Постсоветская трансформация политических систем Республики Узбекистан и Кыргызской Республики: сравнительный анализ

Актуальность проблемы. Последняя волна трансформаций политических систем изменила представление о возможных направлениях политической трансформации и показала необходимость тщательного анализа становления политических систем отдельных стран, а также выделения общего и особенного. Российская политическая наука пока не смогла ответить на вопрос о факторах и причинах формирования определенных политических режимов в государствахбывших союзных республиках. Очевидно, что без ответов па эти вопросы трудно понять особенности современных политических процессов на постсоветском пространстве и дать относительно достоверный прогноз о путях дальнейшего развития указанных государств.

Политические процессы, развивавшиеся после распада СССР в новых независимых государствах, поставили перед исследователями ряд проблем. Прежде всего, потребовалось понять и объяснить причины следующих явлений:

— почему постсоветские трансформации так отличаются от восточноевропейских, с одной стороны, и так различаются между собой, несмотря на их длительное пребывание в составе СССР, с другой;

— почему, несмотря на все различия, ни одна из стран СНГ не пришла через десять лет после крушения прежнего режима к консолидированной демократии;

— почему политические системы государств СНГ становятся все более отличными друг от друга;

— почему само постсоветское пространство «распадается» па ряд менее масштабных политических, военных, экономических союзов и образований.

Недавние события в некоторых постсоветских государствах, в ходе которых произошла насильственная смена политических элит, также ставят перед исследователями ряд серьезных вопросов о причинах этих процессов, о соотношении внутренних и внешних факторов трансформации и о возможности перехода к новому политическому режиму в результате смены элит, о принципиальном сходстве либо различии так называемых «революций» на постсоветском пространстве и, конечно, о степени вероятности повторения подобных событий в других государствах-участниках Содружества.

За последнее время исследования трансформационных процессов на постсоветском пространстве прошли путь от попыток рассмотреть их в рамках транзитологических концепций и оценить их с нормативно-онтологической точки зрения, представляя политическое развитие как «нормальный» путь к демократии, которая воспринималась как некая «конечная точка» перехода, или как «отклоняющийся» от нее, до попыток выработать новую методологию для анализа собственно этих процессов, не страдающую таким телеологизмом. Дело не только в том, что именно сейчас, по прошествии пятнадцати лет после распада СССР, становится очевидным, что многие прежние политологические прогнозы не сбылись, но и в том, что анализ процессов постсоветских переходов позволит исследователям уточнить существующую методологию и сформулировать новые концепции, претендующие на объяснение результатов перехода.

Надо сказать, что в этом направлении сделано, с одной стороны, уже немало, с другой — научное осмысление трансформационных процессов на постсоветском пространстве еще только начинается, и работ, посвященных комплексному анализу этих процессов, насчитывается немного. Современная политическая наука пыталась ответить на вопрос о том, как шло формирование постсоветских режимов, и проанализировать их основные черты и особенности, по останавливалась перед ответом на вопрос о причинах их формирования, то есть не отвечала на вопрос «почему». Именно здесь, между ответами на вопросы «как» и «почему», и проходит, на наш взгляд, граница между знанием и незнанием о предмете исследования.

Применительно к теме настоящего исследования проблема заключается в поисках ответов па вопрос о том, почему при внешней схожести исторических судеб и политического наследия в Узбекистане и Кыргызской Республике сформировались разные политические режимы. В научной литературе эти вопросы до настоящего времени не анализировались, что обуславливает актуальность данного исследования.

Случай постсоветских централыюазиатских государств представляет интерес по причиие преемственности ряда политических практик и институтов даже в условиях смены политических режимов и форм правления, а также по причине возрастающей роли данного региона в международных отношениях. События последних десяти лет показали, что он рассматривается ключевыми международными акторами (США, Россией, Китаем) в качестве исключительно значимого, что обуславливает конкуренцию мировых держав за влияние в этом макрорегионе. Учитывая, что стабильность политических систем в государствах Центральной Азии является чрезвычайно важным фактором международных отношений, возникает необходимость тщательного анализа внутриполитического процесса в государствах данного региона с целью выявить источники нестабильности и прогнозировать их дальнейшее политическое развитие.

Исследовательский интерес к Узбекистану объясняется прежде всего тем, что это государство является крупнейшим и наиболее значимым по социально-экономическому потенциалу в цептральноазиатском макрорегиопе, а также традиционно претендующим на роль политического, экономического и духовного лидера всего региона. Случай Кыргызской Республики интересен не только недавними «революционными» событиями в стране, но и логикой превращения централыюазиатского «островка демократии» в государство с авторитарным режимом, отличающимся, тем не менее, от соседних автократий и в итоге показавшим свою неустойчивость.

Степень изученности проблемы. Работ, посвященных комплексному анализу процессов трансформаций в постсоветских Узбекистане и Кыргызстане1, а также работ сравнительного характера по данной проблеме (в том числе в виде российских кандидатских и докторских диссертационных исследований) нам найти не удалось, однако попытки исследовать избранную проблему различными методами и на разном материале имеются. В методических целях целесообразно разделить всю литературу, имеющую отношение к указанной проблеме, на российскую, литературу изучаемых стран и зарубежную литературу.

В ряде российских сборников, изданных в 1990;е гг., имеются разделы, посвященпые как Узбекистану, так и Кыргызстану, однако прямого сравнения указанных государств не проводится. Авторы сборника «Средняя Азия: История, политика, экономика: справочные материалы"2, подготовленного Институтом Применительно к постсоветскому периоду в тексте работы название республики употребляется в форме «Кыргызстан», в отношении советского периода — в формах «Киргизия» и «Киргизская ССР».

2 Средняя Азия: История, политика, экономика: Справ, материалы / Под ред. В. Игрунова. М., гуманитарно-политических исследований (ИГПИ) под руководством В. Игруиова, ограничиваются описанием основных событий политического процесса в Узбекистане и Кыргызстане в 1989;1991 гг., пе делая почти никаких выводов. Почти то же самое можно сказать о работе «Постсоветская Центральная Азия: потери и обретения"3, которая отличается лишь более пристальным вниманием к особенностям внешней политики и экономики республик и попытками сделать выводы о характере взаимоотношений республик и союзного Центра при Советской власти.

Среди значимых российских работ по проблемам трансформации политического режима в Узбекистане необходимо назвать исследования Е. Кожокина, Ю. Кульчика, JI. Левитина. В 1998 г. вышел в свет двухтомный труд Российского института стратегических исследований «Узбекистан: обретение нового облика"4, авторы которого ставили цель проанализировать основные направления внутренней и внешней политики Узбекистана в 1990;е гг. Авторы утверждают, что политическая система страны является авторитарной и определяют ее как стабильную, выделяя основные факторы и внутренние угрозы этой стабильности. При этом без ответа остается вопрос о причинах и этапах формирования подобного политического режима, а также о перспективах его эволюции.

В работе 10. Кульчика5 политический режим Узбекистана характеризуется как консервативный, имеющий черты авторитаризма и стремящийся обеспечить любой ценой стабильность узбекского общества. Автор приходит к выводу о том, что в республике сформировался режим сильной президентской власти, имеющей достаточно ярко выраженный авторитарный характер, что является закономерным результатом в условиях еще пе достаточно развитого гражданского общества, когда во имя преодоления серьезных экономических и социальных диспропорций власть вынуждена идти на жесткие меры. Важнейшим положением работы является также утверждение о недопустимости применения западных транзитологических моделей при анализе политической трансформации в Узбекистане и о том, что.

1 Постсоветская Центральная Азия: Потери и обретения. М., 1998.

4 Узбекистан: Обретение нового облика: В 2 т. / Под общ. ред. Е.М. КожокинаРос. ин-т стратег, исслед. М, 1998. Т. 1−2.

5 Кульчик Ю. Г. Республика Узбекистан в середине 1990;х годов. М., 1995. консервативный режим И. Каримова объективно соответствует сложившимся историческим условиям. Подход 10. Кульчика выгодно отличается от подходов предшествующих авторов тем, что он отказывается от простого телеологизма и предзаданности результатов трансформационного процесса, стараясь рассматривать его как процесс с «открытым финалом». Вместе с тем, в указанной работе проанализирован небольшой хронологический период, а сама она по-прежнему не дает ответа на вопрос о факторах и причинах формирования в Узбекистане «консервативного режима со всеми признаками авторитаризма». Кроме того, слабо доказанным является тезис о «необходимости» и «исторической обусловленности» «жестких мер» доминирующего актора, что свидетельствует (хотя и неявно) о присутствии в данной работе оценочного и нормативно-онтологического подходов.

