «мифа» Э. По, соответствующего его собственным устремлениям.
После революции Брюсов ищет новые поэтические формы для выражения нового содержания поэзии и находит опору в творчестве Э. По. В своих работах по теории поэзии Брюсов часто в качестве примеров приводит образцы строфики, рифмы, звукописи американского поэта. В статье
1 Брюсов В. Я. Эдгар По // История западной литературы. М., 1914. Т. 3. С. 344.
2 Там же. С. 333.
3 Гроссман Д. Д. Эдгар По в России. Легенда и литературное влияние. С. 133.
Ремесло поэта" (1918), посвященной науке о стихе, Брюсов называет Э. По в числе тех поэтов, чьи стиховые формы он считал «чистыми и сложными». Строфы По он характеризует следующим образом: «.Из бессчетного числа возможных комбинаций избраны столь несомненно совершеннейшие, что к этим строфам поэты всегда будут обращаться вновь и вновь. Пока будет существовать поэзия, не перестанут, вероятно, пользоваться. и терцинами Данте, .и строфой «Ворона» Эдгара По"'.
Техникой стихосложения По Брюсов восхищается и в «Miscellanea» (1918). Размышляя о рифмах и об их функциях, он говорит, что многие поэты используют лишь последнее из названных им, четвертое назначение («значение отметки») и одно из первых трех (смысловое, звуковое или символическое). В некоторых же стихах Э. По, наоборот, первые функции рифм могут преобладать и даже стирать «четвертую, казалось бынеизбежную», например, в «переносных рифмах» («Over the Moun- / tains of the Moon»)2.
Эдгар По привлек Брюсова и как мыслитель. Оба поэта проявляли интерес к точным наукам, хорошо разбирались в математике, ценили возможности человеческой мысли. Поэтому глубоко закономерно, что Брюсов ценит По и упоминает его не только как поэта, но и как основоположника детективного жанра3. Е. К. Нестерова, говоря об общих направлениях мысли двух поэтов, в этой связи упоминает последнюю книгу По «Эврика», которая по сути является образцом «научной поэзии», поэмой в прозе, в которой По пытался объяснить возникновение Вселенной, используя известные ему научные данные4.
Брюсов верно отмечал, что одной из важных проблем для По была проблема соотношения искусства и науки, красоты и точности, эстетической и познавательной сторон творчества. К концу XIX века во Франции
1 Брюсов В. Я. Ремесло поэта//Брюсов В. Я. Собрание сочинений. Т. 3. С. 474.
2 Брюсов В. Я. Miscellanea. Замечания, мысли о искусстве, о литературе, о критиках, о самом себе // Там же. Т. 6. С. 396.
3 Там же. С. 391.
4 Нестерова Е. К. Эдгар По в России. С. 389. оформилась теория «научной поэзии», представленная Р. Гилем, Р. Аркосом, Ж. Дюамелем. Брюсов первым формулирует ее для русской поэзии, рассматривая поэтическое творчество как мыслительный акт. Он считает, что разница между наукой и поэзией лишь в том, что в поэзии знание выражено не в отвлеченной схеме, а в живом образе. Поэтический образ Брюсов понимал как результат синтезирующей способности интеллекта1. Эдгар По тоже осознавал, что научное знание вторгается в его поэтическое мышление. Об этом говорит, в частности, его «Сонет к науке»:
Наука! ты — дитя Седых Времен! Меняя все вниманьем глаз прозрачных, Зачем тревожишь ты поэта сон, О коршун! крылья чьи — взмах истин мрачных!
Перевод В. Брюсова)2
Итак, вполне естественно, что в лице Брюсова поэзия По нашла страстного приверженца и активного переводчика. Брюсов переводил из американских поэтов — если не считать одного стихотворения негритянского поэта Клода Мак-Кея, посетившего в 1921 году Россию, — только Эдгара По. В 1924 году, в год смерти Брюсова, вышло самое полное собрание поэм и стихотворений Э. По в его переводе, с его же «критико-библиографическим комментарием» и предисловием. Русский поэт не был доволен имеющимися переводами поэзии По, о чем говорит в предисловии к книге: «Русские переводы стихов Э. По довольно многочисленны, но, к сожалению, большинство. неудачных"3. К неудовлетворительным он относит многие переводы К. Бальмонта и В. Федорова, заявляя: «Этот пробел в нашей переводной литературе необходимо было заполнить, и я нашел возможным взять на себя этот труд, так как творчество Эдгара По изучал с большим вниманием, с своей ранней юности, то есть уже в течение 25−30 лет"4.
