Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»: аспекты художественной онтологии

Актуальность исследования. Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» является одним из наиболее изученных классических произведений русской литературы. Однако это не означает, что исследование его поэтики и проблематики сегодня не является актуальным. В эпоху переосмысления классического наследия творчество Достоевского вызывает особый интерес. Сама природа его искусства, несущего в себе колоссальный познавательный потенциал, дает возможность для нового прочтения.

Одним из важнейших этапов в осмыслении творческого наследия писателя стала книга М. М. Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского"1, после издания которой в 1963 году в литературоведении сформировался новый взгляд на природу художественного произведения. Освоение высказанных ученым идей идет до сих пор. Многие из них долгое время не использовались в практике литературоведческого анализа, как, например, идея об онтологическом статусе произведения искусства, имеющая принципиальное значение для настоящей работы.

Такой подход — вещь отнюдь не очевидная: искусство привычно относят к сфере не бытия, а сознания. В период зарождения европейской эстетики было закреплено понятие о художественном образе как о «тени теней» (Платон) и о подражательной природе искусства (Аристотель). Большинство эстетических учений нового времени обнаруживают зависимость от устоявшихся представлений. В системе экзистенциальной философии М. Хайдеггера и онтологической герменевтики X. Г. Гадамера закладываются философские основы иного понимания художественного произведения. М. М. Бахтин независимо от западноевропейской философской мысли в работах 20-х годов ставит вопрос об онтологии искусства. В трактате «Автор и герой в эстетиче.

1 Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского, 2-е изд. М.: Советский писатель, 1963. 346 с. ской деятельности"2 художественное произведение представляется событием бытия не метафорически, а буквально. Для М. М. Бахтина бытийственны отношения автора, героя и читателя, которые составляют диалог, расширяющий пространственно-временные рамки бытия. Сущность этого диалога заключается в том, что «активность познающего сочетается с активностью открывающегося.- умение познать — с умением выразить себя <.> Кругозор познающего взаимодействует с кругозором познаваемого. Здесь „я“ сущесто вую для другого и с помощью другого». Чтобы разъяснить сущность предлагаемой концепции, М. М. Бахтин сравнивает процесс восприятия художественного произведения с межличностным общением, а автора — с Богом, творцом собственного «мира». Современный исследователь Н. К. Бонецкая отмечает, что «подобные построения Бахтина выдержаны почти в мифологическом ключе"4, сопоставляя их с мифологемой Даниила Андреева, для которого герои художественных произведений — существа тонкоматериальные, пребывающие в эфирных мирах. Однако в современном литературоведении эти идеи получили научную трактовку.

В. онтологически содержательном остраненном узнавании себя — в другом «я» и другого «я» — в себе, собственно говоря, и состоит художественная реальность как реальность коммуникативного события особой, эстетической природы, преодолевающего дискретность человечества во времени и пространстве"5, — пишет современный теоретик В. И. Тюпа, в работах которого уяснение онтологического статуса художественного произведения про.

2 Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М. М. Работы 20-х годов. Киев: Next, 1994. С. 94−186.

3 Бахтин М. М. К методологии литературоведения // Контекст — 1974: Литературно-теоретические исследования. М., 1975. С. 205.

4 Бонецкая Н. К. М. Бахтин и идеи герменевтики // Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. К 100-летию рождения Михаила Михайловича Бахтина (1895 — 1995). СПб, 1995. С. 35.

5 Тюпа В. И. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ). М.: Лабиринт, РГГУ, 2001. С. 36. водится посредством анализа антиномии «вещь — личность». В результате делается вывод: «.Произведение искусства тяготеет к полюсу личности, а не к полюсу вещи."6 Согласно В. И. Тюпе, именно этой «презумпцией личности» определяется онтологический статус литературного произведения, которое представляет собой «уникальную систему ценностей», называемую «смыслом». Однако «литературное произведение не может быть описано как личность», потому что, помимо смысла, ему присущ текст. «Литературоведческому познанию, кажется, не остается ничего иного, как. сосредоточиться на той реальности, которая пролегает между полюсами смысла и текста, сопрягая их"7, — резюмирует ученый.

Для практики анализа художественного произведения имеют бо’лынее значение не эти теоретические построения сами по себе, а те неизбежные выводы, к которым они ведут:

1) «в искусстве слова — до тех пор пока высказывание остается художественным — от себя лично автор ничего не говорит"8;

2) «эстетическое впечатление от текста не есть полученное сообщение. Оно 9 есть откровение.» ;

3) «реально-биографическая фигура писателя, который предположительно что-то «хотел сказать» своим произведением, в состав художественной реальности не входит"10.