J1. Левитии, долгое время работавший в Узбекистане, а затем советником Президента Кыргызской Республики, полагает6, что после крушения советского режима политический выбор Узбекистана состоял в альтернативе между авторитаризмом и «феодальной олигархией». Поскольку после крушения структур прежнего режима активизировались традиционные неформальные структуры узбекского общества (прежде всего клановые), которые угрожают политической стабильности и территориальной целостности государства, их необходимо всячески сдерживать, а на это способна только сильная государственная власть. Другими словами, автор не отказывается от характеристики режима как «авторитарного», считая при этом, что формирование такого режима явилось если не благом, то по крайней мере «меньшим злом» для страны, спасшим ее от «феодальной олигархизации». В то же время автор отчасти противоречит сам себе, в другом месте работы характеризуя режим в Узбекистане как «полуавторитарпый», который является «более сложным и гибким», чем чисто авторитарный. Данная работа строится па оценочном подходе, а ее скрытой целью служит желание оправдать установление авторитарного режима, с чем вряд ли можно согласиться. Характерно, что автор рассматривает альтернативу «авторитарный режим — феодальная олигархия», даже не принимая во внимание (хотя бы гипотетически) демократический путь развития и не анализируя причины и факторы его провала.

6 Левитин Л. И. Ислам Каримов — Президент нового Узбекистана. Ташкент, 1996; Он же. Узбекистан: Время перемен. М., 1998; Он же. Узбекистан на историческом повороте: Критические заметки сторонника Президента Каримова. М., 2001.

Ценным выводом можно назвать суждение JI. Левитина об актуализации патриархальных обычаев и традиционных регионально-клановых структур в условиях крушения старого политического режима и консолидации нового. Однако угроза национально-территориальной целостности страны, выдвинутая автором для оправдания авторитаризма, представляется преувеличенной и потому несомненно нуждается в проверке и уточнении.

В последней по времени работе Л. Левитина7, которую трудно отнести к политологическому или юридическому исследованиям (скорее, это политическая публицистика) явно просматривается та же цель — оправдать установление авторитарного режима и «защитить» Президента от необоснованной, по мнению автора, критики. Автор проявляет тенденциозность в подборе и систематизации материала и не анализирует альтернативные точки зрения, в частности, деятельность политической оппозиции режиму Каримова.

Исследования ученых Узбекистана (проживающих как в республике, так и за ее пределами), часто затрагивают либо формально-юридический аспект функционирования органов государственной власти и местного самоуправления8, либо выполнены с целыо оправдать существующий режим и подчеркнуть его положительные черты по сравнению с советским режимом9. Такие работы, как правило, изобилуют цитатами и ссылками на сочинения Президента Каримова.

Среди работ, опубликованных за пределами республики, можно выделить книги С. Бекжаиа «Перед входом на тот свет"10 и Б. Файзи «Очерк узбекской оппозиции"11. В них подробно анализируются основные события политической жизни Узбекистана в 1990;е гг. с точки зрения оппозиционных акторов, главным образом механизмы подавления их активности правящей элитой.

Российская историография трансформации в Кыргызской Республике представлена в основном работами А. Кыпева и С. Лузяпииа, среди работ.

7 Левитин Л. И. Узбекистан на историческом повороте: Критические заметки сторонника Президента Каримова. М., 2001.

8 См., например: Халилов Э. Х. Высший законодательный орган Республики Узбекистан: От формального представительства до реального парламентаризма. Ташкент, 2001.

9 См., например: Таджиев X. Теоретические и методологические вопросы национальной идеологии. Ташкент, 1999.

10 Бекжан С. У входа на тот свет [Электронный ресурс]. Электрон, дан. [Стокгольм, 1999]. Режим доступа: http://eurasia.org.ru/archive/ Uzbeksbook/index.html Файзи Б. Очерк узбекской оппозиции. Анкара: Acun, 2003. кыргызских ученых выделяются труды К. Исаева, Г. Искаковой, А. Князева, Н. Омарова, 3. Сыдыковой, А. Элебаевой и др.

А. Кыиев исследует политический процесс в Кыргызстане в свете предпосылок государственного переворота 2005 г., показывая его неизбежность12. А. Князев, отправной точкой рассуждений которого также выступают события марта 2005 г., делает вывод о значительном влиянии на ситуацию в Кыргызстане внешних акторов (прежде всего США)13. Н. Омаров, исследуя в многочисленных статьях особенности политического развития и внешней политики Кыргызстана в 1990;е гг., приходит к выводу о том, что контрпарадигмами эволюции политической системы республики являлись политическая модернизация и традиционное общество, а традиционализм препятствовал укоренению демократических институтов и в итоге обусловил их фактическую недееспособность14.

Г. Искакова сосредотачивает внимание па формальных институтах режима, анализируя прежде всего изменения в соотношениях полномочий Президента и парламента15. Работы 3. Сыдыковой16 и К. Исаева17 представляют собой «взгляд изнутри», попытку критически проанализировать механизмы принятия решений правящей элитой и результаты реализации этих решений.

Несмотря на ценность названных выше работ и попытки предпринять в них анализ политического процесса в Кыргызстане, нужно отметить, что особенностями большинства исследований является известная публицистичность даже научных по форме работ. Кроме того, большинство указанных работ было создано после событий 11 сентября 2001 г. и размещения американских баз в Средней Азии и.

12 Кынев А. В. Кыргызстан до и после тюльпановой революции: бурные события 2005 года еще не означают изменения системы правления в стране [Электронный ресурс]. Электрон, дан. М., 2005. Режим доступа: http://igpi.rn/info/people/kynev/l 128 082 583. html п Князев А. Государственный переворот 24 марта 2005 г. в Киргизии. Бишкек, 2005.

14 Омаров Н. Эволюция политической системы Кыргызстана в 90-е годы XX — начале XXI веков: Итоги и перспективы демократического строительства // Политический класс. 2005. № 6. С. 76−81- Он же. «Суверенная этнократия» и поиски национальной идентичности Кыргызстана [Электронный ресурс]. Электрон, дан. Бишкек, сор. 2006. Режим доступа: http://wwvv.analitika.org/ article. php?story=20 060 927 034 601 812- Он же. Этническое измерение процесса демократических реформ в современном Кыргызстане [Электронный ресурс]. Электрон, дан. Бишкек, сор. 2002. Режим доступа: http://omarov-nur.narod.ru/2002;2003/doklad190503.doc и др.

15 Искакова Г. Выборы и демократия в Кыргызстане: конституционный дизайн президентско-парламентских отношений. Бишкек, 2003.

Сыдыкова З. Б. За кулисами демократии по-кыргызски. Бишкек, 1997.

17 Исаев К. «Восток — дело тонкое», или Лицо кыргызской власти глазами очевидца. Бишкек, особенно после андижанских событий в Узбекистане и переворота в Кыргызстане, когда резко возрос мировой интерес к политическому процессу в регионе, находившемуся до этого па периферии внимания исследователей.

Таким образом, практически пи одна названная работа не ставит целью проанализировать этапы трансформации политических систем Узбекистана и Кыргызстана. Все указанные выше исследования являются в лучшем случае добросовестным изложением фактов современной политической жизни республик и не идут дальше анализа этих конкретных фактов, не поднимаясь до выводов относительно трансформационного процесса в целом. В работах практически не проводится анализ формальных институтов режимов и их соотношения с неформальными, что является ключевым для понимания трансформационного процесса в настоящей работе.

Зарубежная историография данной проблемы более обширна, прежде всего благодаря появлению после распада СССР множества научных центров и исследователей, специализирующихся на изучении политических проблем постсоветских государств.