1 Брюсов В. Я. Научная поэзия // Брюсов В. Я. Избранные сочинения: В 2 т. М., 1955. Т. 2. С.193−210.
2 По Э. А. Собрание сочинений: В 4 т. М., 1993. Т. I. С. 137.
3 По Э. А. Собрание сочинений. Т. 1. С. 199.
4 Там же. С. 121.
Из всего множества брюсовских переводов Э. По в качестве материала для исследования нами выбраны баллады. Мы считаем, что каждый художественный текст должен быть интерпретирован с учетом специфики его жанровой природы. Категория жанра в современном литературоведении рассматривается неоднозначноее актуальность некоторыми исследователями даже ставится под вопрос, поскольку начиная с эпохи романтизма «жанровые категории теряют четкие очертания, модели жанров в большинстве своем распадаются"1. Как отмечает В. Е. Хализев, «поистине центральной фигурой литературного процесса стал автор с его широко и свободно осуществляемой творческой инициативой». И все-таки жанр «отнюдь не утратил своего значения», хотя и «оказался «лицом вторым» «2. Поэтому литературоведы вслед за М. М. Бахтиным говорят о «памяти жанра»,
0 «жанровой инерции» (С.С. Аверинцев), о сопряженном с понятием жанра «грузе консерватизма» (Ю.В. Стенник), который во многом обусловливает преемственность и развитие в литературном процессе. Свидетельством актуальности жанрового подхода может служить монография О. В. Зырянова «Эволюция жанрового сознания русской лирики: феноменологический аспект» (2003), в которой автор, среди прочего, касается и жанра баллады.
Жанр выступает для автора в виде определенного способа осмысления и организации жизненного материала, ведь, как отметил М. М. Бахтин, «в жанрах. на протяжении веков их жизни накопляются формы видения и осмысления определенных сторон мира"3. Жанровое мышление в строго каноническом виде присуще авторам эпохи классицизма, которые опирались на определенные образцы, выдвинутые нормативными поэтиками от Аристотеля и Горация до Буало, Ломоносова и Сумарокова. Однако применение термина «жанровое мышление» правомерно и по отношению к творческим личностям других эпох. Так, в литературе о Брюсове отмечается рационализм как характеристика его личности, так и его поэтики. Брюсов
1 Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. М., 1978. С. 249.
2 Хализев В. Е. Теория литературы. М., 2004. С. 355.
3 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 332. был чрезвычайно чуток к форме, в том числе и к жанровой, своих произведений. В его поэтическом наследии можно найти образцы сонета, терцины, оды, послания, баллады, секстины и других поэтических форм и жанров. Сильно развитое у Брюсова логическое начало проявляется и в композиции поэтических книг: «стремлением к циклическому построению лирических сборников отличалась не только поэзия Брюсова. однако уклоном к жанровой архитектонике, типичной для классицизма, характеризуется прежде всего лирика Брюсова"1.
Лирические жанры в творчестве поэта до сих пор остаются малоизученными, хотя на важность такого исследования указал еще Д. Е. Максимов: «Характерное. разнообразие жанров обусловливалось не только. тематическим разнообразием, но и активным стремлением Брюсова систематизировать свое содержание, ввести его в устойчивые и твердые берега литературной формы"2. Исследователь считает, что Брюсов в своем творчестве ориентируется на предшествующую жанровую традицию. Это безусловно так, но при этом существенно, каким образом эта традиция переосмысливалась, трансформировалась в теоретической и практической деятельности Брюсова.
В центре нашего исследования находятся баллады. Жанр баллады, сыгравший яркую роль в истории мировой литературы, в настоящее время изучен еще явно не достаточно. В большинстве имеющихся работ баллады рассматриваются в контексте конкретной литературной эпохи3 или творчества определенного автора4. На данном этапе сущностные признаки этого жанра наиболее емко осмыслены С. Н. Бройтманом в новейшей
1 Максимов Д. Е. Брюсов. Поэзия и позиция. С. 80.