Такой подход, различающий автора как функцию, биографического автора и «образ автора» как феномен сознания и не включающий в состав художественного произведения мировоззренческие установки биографического автора, позволяет избежать тенденциозных интерпретаций. Кроме того, актуальность данного подхода заключается в том, что он расширяет границы ху.

6 Там же. С. 16.

7 Там же. С. 18.

8 Там же. С. 19.

9 Там же. С. 19−20.

10 Там же. С. 24−25. дожественной реальности, исследуя не только те факты, которые заложены целенаправленной работой писателя, но и те, что составляют художественное впечатление, но не попадают в поле рефлексии автора и читателя. В. И. Тюпа пишет, что литературное произведение «являет собой систему архетипов коллективного бессознательного и аналогично в этом мифу, который всегда говорит не о том, что случилось однажды с кем-то, но о том, что случается вообще и имеет отношение так или иначе ко всем без исключения"11.

Мифопоэтический аспект в изучении художественного произведения в современном литературоведении является одним из наиболее актуальных. Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» с этой точки зрения рассматривается В. Н. Топоровым, в работах которого особенности романной структуры соотносятся с архаическими схемами мифологического мышления. Под мифопоэтикой художественного произведения понимается не только подобная соотнесенность, но и глубина мифа, «неведомого первобытному человеку, — экзистенциального мифа о пребывании индивидуального внутреннего «я» во внешнем ему «мире» «12. И в этом смысле интерес представляют также исследования о творчестве Достоевского В. Е. Ветловской, Л. В. Карасева, Т. А. Касаткиной. В работах названных ученых «Преступление и наказание» рассматривается в системе исторической поэтики и изучение аспектов художественной онтологии основывается на представлениях об онтологическом статусе произведения искусства. В ряде других исследований, посвященных анализу романа в системе историко-литературного или историко-культурного подхода, онтология понимается прежде всего как тема творчества Достоевского, однако затрагиваются и отдельные вопросы поэтики (В.А. Бачинин, Г. Б. Пономарева, Б. Н. Тарасов, Б. Н. Тихомиров, Е. А. Трофимов). В работах, имеющих характер эссеистики, также содержится немало существенных замечаний по поводу онтологической тематики в произведе.

11 Там же. С. 78.

12 Тюпа В. И. Указ. соч. С. 78. ниях Достоевского (Г. С. Померанц, В. И. Селезнев и др.), что свидетельствует об общем интересе к рассматриваемой в диссертации проблеме.

Однако, несмотря на наличие ценных работ, существует ряд малоисследованных аспектов художественной онтологии романа «Преступление и наказание». В частности, только намечено исследование онтологической символики и совершенно не изучена динамическая составляющая символо-гии Достоевского. Кроме того, онтологическая тематика романа традиционно рассматривается в контексте библейской притчи о воскрешении Лазаря — в настоящей работе исследуются апокалипсические мотивы, что позволяет раскрыть новые смысловые грани произведения. Обращение к анализу художественной онтологии представляется продуктивным при исследовании романа Достоевского «Преступление и наказание».

Состояние научной разработанности темы. В настоящее время су-(ществует несколько работ, в которых роман «Преступление и наказание» рассматривается в обозначенной системе координат. Анализ этих работ показывает, что выбранный подход имеет не только преимущества, но и сталкивается с проблемами. Критический разбор книги одного из известных современных исследователей, изучающих аспекты художественной онтологии.

Достоевского, Т. А. Касаткиной, проведенный С. Г. Бочаровым, показывает, что «достоевскознанию наших дней в поэтике тесно"14. Причем эта характеристика имеет отношение не только к работам одного литературоведа, но является основополагающей для целого направления, охарактеризованного А. И. Хоцем и С. Г. Бочаровым как «религиозная филология"15.

Критика данного направления основывается на следующих его характеристиках:

1 л.

Бочаров С. Г. От имени Достоевского (Т. А. Касаткина. Характерология Достоевского. М.: Наследие, 1996) // Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 574 — 600.

14 Там же. С. 574.

15 Там же. С. 585 и сл.

1) игнорирование исторических аспектов: «Вертикальное измерение [религиозно-философское] здесь решительно преобладает над историческим"16;

2) тенденциозность: «.Наблюдения. жестко организованы. центральным.