Наиболее известными исследователями проблем Центральной Азии в зарубежной политологии являются Ш. Акииер (Sh. Akiner) (Великобритания), Д. Карлайл (D. Carlisle), Р. Дейблер (R. Diebler) (США), У. Хальбах (U. Halbach) (ФРГ), Э. Хаски (Е. Huskey), В. Фирман (W. Fierman), Г. Глисон (G. Gleason), Дж. Маклидер (J. McLeader), М.-Б. Олкотт (М.-В. Olcott) (США), О. Руа (О. Roy) (Франция).

У. Хальбах рассматривает политическую трансформацию и формирование авторитарного режима в Узбекистане как обусловленную традиционными потребностями большинства населения в сильной единоличной власти.

Исследователь отмечает, что только такой режим может обеспечить стабильность, активно противостоять исламскому фундаментализму и имеет тенденцию.

18 адаптироваться к исходящим извне требованиям демократизации. Именно поэтому У. Хальбах считает, что Западу следует сдержанно относиться к нарушениям в Узбекистане прав политической оппозиции и ограничению свободы слова.

18 Halbach U. Politishe Entwiklungen im nachsowjetishen Mittelasien: Uzbekistan // Bericlite des Bundesinstituts fuer ostwissentschaftliche und internationale Studien. 1994. № 50. S. 120−149.

В целом он характеризует политический режим Узбекистана как «авторитарный по законодательству и реальному положению вещей», т. е. в рамках как формальных, так и неформальных институтов. Эти выводы дают некоторую основу для понимания способов легитимации режима и заставляют глубже анализировать его формальные институты, однако раскрывают лишь один фактор формирования данного политического режима (культурно-ценностный), не учитывая другие структурные и процедурные факторы трансформации.

Подход Д. Карлайла19 отличается более пристальным вниманием к фигуре Президента И. Каримоваавтор пытается анализировать политический процесс в современном Узбекистане через призму анализа политической биографии Каримова как представителя не только определенного политического клана, но и поколения. Исследователь отмечает, что современную политическую систему можно назвать «традиционализированпой современностью» или «осовремененным традиционным порядком», очень точно, па наш взгляд, улавливая главную особенность и вектор политической трансформации в постсоветском Узбекистане. Он также анализирует реабилитацию режимом великих исторических деятелей прошлого как один из способов легитимации нового режима.

Работа В. Фирмана «Политическое развитие Узбекистана: Демократизация?» посвящена главным образом анализу событий процесса трансформации в Узбекистане и дает очень подробную картину последовательности действий всех значимых акторов. Благодаря использованию большого числа источников автор приводит целый ряд фактов, которые остаются вне ноля зрения большинства русскоязычных исследователей. Автор анализирует политический процесс в Узбекистане на разных этапах через понятия легитимности и участия и приходит к выводу о большой роли процедурных факторов в процессе трансформации. Вместе с тем, в работе пет обобщающих выводов относительного всего трансформационного процесса в целомдругим ее недостатком являются ограниченные хронологические рамки (автор заканчивает анализ 1995 г.). Кроме того, автор, очевидно, полагает, что итогом трансформации политической системы должна была стать ее демократизация (на это указывает само название работы).

19 Carlisle D. Uzbekistan and Central Asia: Past and Present in Perspective. Colorado, 1994.

20 Fierman W. Political Development in Uzbekistan: Democratization? // Conflict, Cleavage and Change in Central Asia and the Caucasus / Ed. K. Davvisha, B. Parrot. Cambridge, 1997. P. 360−409.

М.-Б. Олкотт предлагает анализировать политическое развитие государств Центральной Азии путем выявления тех мифов, которые правящие элиты создают для оправдания неутешительных результатов экономических и политических реформ21. Эти мифы были призваны укрепить общественное доверие, по результат их был противоположным, считает автор. Такой подход к анализу политического процесса представляется плодотворным, поскольку его применение приводит к получению нового знания о способах легитимации политического режима в Узбекистане и вместе с тем показывает несостоятельность выводов многих исследователей, которые сами оказались в плену тех мифов, что создаются правящими элитами. С другой стороны, для задач данного исследования такого подхода явно недостаточно. В недавней работе «Второй шанс Центральной Азии"22 М.-Б. Олкотт отмечает, что после событий П сентября 2001 г. государства Центральной Азии получили новый шанс развития демократических институтов, однако из-за позиции правящих элит и склонности западных стран поддерживать консервативные правительства этот шанс не был реализован.

Р. Дейблер в своем исследовании «Мухаммад Салих и политические преобразования в Узбекистане"23 пытается проанализировать политический процесс через биографию главного оппозиционного деятеля М. Салиха, что является одновременно как достоинством, так и недостатком работы, поскольку позволяет выявить одни события и процессы и совершенно пе затрагивать другие.

В работах Э. Хаски, посвященных Кыргызстану24, анализируется процесс трансформации политической системы республики до середины 1990;х гг. в соответствии с классической транзитологической теорией. Автор рассматривает политический процесс с точки зрения его «отклонения» от идеальных демократических норм и приходит к выводу о том, что наиболее серьезным.

21 Олкотт М.-Б. Двенадцать мифов о Центральной Азии: Возвращаясь к написанному / Моск. центр Карнеги. М., 2001.

22 Она же. Второй шанс Центральной Азии. М.- Вашингтон, 2005; см. также: Olcott М.-В. Autocrats, Islamists, and the Rise of Radicalism. Washington, 2003.

23 Diebler R. Literature and Politics: Mohammed Salih and Political Change in Uzbekistan From 1979 to 1995. Bloomington, 1996.

24 Huskey E. Kyrgyzstan: The Fate of Political Liberalization // Conflict, Cleavage and Change in Central Asia and the Caucasus / Ed. K. Dawisha, B. Parrot. Cambridge, 1997. P. 242−268- Huskey E. Kyrgyzstan: The Politics of Demographic and Economic Frustration //New States, New Politics: Building the Post-Soviet Nations / Ed. I. Bremmer, R. Taras. Cambridge, 1997. P. 654−680. препятствием демократизации Кыргызстана остается традиционная политическая культура населения.

В результате анализа содержания зарубежных работ можно прийти к выводам о наличии некоторых общих качеств, присущих им всем. Во-первых, в них не до конца преодолен нормативно-онтологический подход, исходящий из предзаданпости целей политической трансформации. Отклоняющиеся от «демократизации» случаи часто рассматриваются как «девиантные», не вписывающиеся в идеальную схему. О понимании этих случаев как девиантных говорят сами названия работ: чаще всего они содержат слова «провал», «неудача», «разочарование», «крушение», «непройденный путь», «нереализованный шанс» и т. д., предполагающие, что реальный политический процесс есть отклонение от некоего «правильного» пути. В данном случае мы имеем дело с тем же упрощенным телеологизмом — анализом и прогнозом, исходящим из идеальной цели. В результате применения подобной методологической посылки очень трудно понять многие политические процессы и институты периода трансформации в незападных странах. Именно поэтому для получения достоверного научного знания о процессах постсоветских трансформаций требуется применение иной методологии.

Во-вторых, чаще всего работы зарубежных авторов представляют собой аналитические доклады, подготовленные по заказу государственных органов, которые задаются прежде всего вопросом о том, каким образом должны быть реализованы в данном регионе стратегические цели западных стран (в первую очередь США). Соответственно, это обстоятельство накладывает отпечаток на специфику работ и выводы их авторов.

В-третьих, большинство работ ориентировано па изучение всех пяти среднеазиатских государств, при этом, как правило, главное место отводится Казахстану. Расширение числа случаев неизбежно приводит к некоторой поверхностности анализа каждого из государств в отдельности.

В-четвертых, множество доступных работ ограничивает рассмотрение политического процесса в среднеазиатских государствах серединой 1990;х гг., а новые работы посвящены событиям после 2001 г., что приводит к значительному хронологическому пробелу в исследованиях.

Учитывая названные обстоятельства, мы приходим к выводу о том, что тема данного исследования до настоящего времени в научной литературе не раскрывалась, а политические события и явления в указанных странах анализировались с применением иной методологии, в иных аспектах и в иных хронологических рамках по сравнению с настоящей работой.

Исследовательская гипотеза состоит из нескольких взаимосвязанных предположений.

1. Различное сочетание структурных и процедурных факторов трансформации способствовало формированию различающихся по существенным характеристикам (хотя и моноцентрических) политических систем и режимов в Узбекистане и Кыргызстане.