2 Максимов Д. Е. Поэзия Валерия Брюсова. Л., 1940. С. 152.
3 Жирмунский В. М. Английская народная баллада // Английские и шотландские баллады. М., 1973. Александровская М. А. Становление жанра баллады в русской поэзии второй половины XVIII века: Дис. канд. филол. наук. М., 2004 и др.
4 Зобнин Ю. В. Воля к балладе (Лиро-эпос в акмеистической эстетике Гумилева) // Гумилсвские чтения. Материалы международной конференции филологов-славистов. СПб., 1996. Черашняя Д. И. О жанровой специфике баллад А. К. Толстого // Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1984 и др.
Исторической поэтике"1. Очевидно, что баллада ждет полного и целостного исследования, очередным шагом к которому является данная работа.
Балладное творчество Брюсова также еще не получило всеобъемлющего исследования. Внимания литературоведов удостоены лишь некоторые эротические баллады сборника «Urbi et Orbi», которые рассматриваются главным образом в стилевом аспекте поэтики символистов (работа В. М. Жирмунского, высказывания Ю. Н. Тынянова, раздел диссертации Е.А. Казеевой). Некоторые суждения по данному вопросу высказываются в связи с историей жанра, как, например, в «Исторической поэтике» С. Н. Бройтмана.
Термин «баллада» современным литературоведением употребляется в двух основных значениях (которые, уместно добавить, соответствуют двум английским терминам — «ballade» и «ballad»). Во-первых, это лирическое стихотворение из трех строф с рефреном и заключительной полустрофой-посылкой, распространенное во французской поэзии XIV—XV вв. и
— у получившее наибольшую известность в поэзии Ф. Вийона. Р. В. Иезуитова отмечает, что баллада в таком понимании «связана исключительно с лирикой и не имеет никакого отношения к балладе как лиро-эпическому жанру». Во-вторых, баллада понимается как лиро-эпический жанр с элементами драмы, возникший в XIV—XVI вв. в народной поэзии Англии и Шотландии, а в эпоху предромантизма и романтизма породивший аналогичный жанр литературной баллады.
В данной работе термин «баллада» употребляется преимущественно как обозначение литературного жанра, появившегося в эпоху романтизма, но и другие значения термина (твердая строфическая форма, жанр фольклорной баллады в народной поэзии) при необходимости учитываются.
1 Теория литературы: Учеб. пособие: В 2 т. / Под ред. Н. Д. Тамарченко. — Т. 2: Бройтман С. Н. Историческая поэтика. М., 2004.
2 Гаспаров М. Л. Баллада // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001. С. 69.
3 Иезуитова Р. В. Баллада в эпоху романтизма // Русский романтизм. Л., 1978. С. 139.
Жанр баллады являлся одним из наиболее активных и теоретически освоенных в эпоху романтизма, однако у Э. По он не имел четких дефиниций. Для некоторых стихотворений жанровое определение выносилось им в название, для других же, несмотря на наличие в них балладных черт, отсутствовало даже в виде косвенных указаний. Жанровая принадлежность не является для По главной характеристикой его стихотворенийоднако жанровая дифференциация его поэзии и изучение ее в этом ключе позволяет, с одной стороны, выявить некоторые существенные принципы его поэтического мышления, проявляющиеся в трансформации жанров, в частности баллады, с другой — проследить в творчестве По эволюцию жанра в свете исторической поэтики. Все это дает возможность далее сопоставить своеобразие позиции По с тем, как оно интерпретируется в переводах Брюсова, а тем самым в какой-то мере дополнить имеющиеся в литературоведении представления о творчестве двух поэтов, о соотношении представляемых ими двух периодов в истории литературы, об исторических судьбах жанра баллады.
Важным аспектом нашего исследования является вопрос о жанровом соответствии переводного произведения оригинальному. При анализе осуществленных Брюсовым переводов баллад По нас прежде всего будет интересовать трансформация в них жанровых особенностей и коррелирующей с ними онтологии.
