Ригидность и устойчивость

Следует отличать ригидность от устойчивости. К этому мнению склоняется целый ряд психологов и психиатров. Так, Вернер (Werner, 1946а, р. 46), считая ригидность и устойчивость разными свойствами, указывает на то, что в изменяющейся среде устойчивость поведения в целом может быть достигнута только за счет гибкости его отдельных компонентов. Близко этому мнению и мнение Л. Л. Рохлина (1970, с. 206): устойчивость личности не следует понимать как наличие в ней ригидности; личность — это динамическая система, диалектически сочетающая в себе устойчивость и изменчивость. Физиологической основой устойчивости личности, в понимании Л. Л. Рохлина, является динамический стереотип, описанный И. П. Павловым (1951). В «Энциклопедическом словаре медицинских терминов» (1984, с. 216) устойчивость системы определяется как «свойство системы возвращаться к исходному состоянию после прекращения воздействия, которое вывело ее из этого состояния; у живых систем устойчивость проявляется их способностью приспосабливаться к изменяющимся условиям существования». Здесь же психической ригидности дается определение как «психопатологическому состоянию, при котором снижены подвижность, переключаемость и приспособляемость психических процессов (мышления, установок и др.) к меняющимся требованиям среды».

Различают ригидность и устойчивость и Клаусе и др. (Clauss et al., 1976). Ригидность ими определяется как «психическое свойство, о котором говорят в тех случаях, когда поведенческие тенденции проявляют косность, негибкость (Starrheit) установок, цели и мнения, неподвижность и малую готовность к переключению». Устойчивость же (Standhaftigkeit), по их мнению, есть «особенность характера, которая выражается в стабильности и резистентности убеждений, точек зрения и установок и тесно связана с упорством, твердостью принципов» (Gauss et al., 1976, р. 455, 511).

Несколько иного мнения придерживается Б. Ф. Ломов, анализируя устойчивость как особое измерение субъективных отношений личности. «Нужно отметить, — пишет он, — что устойчивость может проявляться по-разному. В одних случаях она выступает как ригидность, как консервативно-привычное отношение; в других — она выражает принципиальную позицию личности» (Ломов, 1984, с. 333). В этом вопросе нам ближе мысль В. Н. Мясищева о том, что «…неспособность приспособиться к новым требованиям и разрешать новые задачи характеризуют инертность (в нашем понимании — это ригидность —Г. 3.), противоположные качества характеризуют подвижность. Люди, над которыми господствует привычка, — инертные люди. Но поведение человека, который стойко отстаивает известную идею, служит ей всю жизнь и даже жертвует за нее жизнью, было бы грубой ошибкой рассматривать как инертное» (Мясищев, 1954, с. 41). Последнее, с нашей точки зрения, верно лишь при условии, что человек не стал рабом «известной идеи из-за ее красивых глаз» (А. А. Ухтомский).

Признавая самостоятельность и независимость ригидности и устойчивости, следует считать правильным мнение, что гипертрофированная устойчивость может трансформироваться в ригидность. Так, Н. Л. Элиава пишет, что «установка субъекта — его настроенность, его определенная ориентированность… иногда становится ригидной, слишком устойчивой (курсив мой — Г. 3.) и трудно преодолимой» (Элиава, 1966, с. 312).

Различает эти особенности личности и Н. Д. Левитов (1969, с. 198—199), считая неправомерным смешивать ригидность со стойкостью — морально-волевой чертой, одним из ярких проявлений твердости характера. Ригидность стоит близко к той «извращенной» неразумной настойчивости, которая питается упрямством. Упрямство, по Н. Д. Левитову (там же, с. 165—166), отличается очень узкой и неразумной мотивировкой («я сделаю так, как хочу») и объясняется узостью мышления, большой требовательностью к другим и слабой — к себе, слабой податливостью разумным убеждениям. Упрямые люди по-своему последовательны, но цели их неразумны и мелочны; для них характерны побуждения в виде чувства обиды, злобы, гнева, мести и т. п. Если физиологической основой настойчивости является, прежде всего, сила процессов возбуждения и торможения, выражающаяся в выносливости нервных клеток, в их продолжительной работоспособности без признаков истощения, то упрямство физиологически является выражением застойности нервных процессов, консервативности динамических стереотипов, одной из форм нарушения равновесия между организмом и средой, недостатком в регулирующей роли второй сигнальной системы.