2. Трансформация режимов привела к ретрадиционализации политической системы государств, к возрождению ряда традиционных институтов и к формированию новых режимов, отличающихся от советских.

3. Режимы можно характеризовать не как переходные, а как относительно устойчивые, их основные черты и институты могут оставаться неизменными даже под влиянием существенных системных изменений (включая так называемые «революции».

Цель настоящей работы — проанализировать трансформацию политических систем Республики Узбекистана и Кыргызской Республики в постсоветский период, учитывая комплекс взаимосвязанных факторов, в сравнительном аспекте.

В соответствии с поставленной целью необходимо решить следующие исследовательские задачи.

1. Проанализировать характеристики прежних режимов (в данном случае досоветского и советского), рассматривая основные структурные факторы трансформационного процесса. Для этого необходимо:

— исследовать особенности политической традиции каждого государства и показать их сходство и различиявыявить особенности социально-экономического развития и нациеобразовательиых процессовпроанализировать и сравнить культурно-ценностные факторы политического развития.

2. Выявить характеристики собственно трансформационных процессов при переходе от советского режима к новым типам режимов. Для этого необходимо:

— проанализировать соотношение правящих и оппозиционных акторов на начальном этапе трансформации, уровень внутриэлитной консолидации и массовой мобилизации;

— проанализировать набор и содержание конкретных политических стратегий акторов в рамках политических институтов;

— рассмотреть трансформацию самих политических институтов и связанный с ней механизм поиска нового институционального дизайна, прежде всего выработки новых Конституций;

— выявить модели переходов от прежнего режима к новым;

— установить роль института выборов и других механизмов легитимации нового режима в процессе перехода.

3. Выявить основные черты сформировавшихся в результате трансформации режимов. Для этого необходимо:

— проанализировать композиции акторов, институтов, стратегий и ресурсов новых режимов;

— проанализировать институциональный дизайн (набор формальных институтов) новых режимов;

— рассмотреть факторы консолидации новых режимов;

— выявить и проанализировать механизмы доступа к господству;

— выявить пределы притязаний на господство и структуру господства;

— рассмотреть способы легитимации новых режимов;

— проанализировать роль и значение института выборов, политических партий, институтов гражданского общества;

— установить соотношение формальных и неформальных институтов в сформировавшихся политических системах;

— ответить на вопрос о том, насколько и чем сформировавшиеся режимы отличаются от прежнего советского режима;

— ответить па вопрос о том, чем и по каким причинам сформировавшиеся режимы различаются между собой;

— выявить факторы их эволюции (ослабления, укрепления, разрушения, трансформации) на данном этапе.

Объектом исследования, таким образом, являются политические системы Узбекистана и Кыргызстана, предметом — политические институты, акторы, стратегии, ресурсы на всех этапах трансформации политических систем, т. е. перехода от прежних режимов к новым.

Хронологические рамки настоящего исследования в целом соответствуют поставленным целям и задачам. В качестве основного периода анализа избран период конца 1980;х — середины 2000;х гг. Начало политической трансформации обычно связывают с началом ослабления прежних режимов и появлением наряду с действующим актором других значимых политических акторов, что наблюдалось в Узбекистане и Кыргызстане с конца 1980;х гг. Середина 2000;х гг. стала определенным рубежом для обеих политических систем в связи с андижанскими событиями в Узбекистане и сменой правящей элиты в Кыргызстане, после которых особенно актуальным стал вопрос о возможности и направлениях трансформаций режимов под влиянием этих событий.

Стоит подчеркнуть, что работа будет выходить за указанные основные хронологические рамки. Для анализа досоветского и советского опыта политического развития республик нам необходимо представить краткий политико-исторический обзор, охватывающий период со времени появления первых государственных образований на территории Средней Азии до ослабления советского режима в конце 1980;х гг. Отметим, что специальный анализ политического развития этого периода не входит в задачи настоящей работыданный материал является вспомогательным для решения ее основных задач. Именно поэтому мы не включаем данный период в основные хронологические рамки исследования.

Теоретико-методологические основания исследования. Методология данного исследования представляет собой синтез положений макросоциологических (системных, структуралистских, культуралистских) и микросоциологических (теории акторов) подходов к трансформациям политических систем. Она дополняется пеоипституциональным подходом в его историческом, или культурологическом, варианте и сравнительным методом.

Классическая" траизитология по ряду причин неприменима в полном объеме к анализу постсоветских трансформаций. Достаточно указать на то, что в транзитологической литературе проблема исследований переходов к недемократическим режимам до последнего времени находилась на периферии внимания авторов. Кроме того, основные транзитологические схемы почти пе учитывают роль макросоциальных (структурных) факторов трансформации, мало внимания уделяют предшествующему историческому развитию страны, традициям, культуре, а также анализу формальных институтов, особенно в условиях недемократического режима. Некритический перенос на материал постсоветских переходов таких понятий, как «консолидация демократии», «тест двукратной смены власти», «учредительные выборы», «пакт элит» и др. может привести к неадекватным выводам о «девиантности» политического процесса. Тем не менее, в настоящей работе используются некоторые важнейшие установки теорий трансформации, касающиеся того, что переход совершается от прежнего режима к какому-то иному, пе обязательно заведомо демократическомуустановившийся в результате трансформации режим рассматривается не как нечто временное и промежуточное, а как нечто устойчивоена транзит оказывают влияние как микросоциальные (процедурные), так и макросоциальиые (структурные) факторыпереход состоит из нескольких этапов: либерализация прежнего режимакрушение прежнего режимапериод неопределенностиустановление нового режимаконсолидация нового режимав процессе перехода происходят не внутрирежимные изменения, а консолидация нового режима, что и позволяет говорить о трансформации. Большое методологическое значение в данном случае имеют работы таких классиков транзитологии, как А. Пшеворский, X. Линц и А. Степан, С. Хантингтон, Т. Карл, Г. О’Доннелл и Ф. Шмиттер25.

25 О’Доннелл Г. Делегативная демократия // Пределы власти. 1994. № 2−3. С. 52−69- Карл Т. Л., Шмиттер Ф. Демократизация: Концепты, постулаты, гипотезы: Размышления по поводу применимости транзитологической парадигмы при изучении посткоммунистических трансформаций // Полис. 2004. № 4. С. 6−27- Мельвиль А.10. Демократические транзиты: Теоретико-методологические и прикладные аспекты. М., 1999; Он же. Опыт теоретико-методологического синтеза структурного и процедурного подходов к демократическим транзитам // Полис. 1998. № 2. С. 6−38- Пшеворский А. Демократия и рынок: Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. М., 2000; Хантингтон С. Третья волна: Демократизация в конце XX в. М., 2003; Transition from Authoritarian Rule: Prospects for Democracy / Ed. G. O’Donnell, Ph. Schmitter, L. Whitehead. BaltimoreL" 1986; Karl Т., Schmitter P. Models of Transition in Latin America, Southern and Eastern Europe // International Social Science Journal. 1991. Vol. 43, № 128. P. 269−284- Linz J., Stepan A. The Breakdown of Democratic Regimes. Baltimore;

Вместе с тем, неспособность транзитологических теорий полностью объяснить исходы постсоветских трансформаций приводит к выводу о том, что транзитологическая схема в данном случае может дать продуктивные результаты только в сочетании с другой основательной теорией, способной интерпретировать имеющийся материал. В настоящей работе делается попытка привлечь в качестве такой теории новый ииституционализм в его историческом варианте (дополненный концепцией «обусловленного пути»). Неоинституциопализм подходит для решения указанных задач потому, что он вводит универсальное и этически нейтральное понятие «институт», приемлемое для описания любого политического процесса вне зависимости от конкретных ситуационных особенностей. Культурологический вариант нового институционализма предполагает внимательный анализ политической традиции, культуры и обычаев, существующих в данной политической общности.

Основные методологические посылки пеоипституционализма в его историческом варианте, используемые в работе, заключаются в следующем:

— институты формируются исторически и изменить их довольно трудно;

— институты делятся на формальные (юридические нормы, судебные прецеденты, государственные учреждения) и неформальные (традиции, обычаи, социальные условности), причем первые складываются сознательно и могут быть заменены за короткий срок, вторые — стихийно и могут оставаться неизменными на протяжении очень долгого времени;

— отсутствие институциональных изменений означает, что никто из акторов не заинтересован в пересмотре действующих «правил игры», поскольку издержки, связные с введением новых институтов, могут превышать выгоду;

— формальные и неформальные правила должны соответствовать друг другу, из чего следует, что должны соответствовать друг другу и их изменения (принцип «конгруэнтности институтов»);

— институциональные изменения не совершаются дискретно, а носят инкрементный характер: для них характерно «перетекание» содержания старых.