Таким образом, актуальность диссертационного исследования определяется прежде всего потребностью в конкретизации и углублении представлений о рецепции творчества Э. По в России, в частности об особенностях интерпретации его произведений В. Брюсовым, чьи переводы в значительной мере определяют русский образ американского романтика (многие его стихотворения и в наши дни печатаются именно в переводе Брюсова). Актуальным представляется и жанровый аспект исследования, позволяющий прояснить историческое движение жанра баллады, а также принципиально связать формальные различия оригинальных и переводных текстов со спецификой отражаемой в них онтологии, что отвечает как возросшему интересу современного гуманитарного мышления к проблемам индивидуального, национального, эпохального своеобразия картины мира, так и получившему новый импульс развития сравнительному изучению литературы.
Объектом исследования являются оригинальные и переводные баллады В. Брюсова, новеллы, литературно-эстетические манифесты, критические статьи, переписка, рукописи, дневниковые записи В. Брюсова и Э. По.
Предметом исследования является жанровая специфика переводческой рецепции В. Брюсовым баллад Э. По.
Основная цель данного исследования — проследить, как жанровые особенности баллад По и воплощенная в них онтология переданы в переводах Брюсова.
Для достижения данной цели решаются следующие задачи:
1) проследить характер обращения русского поэта к личности и творчеству американского романтика;
2) выявить и исследовать в жанровом аспекте корпус текстов, относящихся к жанру баллады в наследии По и Брюсова;
3) исследовать балладную концепцию По и Брюсова в соотношении с предшествующей литературной традицией;
4) исследовать реализацию переводческих принципов Брюсова в работе над текстами баллад Э. По;
5) провести сопоставительный анализ баллад По и их переводов, осуществленных Брюсовым;
6) осмыслить характер трансформации жанра баллады в оригинальном и переводном творчестве Брюсова.
Научная новизна диссертации обусловлена, во-первых, тем, что в ней впервые делается попытка выявить весь корпус баллад в творчестве как Э. По, так и В. Брюсова и установить признаки, характеризующие жанровую концепцию баллады у русского и американского поэтовво-вторых, тем, что оригинальные баллады Брюсова и переведенные им стихотворения По впервые исследуются в жанровом ключе. Кроме того, в научный оборот вводятся некоторые ранние стихотворения, наброски и не опубликованные Брюсовым переводы баллад По, хранящиеся в фонде В. Я. Брюсова в Рукописном отделе Российской государственной библиотеки. Все это позволяет дополнить как картину русской рецепции Э. По, так и характеристику творчества каждого из двух поэтов, а также прояснить некоторые аспекты, касающиеся общих вопросов поэтического перевода и конкретно переводческих позиций В. Брюсова.
Теоретическую и методологическую основу диссертации составляют работы, посвященные теоретическим проблемам сравнительного литературоведения (А.Н. Веселовского, В. М. Жирмунского, Д. Дюришина), вопросам теории и истории жанров, в частности баллады (С.Н. Бройтмана, Л. Н. Душиной, О. В. Зырянова, Р. В. Иезуитовой и др.), исследованию творчества В. Брюсова (М.Л. Гаспарова, С. И. Гиндина, Д. Е. Максимова, К. В. Мочульского и др.). В работе используются сравнительно-исторический, системно-типологический методы и приемы сопоставительного анализа.
Научно-практическая значимость диссертации обусловлена возможностью использования материалов исследования в курсах по истории литературы XX века, спецкурсах и спецсеминарах, посвященных изучению русско-зарубежных литературных связей, истории поэтических жанров, проблем художественного перевода.
На защиту выносятся следующие положения.
— Жанровая концепция баллады, не получившая у Брюсова целостной разработки, поддается реконструкции путем обобщения его разрозненных теоретико-критических суждений и анализа оригинальных поэтических опытов в этом жанре.
— В художественной практике Брюсова обращение к жанру баллады во многом определялось задачами литературной стилизации, что обусловило не только использование разных историко-культурных модификаций баллады, но и соединение и варьирование их признаков в одном произведении, и их свободное сочетание с индивидуальными чертами собственной поэтической манеры и элементами обобщенного стиля классической поэзии.
— Интерес Брюсова к личности и творчеству Э. По носит системный и устойчивый характер. Э. По привлекал Брюсова не только как художник-новатор, отвечающий потребностям современного искусства, но и как яркая личность, соединяющая мистические и научно-рациональные устремления. Восприятие поэзии и новеллистики Э. По Брюсовым в значительной мере определялось спецификой его собственной творческой индивидуальности.