Выдвигая гипотезы о динамике формирования и изменения социальных стереотипов на различных уровнях межгруппового взаимодействия, В. С. Агеев, на наш взгляд, совершенно неправомерно поставил в один ряд ригидность, консерватизм и устойчивость, считая их, скорее всего, явлениями одного порядка. Если «устойчивость, ригидность — динамические характеристики, свидетельствующие о способности социального стереотипа успешно сопротивляться любой информации, направленной на его изменение» (Агеев, 1986, с. 95), то они, как нам кажется, отражают разные качества этой способности.

Различия между ригидностью и устойчивостью убедительно демонстрирует выделенный и описанный А. Е. Личко (1977) «неустойчивый тип акцентуации характера», сущность которого видят в лабильности (неустойчивости) эмоций, слабости воли, нарушении влечений, патологической подвижности нервных процессов, невозможности выработать стойкий жизненный стереотип. Несомненно, что от неустойчивого типа к ригидному, в основе которого чаще всего лежит патологическая инертность нервных процессов, значительно ближе, чем к типу устойчивому. Интересно, что в случае сочетания неустойчивого типа, например, с конформным типом от последнего «прочнее всего держится неприязнь к чужакам, подозрительность ко всему незнакомому» (там же, с. 156), т. е., по сути дела, ригидные черты, которые мы обозначили как «неофобические».

Онтогенетические исследования также свидетельствуют в пользу различения сущности этих двух психических явлений. Их формирование и развитие имеют совершенно разные — прямо противоположные направления. Как справедливо указывает Б. Ф. Ломов, «устойчивость формируется и изменяется в процессе развития личности. Примитивные отношения ребенка изменчивы, неустойчивы. И только по мере его все более полного включения в социальные связи они приобретают черты устойчивости» (Ломов, 1984, с. 333). В то же время, как показывают исследования, с развитием личности ребенка ригидность уменьшается.

Усиление же ригидности свидетельствует о росте избыточной устойчивости, которая в конечном итоге приводит к разрушению личности как целостности, как индивидуальной системы (Залевский, 2005).

Итак, обнаруженные при анализе большого литературного материала многозначность дефиниций, противоречивость взглядов на внутреннее единство и место в системе родственных и близких понятий отразили терминологическую невыясненность понятия психической ригидности.

Психическая ригидность определяется чаще всего альтернативно: как характеристика личности либо поведения, как характеристика отдельных областей личности — перцептивная, психомоторная, когнитивная, аффективная, мотивационная ригидность — либо всей личности, как формально-динамическая либо содержательная характеристика личности и поведения, как свойство нормальной либо патологически измененной личности. В то же время наметилась тенденция к снятию таких альтернатив, что, на наш взгляд, является совершенно справедливым и необходимым. Последняя выражается в стремлении охватить одним термином ригидность как свойство личности и поведения («ригидность как конструкт»), и в рассмотрении ригидности как динамико-содержательной характеристики личности, и в допущении понимания ригидности как «сквозного» свойства личности, характеризующего «похожие личности» — определенный класс или тип людей («ригидные личности»), с одной стороны, и не являющимся таковым, варьирующим в широких пределах — от парциальной представленности в структуре «непохожих» личностей до «вовлечения всех областей психики в соответствующие проявления» (Леонгард, 1981) — с другой. Данные исследований некоторых авторов (Regard et al., 1983) позволяют сделать предположение об усилении внутреннего единства понятия психической ригидности при нервно-психической патологии и росте числа «похожих» лиц по ее проявлению.

При всей кажущейся феноменологической похожести терминов ригидности, инертности и устойчивости есть, как показал анализ, основания и необходимость их различения как несовпадающих по своему содержанию.

В целом терминологический анализ понятия психической ригидности свидетельствует о том, что здесь мы встречаемся с трудностями, выходящими далеко за пределы лишь терминологических. Требуется и тщательный содержательный анализ данного понятия, предусматривающий выяснение самой природы психической ригидности — детерминирующих факторов, механизмов и особенностей ее проявления в норме и при нервно-психической патологии, характеристики как индивидуальной, так и групповой системы, проявляющейся в разнообразии фиксированных форм поведения.