London, 1978; Linz J. Totalitarian and Authoritarian Regimes // Handbook of Political Science / Ed. F. Greenstein, N. Polsby. London, 1975; Chehabi H., Linz J. Sultanistic Regimes. BaltimoreLondon, 1997; Linz J., Stepan A. Problems of Democratic Transition and Consolidation: Southern Europe, South America, and Post-Communist Europe. BaltimoreLondon, 1996. институтов в новые даже в ходе революционных изменений, что определяет институциональную устойчивость общества26;

— институты структурируют политический процесс, определяя доступ к участию в нем и очерчивая рамки активности политических акторов.

На сочетании исторического институциопализма и транзитологических концепций построена синтетическая теория, применяемая в работах В. Гельмана,.

С. Рыженкова, Г. Люхтерхандт, которые имеют основное методологическое значение для данного исследования27.

В рамках этого направления сформировалась концепция «обусловленного 28 пути», которая ищет причины различии в исходах политических и социальных трансформаций в историческом прошлом. Концепция «обусловленного пути» (или «тропы зависимости») исходит из того, что именно предыдущее развитие страны или региона во многом обуславливает и его последующее развитие, задает ему определенные рамки («коридор возможностей»).

Основное методологическое значение для исследования имеют работы К. Телепа и С. Стейнмо, Б. Мура, Ш. Эйзенштадта и особенно Д. Норта и.

JQ.

Р. Патпэма .

Сравнительный метод позволяет лучше понять особенности трансформации политических систем указанных государств и ответить на вопрос о дивергенции.

26 Порт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997. С. 17.

27 Гельман В. Я. Трансформация в России: Политический режим и демократическая оппозиция. М., 1999; Гельман В. Трансформации и режимы: Неопределенность и ее последствия // Россия регионов: Трансформация политических режимов / Под общ. ред. В. Гельмана, С. Рыженкова, М. Бри. М., 2000. С. 16−60- Политика и культура в российской провинции: Новгородская, Воронежская, Саратовская, Свердловская области / Под ред. С. Рыженкова, Г. Люхтерхандт-Михалевой (при участии А. Кузьмина). М.- СПб., 2001; Автономия или контроль? Реформа местной власти в городах России: 1991;2001 / В. Гельман, С. Рыжснков, Е. Белокурова, П. Борисова. СПб.- М., 2002; Гельман В., Рыженков С., Семенов И. Саратовская область: Победитель получает все // Россия регионов.. С. 109−145- Саратовская область // Политика и культура.. С. 95−149.

28 См., например: Патнэм Р. Чтобы демократия сработала. М., 2000; Agh A. The Comparative Revolution and the Transition in Central and Southern Europe. Budapest, 1991; Segert S. Spatsozialoismus und Partienbildung in Osteuropa nach 1989. Berlin, 1996; Segert D., Machos C. Partien in Osteuropa: Kontext und Akteure. Opladen, 1995.

29 Thelcn K., Steinmo S. Historical institutionalism in comparative politics // Structuring politics: Historical Institutionalism in Comparative Analysis / Ed. S. Steinmo et al. Cambridge, 1992; Moore B. Social Origins of Dictatorship and Democracy: Lord and Peasant in the Making of the Modern World. Boston, 1966; Skockpol Th. States and Social Revolutions: A Comparative Analysis of France, Russia and China. Cambridge, 1979; Эйзенштадт III. Революция и преобразование обществ: Сравнительное изучение цивилизаций. М., 1999. политических режимов. Применение этого метода предполагает введение переменных для анализа. В данном случае мы опираемся на методологию «воронки причинности» А. Кэмпбелла30, разработанной применительно к анализу политических трансформаций А. Мельвилем, а также на методику анализа режимов, предложенную В. Меркелем и А. Круассаном.

Суть «воронки причинности» заключается в синтезе структурных (независимых переменных) и процедурных (зависимых переменных) факторов трансформации политических режимов. Это предполагает сужение фокуса анализа «ио мере того, как мы приближаемся к переменной зависимого поведения, постепенно исключая те последствия, которые перестают оказывать влияние па политическое действие"31. Это означает, что анализ должен осуществляться последовательно от структурных (государствои нациеобразующих, социально-экономических, культурно-ценностных) к процедурным (политическим и индивидуальным, или личностным, политико-психологическим) факторам трансформации.

В. Меркель и А. Круассан32 предложили переменные для анализа режимов, которые используются в работе для исследования природы политических режимов, сформировавшихся в результате трансформации. В качестве таковых они выделяют легитимацию господства, доступ к господству, монополию па господство, притязание на господство, структуру господства и способ осуществления господства. В работе используются важнейшие параметры: легитимация господства, доступ к господству, притязание на господство и структура господства, которые являются центральными характеристиками любых типов господства.

Синтез указанных методологий, таким образом, обуславливается задачами исследования. Одни лишь системные теории и теории акторов сами по себе не могут полностью объяснить ни начало и развитие, пи результат смены системы. Теории модернизации, системные теории, структурализм и культурализм делают акцент па анализе структурных факторов трансформации, а транзитологические.

30 The American Voter / Campbell A. et al. New York, 1960.

31 Мельвиль А. Ю. Опыт теоретико-методологического синтеза.

32 Merkel W. Systemtransformation: Eine Einfuehrung in die Theorie und Empirie der Transformationsforschung. Opladen, 1999; Merkel W., Busch A. Demokratie in Ost und West. Frankfurt a/M, 1999; Меркель В., Круассан А. Формальные и неформальные институты в дефектных демократиях // Полис. 2002. № 1. С. 6−17. концепции — на изучении конкретных стратегий политических акторов. Они имеют частично разные объекты анализа и нуждаются в определенных связующих концептах, которые могли бы служить теоретической связкой между макросоциологическими и микросоциологическими подходами. Такие связующие концепты можно найти в культуралистских, структуралистских и ипституционалистских теориях. Иначе говоря, нельзя заранее говорить о том, что является более важным в изучении конкретных случаев трансформации: структурные (объективные) или процедурные (субъективные) факторы. Можно говорить лишь о том, что акторы действуют относительно свободно, но в рамках заданного объективно ограничений (коридора возможностей). Чтобы исследовать степень свободы акторов, необходимо привлекать теории, ставящие в центр анализа структурные факторы трансформации (системные, культуралистские и структуралистские).

Среди основных методов настоящего исследования — экспертные опросы и интервью, контент-анализ выступлений политических деятелей, квазиэксперимент (моделирование возможных политических ситуаций).

Эмпирическая база исследования. Отбор источников по проблеме определялся несколькими обстоятельствами: во-первых, доступностью источников на русском языкево-вторых, необходимостью представленности как официальных, правительственных, так и оппозиционных и альтернативных правительственным источниковв-третьих, критическим отношением к достоверности источников различного типа и характера и необходимости их сопоставления.

В методических целях представляется целесообразным разделить источники па несколько групп.

1. Документы официальных институтов Российской империи и СССР, посвященные положению среднеазиатских государств в составе России, а затем Советского Союза и взаимоотношениям «метрополии» и «колонии».

2. Документы и материалы основных политических институтов Узбекистана и Кыргызстана: Конституции, Указы Президентов, законы, нормативные и индивидуальные акты Правительств и парламентов, программы легальных политических партий.

3. Документы и материалы, созданные представителями нелегальной политической оппозиции и альтернативные официальным. Это программы нелегальных политических партий, мусульманских организаций, газеты, издаваемые различными нелегальными общественно-политическими объединениями и т. п.

4. Материалы центральной печати (прежде всего газет «Народное слово», «Правда Востока», «Советская Киргизия», «Слово Кыргызстана», «Вечерний Бишкек»).