— Осмысление основных жанровых признаков, характеризующих стихотворения Э. По, отмеченные самим автором как баллады, и выявление черт народной и литературной баллады в ряде других стихотворений позволяет выделить в его творчестве корпус баллад и составить представление о балладной концепции американского романтика.
— Баллады Э. По отражают как тематическое, образное, метрико-ритмическое и интонационное своеобразие его поэзии, так и специфику его картины мира.
— Переводя баллады Э. По, Брюсов осознает и стремится передать их жанровую природу, что проявляется в придании им черт, характеризующих его собственную балладную поэтику, и существенно изменяет содержащуюся в них картину мира.
— Основное направление и характер отступлений от оригинала при переводе баллад американского романтика, несмотря на эволюцию переводческих принципов Брюсова, оставались неизменными и определялись своеобразием его собственной балладной концепции и спецификой его восприятия личности Эдгара По.
— Главной особенностью интерпретации жанра баллады как в оригинальном, так и в переводном творчестве Брюсова является усиление индивидуально-личностного начала, ведущее к трансформации баллады в направлении жанра новеллы.
Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и приложения. В первой главе описывается трансформация жанра баллады в романтическую эпоху, очерчивается и анализируется корпус баллад в поэзии Э. По, чтобы в дальнейшем исследовать, как их жанровые признаки переданы в переводах, осуществленных Брюсовым. Во второй главе на основе анализа оригинальных баллад В. Брюсова рассматривается его жанровая концепция, чтобы затем проследить, как его жанровое мышление влияет на перевод баллад Эдгара По. В третьей главе на материале переводов баллад По рассматривается балладная концепция Брюсова, его теоретические установки на перевод и личностное восприятие американского романтика. В Заключении подводятся основные итоги исследования и определяются перспективы развития темы. Приложение включает тексты баллад По, их подстрочный перевод и переводы, осуществленные В. Брюсовым.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проделанный в работе анализ позволяет сделать ряд выводов, касающихся как творчества В. Брюсова и Э. По и содержания их поэтического «диалога», так и жанра баллады, художественного перевода, а также возможностей самого жанрового анализа.
Жанр баллады, в романтическую эпоху занимающий одно из центральных положений в литературе, характеризуется довольно широкой амплитудой жанровых признаков, что обусловливает возможность его варьирования в творчестве разных поэтов. Однако при всем многообразии модификаций сохраняется инвариантная жанровая основа, включающая родовой синкретизм жанра, особую балладную атмосферу, относительно небольшой объем стихотворения. Для романтической баллады главной темой становится катастрофическая встреча человеческого сознания с трансцендентным миром. Для Эдгара По, как для представителя эпохи романтизма, так и в силу специфики его личности, эта тема являлась вообще глубоко органичной, что, по-видимому, обусловило, с одной стороны, его широкое обращение к ней (как в лирике, так и в новеллах), а с другойассимиляцию баллад в общем составе его поэтического творчества. Проведенное исследование специфических черт балладной концепции Э. По, эксплицированных в тех двух балладах, которые он сам снабдил соответствующим жанровым определением («Bridal bailad» и «Ulalume — а bailad»), и выявление признаков народной и литературной баллады в других его стихотворениях дало возможность аргументировано отнести к балладам также и еще ряд стихотворений («A Paean», «Lenore», «The Raven», «Annabel Lee», «Eldorado») и таким образом очертить корпус баллад в поэзии Э. По.
Анализ баллад Э. По показал, что в своих балладах американский поэт соприкасается с разными образцами бытования жанра. Так, «А Раеап», «Bridal ballad», «Annabel Lee», «Eldorado» имеют некоторые вполне узнаваемые формальные признаки народных баллад (схему рифмовки, ритм, строфику) — с другой стороны, почти все баллады содержат в своей основе сюжет о мертвом женихе (невесте), связанный для По прежде всего с бюргеровской «Ленорой» и характерный для литературной романтической баллады. Однако Э. По существенно трансформирует основные составляющие жанра баллады. На первый план в его балладах выносится лирическое начало, эпическое же в основном редуцируется за счет вытеснения описателыюсти метафоричностьюдраматическое начало проявляется главным образом в остроте коллизии между сознанием героя баллады и непостижимой иррациональностью миропорядка. Эта коллизия осложняется присутствием иррационального начала в самом герое По, обусловливающим неразделимость «я» и мира.