5. Мемуарная литература, сочинения и речи политических деятелей по проблемам современного политического развития (сюда относятся сочинения и тексты публичных выступлений руководителей республик Н. Мухитдинова, Ш. Рашидова, Р. Нишапова, И. Каримова, А. Масалиева, А. Акаева, М. Шеримкулова, К. Бакиева).

6. Материалы, издаваемые общественно-политическими организациями, прежде всего международными, в которых оцениваются различные аспекты политического, экономического и социального развития республик (экспертные доклады неправительственных фондов, отчеты Всемирного Банка, Доклады ООН о человеческом развитии, доклады международных правозащитных организаций «Human Rights Watch» и «Amnesty International», мониторинги общественно-политической ситуации в Узбекистане и Кыргызстане, выполненные экспертами ИГПИ).

7. Тексты международных договоров и межправительственных соглашений.

8. Статистические материалы, содержащие количественные данные о результатах выборов на национальном и региональном уровнях, а также отражающие основные тенденции социально-экономического развития, и материалы переписей населения.

Отметим, что почти все официальные документы и другие источники полностью переводятся на русский язык и доступны в русскоязычном виде. Ряд источников, прежде всего киргизских, изначально создавался на русском языке и только затем переводился на национальный. Часть источников обязательно дублируется на английском языке.

Научная новизна исследования проявляются в следующем.

1. Впервые поставлена и решена научная проблема трансформации политических систем Узбекистана и Кыргызстана в сравнительном аспекте.

2. Выявлены и охарактеризованы типы (модели) перехода от прежних политических систем и режимов к новым и типы новых режимов, сформировавшихся в результате трансформации.

3. На основе анализа ряда групп факторов формирования определенных типов политических режимов доказана продуктивность применения поликаузального объяснения причин их дивергенции и дальнейшей эволюции.

4. В научный оборот вводится значительное число новых источников, в том числе не изученных российскими исследователями (законы, документы оппозиционных партий, сочинения президентов, статьи республиканских газет и др.), что позволило комплексно исследовать поставленную проблему, дополняя политологический анализ правовым, сопоставить различные интерпретации политических событий и явлений, выявить основные ценностные установки доминирующих и оппозиционных акторов.

5. По сравнению со всеми предыдущими работами, прямо или косвенно относящимися к данной проблематике, значительно расширены хронологические рамки исследования. В работу включается обзор политической истории Узбекистана и Кыргызстана, а также анализируются новейшие тенденции эволюции политических систем и режимов.

6. Процессы трансформации политических систем и их результаты не рассматриваются с точки зрения каких-либо идеальных моделей и через описания «отклонений» от подобного идеала, а политические системы и режимы, сформировавшиеся в результате трансформаций, понимаются как новые, а не как возрожденные модификации авторитаризма советского типа, что позволило подвергнуть сомнению продуктивность некритического применения к исследованиям постсоветских политических трансформаций некоторых транзитологических концепций. Выводы исследования ставят под сомнение распространенные представления о «неудаче транзита», «провале демократизации» и о фактическом тождестве советских и современных политических режимов среднеазиатских государств.

7. Трансформация рассматривается в данном случае как ретрадициоиализация политических систем, что показывает ограниченность классических теорий политической модернизации и трапзитологических подходов.

8. В исследовании на основании анализа роли и значимости формальных институтов в процессе трансформации и консолидации режимов подчеркивается необходимость и плодотворность изучения формальных институтов в недемократических постсоветских политических системах.

Таким образом, настоящая работа отличается новизной как в плане постановки проблемы, так и в плане ее анализа с использованием теоретико-методологических оснований, применявшихся ранее к анализу трансформационных процессов в других странах и регионах или не применявшихся на постсоветском материале вообще, а также в плане расширения источниковой базы, ориентированной на дальнейшие исследования этой проблематики, и хронологических рамок. Это дает возможность анализировать иные постсоветские политические системы в похожем контексте.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Основным результатом трансформаций политических систем стало формирование в обеих республиках мопоцентрических политических режимов с преобладанием доминирующего актора и неформальных институтов, различающихся по ряду существенных характеристик.

2. Формирование таких режимов объясняется констелляцией структурных и процедурных факторов. В Узбекистане она создала предпосылки для концентрации ресурсов после крушения советского режима в руках одного политического акторав Кыргызстане — для формирования полицентрического режима.

3. Трансформация политического режима в Узбекистане проходила по сценарию «победитель получает все». В Кыргызстане сложилось неустойчивое «сообщество элит», распавшееся в результате изменения соотношения ресурсов основных акторов.

4. Консолидация режимов в обоих государствах проходила авторитарными способами. Однако практика показала, что там, где присутствует структурный полицентризм в виде наличия потенциальных центров влияния, авторитарная консолидация оказывается в долгосрочной перспективе неэффективной, поскольку отстранение от институтов принятия решений других важных сегментов элиты или общества ведет к кризисам политического участия.

5. Новые моноцентрические (авторитарные) режимы различаются между собой по ряду характеристик. Специфической характеристикой авторитаризма в Узбекистане является султанизм, в Кыргызстане — фрагментированность (клаповость).

6. Авторитарный путь консолидации режимов выступает в качестве наиболее очевидного для правящей элиты в условиях нерешенности ряда модерпизациопных задач (консолидации нации, политической идентификации граждан, утверждения суверенных национальных государств, легитимации элитами своего правления). С другой стороны, эти устремления сталкиваются с объективными процессами ретрадиционализации политических систем и режимов в смысле возрождения ряда традиционных институтов.

7. По своим основным характеристикам новые режимы имеют больше общего не с советскими, а с досоветскими режимами и политическими практиками.

8. Степень устойчивости сформировавшихся в результате трансформации политических систем и режимов как их функциональных характеристик определяется степенью расхождения формальных и неформальных институтов. Незначительное их расхождение в Узбекистане определяло относительную устойчивость системы и режимазначительное в Кыргызстане обуславливало неустойчивость последних.

9. Сформировавшиеся режимы можно характеризовать не как переходные, а как относительно устойчивые, основные характеристики и институты которых могут оставаться неизменными даже под влиянием так называемых «революций».

Теоретическая и практическая значимость диссертации. Основные выводы и положения, сформулированные в диссертации, позволяют уточнить существующую методологию анализа постсоветских трансформаций и наметить основные направления дальнейших исследований. Результаты данной работы позволяют вырабатывать относительно достоверные прогнозы развития политической ситуации в указанных государствах, что предполагает использование материалов исследования в качестве экспертно-аналитического знания органами государственной власти Российской Федерации и государств — участников СНГ при принятии решений и разработке нормативно-правовых документов, а также аналитическими центрами. Возможно также использование полученных результатов в учебном процессе в высших учебных заведениях, прежде всего в курсах «Политология», «Сравнительная политология», «Государственная политика и управление», а также в разработке на их основе специальных курсов по трансформациям политических систем постсоветских государств, при подготовке учебников, учебных и учебно-методических пособий.

Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры общей политологии и специальных политических дисциплин факультета истории, политологии и права Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ) и была рекомендована к защите.

Автор диссертационного исследования выступал с докладами по теме работы на Международном научно-образовательном форме «Двадцать лет перестройке» 27−28 апреля 2005 г. (РГГУ, Москва), на IV Всероссийском Конгрессе политологов 20−22 октября 2006 г. (Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД России, Москва) и на Пятой общей конференции Евразийской сети политических исследований «Политическая наука и политические процессы в Российской Федерации и Новых Независимых Государствах постсоветской Евразии» 2−3 февраля 2007 г. (Институт философии РАН, Москва). Выводы и основные положения диссертации изложены в научных статьях, в том числе в научном журнале, входящем в Перечень ведущих рецензируемых научных журналов, утвержденный ВАК Минобрнауки России, а также в тезисах докладов. Всего опубликовано 6 работ общим объемом 5,5 печатных листа.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, разбитых на двенадцать параграфов, заключения и списка использованных источников и литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Результаты проведенного анализа позволяют говорить о подтверждении основных исследовательских гипотез.

1. Основным результатом трансформаций политических систем стало формирование моноцентрических политических режимов, различающихся, тем не менее, по ряду существенных характеристик. Можно говорить о том, что в каждой из республик произошел переход от одного моноцеитрического политического режима с преобладанием доминирующего актора и неформальных институтов к другому моноцептрическому политическому режиму с преобладанием доминирующего актора и неформальных институтов.

2. Структурные факторы, выявленные в исследовании, задавали контекст трансформации политических систем в конце 1980;х гг. и ограничивали произвольные действия политических акторов. Так, отсутствие значимых структурных расколов, наличие опыта деспотической государственности, доминирование сельскохозяйственной элиты и «местничества» в экономической сфере и относительно глубокая укорененность ислама в Узбекистане создавали предпосылки для концентрации ресурсов после крушения советского режима в руках одного политического акторанапротив, наличие ряда расколов, прежде всего межэтнических, виутриэтнических, экономических и ценностных, доминирование «ведомственности» в экономической сфере и относительно слабая укорененность ислама в Кыргызстане создавали предпосылки для формирования полицентрического режима.

3. Вместе с тем, эти предпосылки могли быть в той или иной мере преодолены действиями политических акторов, т. е. процедурными факторами. Однако отсутствие на позднесоветском этапе внутриэлитного раскола в Узбекистане и стремления правящей элиты к максимизации власти способствовали не преодолению, а закреплению объективных предпосылок моноцентризма и вели в итоге к реализации сценария «победитель получает все». В Кыргызстане в условиях внутриэлитного раскола и отсутствия доминирующего актора сложилось неустойчивое «сообщество элит», распавшееся в результате применения силовых стратегий, направленных па максимизацию ресурсов доминирующим актором по мере все большего воздействия на конституирование режима структурных факторов. Это подтверждает тезис о необходимости анализа констелляции структурных и процедурных факторов, поскольку, с одной стороны, элиты действуют свободно, по в рамках заранее заданных обстоятельств, существующих объективнос другой стороны, попытка элит полностью игнорировать эти факторы ведет к нестабильности системы и в итоге к ее разрушению.

4. Консолидация режимов проходила авторитарными способами (прежде всего путем устранением иных политических акторов и максимизации власти па уровне формальных и неформальных институтов), которые, очевидно, представлялись правящим элитам наиболее быстрыми и удобными. Действительно, такие способы оказываются наиболее эффективными в краткосрочной перспективе, особенно в условиях ряда нерешенных конфликтов, потенциально угрожающих стабильности системы и целостности государств. Однако практика показала, что там, где присутствует структурный полицентризм, авторитарная консолидация оказывается неэффективной в долгосрочной перспективе, поскольку отстранение от принятия решений других важных сегментов элиты или общества ведет к кризисам политического участия, которые можно разрешить только путем ипституционализации новых политических акторов и в целом ннституционализации полицентризма. Если этого не происходит, как случилось в Кыргызстане, система разрушается.

5. Консолидация режимов проходила хотя и сходными способами, но разными путями и заняла разное время. Отсутствие структурного полицентризма позволило доминирующему актору в Узбекистане довольно быстро устранить всех потенциальных альтернативных акторов и сформировать мопоцентрический режим, а изначальное формирование моноцентризма на уровне формальных институтов избавляло его от необходимости делать это поэтапно в дальнейшем. В Кыргызстане формирование такого режима затруднялось наличием ряда неподконтрольных доминирующему актору сфер и институтов, поэтому заняло более долгое время и проходило в основном путем монополизации власти сначала на уровне формальных, а затем и неформальных институтов.

6. Анализ подтвердил одно из основных положений неоипституционализма о том, что институты являются не только продуктом трансформации, но и ее фактором, структурируя политический процесс. Так, например, президенциализация политической системы в обеих республиках не была, конечно, причиной становления авторитаризма (утверждая обратное, мы меняем местами причину и следствие и рискуем прийти к неадекватным выводам), но объективно способствовала эволюции в сторону моноцентризма на формальном и неформальном уровнях и явилась важным ресурсом доминирующих акторов, ослабляя при этом позиции иных субъектов политического процесса.

7. В результате трансформации в Узбекистане сформировался мопоцентрический авторитарный режим с явными признаками султанизма, в Кыргызстане — фрагмептированный (клановый) авторитарный режим, устойчивости которого препятствовал структурный полицентризм и наличие потенциальных центров влияния, которые усиливались в том числе и благодаря стратегиям доминирующего актора (региональные элиты). Режимы различались прежде всего степенью политического плюрализма, наличием условий для существования оппозиции и ограничений власти доминирующего актора. Если в Узбекистане сформировался режим, не предполагающий даже минимальной степени политического плюрализма, полным отсутствием условий для существования легальной оппозиции и почти полным — для существования нелегальной, а также почти неограниченной властью Президента, то в Кыргызстане некоторые возможности существования плюрализма и деятельности оппозиции существовали, а власть лидера была ограничена предсказуемыми, хотя и плохо определенными нормами.

8. Авторитарный путь консолидации режимов отчасти объясняется необходимостью решить задачи политической модернизации, не завершившейся в годы Советской власти, и прежде всего — консолидации нации и утверждения национальных государств с реальным внешним и внутренним суверенитетом, а также легитимации элитами своего правления. Очевидно, что без решения этих задач невозможно говорить даже о предпосылках к формированию демократического режима и расширению политического участия. С другой стороны, эти устремления сталкиваются с объективными процессами ретрадиционализации политических систем и режимов в смысле возрождения ряда традиционных институтов (актуализация регионально-клановых и родоплеменных расколов, реисламизация, восстановление традиционных механизмов рекрутирования элит и трансляции власти как на региональном, так и на национальном уровнях). Более того, эти процессы ретрадиционализации, вызванные устранением внешнего актора (союзного Центра), в значительной мере поощрялись правящими элитами (в большей степени это касается Узбекистана, в меньшей степени — Кыргызстана). Иначе говоря, большая степень поощрения правящими элитами ретрадиционализации в Узбекистане обусловила и большую устойчивость данного режима по сравнению с киргизским. Стремление правящей элиты Кыргызстана сформировать внешне демократическую политическую систему, опираясь в то же время на традиционные и архаичные институты и практики, т. е., иными словами, стремление решить задачи модернизации домодернизационными способами, обусловило неустойчивость политической системы и политического режима.

9. Отмечая общие для обеих республик тенденции ретрадиционализации, нужно подчеркнуть, что традиции, возродившиеся в ходе трансформации политических систем Узбекистана и Кыргызстана, были разными. Именно в этом и заключаются причины различий в процессе самого перехода, в разных сроках и способах консолидации режимов. В Узбекистане произошел возврат к традициям деспотического государства, отсутствия плюрализма и легитимации власти через национальные менталитета, в Кыргызстане — к традициям скрытого (временами переходящего в явное) противоборства основных родоплемепиых элит, что в случае узурпации власти представителями одного рода предполагало насильственную смену элит, и легитимации власти через национальную культуру. В результате формирования новых режимов возродились и чрезвычайно актуализировались такие традиционные институты, как неограниченная власть лидера, его притязания на руководство всей публичной сферой, наследственный (в перспективе) характер передачи власти (Узбекистан) — родоплеменная идентичность, ее определяющая роль при политическом соперничестве, традиционные практики проведения выборов и традиционные механизмы и причины смены элит (Кыргызстан).

10. Степень устойчивости сформировавшихся в результате трансформации политических систем и режимов как их функциональных характеристик определяется, на наш взгляд, степенью расхождения формальных и неформальных институтов. Так, в Узбекистане был изначально сформирован моноцентрический режим и на уровне формальных, и па уровне неформальных институтов (иначе говоря, там сложились моноцентрическая политическая система и моноцентрический политический режим), что соответствовало политической традиции и определяло его относительную устойчивость. В Кыргызстане учреждение набора формально демократических институтов, пе соответствующих политической практике и традиции, обуславливало неустойчивость и нестабильность политической системы, а стремления доминирующего актора стабилизировать систему, сохранив при этом формально демократическое ее оформление, вели к постоянному пересмотру формальных институтов, манипуляциям с ними, что в сочетании с политической практикой и влиянием традиционализма чрезвычайно сильно дискредитировало эти институты в глазах всех субъектов политического процесса и приводило к еще большему их ослаблению и нестабильности всей системы. В итоге это привело к авторитарной адаптации демократических институтов, в силу чего они не стали играть роль ограничителя власти доминирующего актора (и децентрализации власти вообще), а способствовали максимизации ресурсов в его руках. В Узбекистане же такая авторитарная адаптация была проведена изначально, одновременно с учреждением нового институционального дизайна.