В творчестве В. Брюсова баллады тоже составляют значительный, но недостаточно выявленный и исследованный пластбалладная концепция, русского поэта, отличавшегося склонностью к теоретическому осмыслению, также не изучена. Проведенное нами исследование многочисленных образцов баллады в оригинальном творчестве Брюсова показало прежде всего разносторонность его жанровых представлений о балладе, охватывающих старофранцузский строфический, англо-шотландский народный и романтический варианты. Балладные опыты, с одной стороны, являются в определенной степени стилизациями, но, с другой стороны, вполне оригинальными стихотворениями, в которых реализуются характерные черты творчества Брюсова. Так, цикл «Баллады» сборника «Urbi et Orbi» имеет внутренний «метасюжет», который связан с глубинной жанровой сущностью баллады. В стихотворениях этого цикла подвергаются испытанию на прочность границы, определяющие миропорядоксоответственно жанровому канону в итоге подтверждается незыблемость его законов, но при этом делается акцент на проявлении индивидуально-личностного начала. Анализ всех баллад Брюсова позволяет сделать вывод о характерной для них трансформации в направлении жанра новеллы, что прежде всего проявляется в усилении инициативной позиции лирического субъекта, вступающего в активное противостояние как с другими людьми, так и со всем миропорядком.
Переводя баллады Э. По, Брюсов наделяет его героев активностью, конфликтной позицией по отношению к миру, а также усиливает эпико-повествовательную сторону оригиналов. Такая интерпретация баллад По обусловливается прежде всего распространением на них той новеллистической тенденции в освоении жанра, которая свойственна оригинальному творчеству Брюсова и проявляется при переводе баллад других авторов. Кроме того, у Брюсова вырисовывается свой образ Э. По, которым определяется характер его произведений в переводах русского поэта. В этой связи приведем уже цитированное во Введении высказывание Брюсова: «В сущности Эдгар По был человек «одной идеи». Все его внимание было устремлено на одно: на загадку человеческой жизни. <.> Искание силы внутри себя, уверенность, что человек «может все», способен соперничать с ангелами и бороться со смертью, — вот что всегда и во всем одушевляло Эдгара По"1. В этой характеристике отчетливо проявляется персоналистическая, индивидуалистическая акцентировка личности американского романтика. Ему приписываются те качества, которые соответствовали представлениям Брюсова о месте человека в мире.
Применительно к жанру баллады такое переосмысление ведет за собой особенно существенные следствия, поскольку именно характер противостояния человека и мира наиболее существенно определяет ее границу с новеллой. Основание для подобной трактовки самого По и его баллад давала Брюсову и та сила духа, с которой герои американского романтика осознают трагичность своего положения в мире.
Анализ баллад По в переводах Брюсова позволил также уточнить некоторые представления о соотношении теоретических взглядов и художественной практики русского поэта-переводчика. Сопоставление переводов, сделанных на разных этапах творческого пути Брюсова дает возможность проследить эволюцию его переводческих принципов. Как показывает анализ, движение к буквализму, проявившееся в более строгом сохранении формальных признаков оригинала, не обеспечивало точной передачи его более глубинных, концептуальных особенностей, отражающих специфику авторской картины мира. Наложение Брюсовым на произведения По собственных балладных представлений происходило и в поздний период его переводческой деятельности.
В силу ограниченного объема и конкретных задач диссертационного исследования за его рамками остались некоторые аспекты, которые могут быть реализованы в перспективе:
1) выявление и исследование баллад и характера их жанровой трансформации в творчестве современников В. Брюсова;
2) проведение сопоставительного анализа баллад По и их переводов, осуществленных К. Бальмонтом, Д. Мережковским, В. Федоровым и др.;
3) выявление в поэтическом наследии По и Брюсова других жанров (например, сонета), анализ своеобразия их жанровой концепции и особенностей ее реализации в оригиналах и переводах.