Этот вывод ставит под сомнение традиционное невнимание к изучению I формальных институтов в недемократических режимах. В данном случае такие институты являлись важными инструментами в руках политических акторов, с помощью которых они ограничивали политическое участие, создавали рамки для ограничения плюрализма и в целом делали все для того, чтобы результат политического процесса были заранее предсказуем. В этом смысле известное утверждение о том, что «при диктатуре возможный результат [политического процесса. — Н.Б.] не является следствием каких-либо правил"500 оказывается по меньшей мере спорным.

11. В результате проведенного исследования очевидной становится ограниченность применения к анализу постсоветских государств незападного типа классических концептов транзитологии и теории демократии. Так, например,.

500 Пшеворский А. Указ. соч. С. 73. понятие «разделение властей» в таких системах означает для участников политического процесса прежде всего необходимость распределения власти между представителями основных кланов и родоплеменных групп, а не разделение на «ветви власти» в классическом понимании, даже если эти акторы формально и используют данный лозунг для критики существующего режима. Роли и функции в данных системах политических партий и выборов также настолько отличаются от функций, которые они призваны выполнять в западном понимании, что это заставляет отказаться от анализа данных институтов с позиций общепринятого понимания данных понятий. Сравнение партий в Узбекистане и Кыргызстане с партиями западных стран может привести только к выводам о том, что они являются «неправильными», «ущербными», «пе работающими» и т. д., что мало дает для понимания сущности данных систем. Если же мы будем исходить из специфики сложившихся систем, это предопределит выводы о значимости партий в данных системах исходя из тех специфических функций, которые они там играют, и в этом смысле их нельзя будет назвать пи ущербными, ни неправильными. В результате анализа также опровергаются тезисы о том, что наличие опыта государственности, как правило, является предпосылкой установления в будущем демократии (нужно обращать внимание на тип государственности, поскольку, как выясняется, иногда предпосылкой полицентризма служит как раз отсутствие такого опыта) — о том, что пакт элит, как правило, ведет к демократизациио продуктивности рассмотрения переходных процессов через трехчленную модель «либерализация — демократизация — консолидация демократии». Важный вывод заключается и в том, что политический полицентризм не обязательно ведет к установлению демократического режима, являясь, таким образом, необходимым, но пе достаточным условием демократии. Существование такого полицентризма в Кыргызстане, как показала практика, не привело к установлению демократии при Акаеве, пе приводит к институционализации демократических процедур и при новом Президенте.

Таким образом, применение всех обозначенных выше тезисов способно привести только к фиксированию отклонений от «идеального пути» трансформации, что в лучшем случае фактически не дает никакого нового научного знания, в худшем — приводит к неадекватным выводам и прогнозам. Только восприятие новых режимов как самоценных, а не как «неудавшихся», «неправильных» или «провалившихся» дает возможность прийти к адекватным выводам и получить новое научное знание.

12. Тезисы о «провале» и «крушении» означают, что их авторы исходили из возможности установления в республиках демократических режимов, которые в идеале стремятся (или должны стремиться) установить политические акторы. Однако давно известно, что демократия, равно как и недемократические режимы, в абсолютном большинстве случаев являются не продуктом осознанного стремления политических акторов к их установлению, а лишь побочным результатом достижения ими основных, эгоистических по сути целей: укрепления режимов и стабильности политических систем501. Реализация этих целей может вести как к установлению демократии, так и автократических режимов, что обуславливается названными выше сочетаниями основных факторов трансформации. Поэтому о «неудаче» и «крушении» можно говорить только применительно к политическим декларациям правящих элит, провозглашавших «построение демократии», как когда-то они же провозглашали «строительство коммунизма». Однако весьма сомнительно, что это «построение» действительно являлось их стратегической целью.

13. О формировании в результате трансформации действительно новых режимов, отличающихся от советских, говорит различие их основных характеристик. Если советский режим использовал в качестве основания легитимности мировоззрение (тотальную идеологию), то нынешние режимыменталитета (национальную культуру и религию) — доступ к господству ранее был полностью закрытым, теперь он ограничен формально и неформальномонополией на господство при Советской власти обладала партия, теперь — политический лидер, легитимированный посредством всеобщих выборов, по па неопределенный сроксоветский режим характеризовался тотальным притязанием па господство, нынешние режимы ограничиваются обширным притязанием, не затрагивающим ряд сфересли при советском режиме формальные институты пе имели никакого значения и не соответствовали политической практике, то в современных режимах, как отмечалось выше, они играют важную рольнаконец, механизмы трансляции.

501 См.: Пшеворский А. Указ. соч.- Хантингтон С. Третья волна. — Сергеев В. М. Демократия как переговорный процесс.- Гельман В. Трансформации и режимы. и др. власти являются новыми по сравнению с советским периодом: это либо передача власти политическому «наследнику» с формальным одобрением па выборах (Узбекистан), либо отстранение Президента от власти в результате недовольства контрэлиты с последующей легитимацией через выборы (Кыргызстан). Все это позволяет сделать вывод о том, что по основным характеристикам новые режимы больше сближаются не с советскими, а с досоветскими режимами и политическими практиками, разными для Узбекистана и Кыргызстана. Разрушение советского политического «каркаса» в виде набора институтов и идеологии, так или иначе сдерживающих проявления неформальных досоветских традиционных практик, вызвало их возрождение, актуализацию и в ряде случаев даже политическую ипституционализацию.

14. Устойчивость политической традиции, подтвержденная политической практикой советского и постсоветского периодов и сохраняющаяся даже в результате смены элит, приводит к выводу о том, что сформировавшиеся режимы можно характеризовать не как переходные, а как относительно устойчивые, основные характеристики и институты которых могут оставаться неизменными даже под влиянием так называемых «революций».

В целом, на наш взгляд, перспективы дальнейшей трансформации режимов также ограничены заданными структурными рамками, в которых они могут меняться лишь незначительно (если, конечно, исключить при этом вмешательство внешних акторов). В Узбекистане изменения могут быть связаны с неустойчивостью политической системы при передаче власти второму Президенту, что, однако, представляется маловероятнымв Кыргызстане — с ипституционализацией внутриэлитного политического конфликта путем реализации найденной в 2006 г. конституционной формулы, что уже сейчас вызывает некоторые сомнения. Вместе с тем, подтвердить или опровергнуть выдвинутые гипотезы возможно будет только на основе анализа политического процесса в указанных странах в ближайшие годы.

Таким образом, главный смысл работы заключается в доказательстве продуктивности применения к анализу трансформаций политических систем постсоветских государств синтетических методологий, основанных па сочетании некоторых положений макрои микросоциологических теорий трансформации политических систем с исторической версией неоинституционализма, а также в выводе о ретрадициоиализации политических систем как результате их постсоветских трансформаций.

Вместе с тем можно указать и на направления, в которых данное исследование может быть продолжено. Во-первых, представляется полезным подробнее изучить политические институты и практики досоветских государственных образований на территории Средней Азии с тем, чтобы точнее сопоставить их с современными институтами. Во-вторых, что намного сложнее, путем полевых исследований и экспертных опросов проанализировать функционирование хотя бы некоторых неформальных институтов и их роль в современных политических системах. В-третьих, расширить фактологическую базу исследования путем подбора и анализа ряда альтернативных источников, доступ к которым пока относительно затруднен. В-четвертых, расширить исследование за счет включения в пего новых случаев (государств) с обязательным сокращением числа переменных для более глубокого анализа и с целью проверки адекватности полученных выводов (например, сравнительный анализ способов легитимации власти, функций политических партий, институтов доступа к господству и пр.).

Таким образом, настоящая работа призвана послужить лишь началом масштабных исследований политических систем на постсоветском пространстве и их углублению и расширению как за счет более глубокого анализа уже изученных случаев, так и за счет включения в анализ большего числа случаев, и внести свой посильный вклад в развитие «исследовательского цикла"502 работ, посвященных анализу трансформаций политических систем постсоветских государств.

502 Об «исследовательском цикле» см.: Skocpol Т., Somers М. The Use of Comparative History in Macrosocial Inquiry //Comparative Studies in Society and History. 1980. Vol. 22, № 2. P. 174−197.