17 тезисом, что Достоевский — «истинно христианский писатель» «;

3) гетерономия целей: «.Искусство — «лишь средство, а не цель». <.>

1 R.

Следствие — неслышание текста, проверяемого на правильность" ;

4) неадекватность интерпретаций: «В усеченных интерпретациях наших дней наблюдается нечто вроде идеологической редукции. ."19.

Доказывая последнее утверждение, С. Г. Бочаров приводит в пример не имеющую отношения к «религиозной филологии» книгу Ю. Ф. Карякина «Достоевский и канун XXI века», в которой стремление «уничтожить неопределенность» оборачивается односторонним, упрощенным пониманием романа «Преступление и наказание». Очевидно, сложности в изучении художественной онтологии возникают не столько вследствие проблематичности самого предмета исследования, сколько вследствие стремления использовать такой подход в качестве «кафедры проповедника», по выражению С. Г. Бочарова.

Отмечая недостатки, ученый неоднократно указывает на то, что в разбираемой им книге содержится немало «остроцепких наблюдений». В работах Т. А. Касаткиной есть и продуктивные установки, которые позволяют рассмотреть романы Достоевского с новой точки зрения. Считая правомерность некоторых ассоциаций весьма сомнительной (например, представление отца Раскольникова Богом Отцом), С. Г. Бочаров признает, что ключевым свойством «фантастических толкований» является их «резкая внушаемость»:

20 их «трудно забыть». Думается, что причиной тому — не только желание ин.

16 Там же. С. 576.

17 Там же. С. 583.

18 Там же. С. 589, 591.

19 Там же. С. 581.

20 Там же. С. 582. терпретатора уверить в своей правоте, но и объективная убедительность некоторых фактов. Например, наблюдения над символикой часов в «Преступлении и наказании», выявление символического значения перстня в «Идиоте» и др.

Теоретическое обоснование метода, позволяющего увидеть ранее не замеченное, состоит в следующем: «Во-первых, это презумпция равенства слова самому себе в смысле его неслучайности. Если Достоевский делает купол церкви из сна Раскольникова зеленым и постоянно поминает зеленый платок Сони, то это никоим образом не случайное совпадение. Во-вторых, это презумпция равенства слова самому себе в смысле его непротиворечивости. Достоевский не „пользуется“ словом., но дает слову быть, смиренно отступает в сторону, позволяя слову раскрыть всю заключенную в нем реальность, что и создает необыкновенную многослойность и многоплановость 21 его произведений». Как видно, с точки зрения Т. А. Касаткиной, онтологический статус художественного произведения обусловлен онтологичностью слова. Такая трактовка существенно отличается от той, что представлена в работах В. И. Тюпы. Она ближе семиотике Ю. М. Лотмана, которая не знает личности. Достоевский, «смиренно отступающий в сторону», позволяет исследователю говорить «от имени Достоевского». Настоящая работа в понимании художественной онтологии ориентируется на теоретическую мысль М. М. Бахтина и В. И. Тюпы, утверждающую персонализм.

При различии методологических оснований интерпретация романа.

Преступление и наказание" Т. А. Касаткиной в некотором смысле соотносится с тем прочтением, которое представлено в настоящей работе. Онтологический план художественной реальности в обоих случаях — эпоха станов.

21 Касаткина Т. А. О творящей природе слова [Текст]: Онтологичность слова в творчестве.

Ф. М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле». М.: ИМЛИ, 2004. С. 46.

Касаткина Т. А. Воскрешение Лазаря: опыт экзегетического прочтения романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» // Вопросы литературы. 2003. № 1. С. 176 — 208. ления христианства (первые пять веков) (аналогичную идею высказывает.

П.Х. Тороп): «Дуня — мученица третьего века и пустынножительница четвертого, Раскольников — аскет Египетской пустыни.- Соня — жительница Капенаума, города, где находил прибежище Христос с учениками. Свидри-гайлов — словно знатный язычник тех времен."24. Выявление этого «подспудного временного (и бытийного) плана романа» осуществляется в связи с анализом образа Свидригайлова: обращается внимание на такие детали и подробности, как упоминание Клеопатры, особая семантическая нагрузка названия гостиницы, в которой Свидригайлов провел свою последнюю ночь, -«Адрианополь» (так назывались новые кварталы Афин, построенные во втором веке н. э.), в эпизоде смерти Свидригайлова — пожарник-еврей «Ахиллес», образ которого символизирует одновременное существование иудаизма.

25 и эллинизма. Обобщению этих фактов посвящены последние страницы статьи, основная же часть работы представляет собой попытку прочтения романа одновременно на четырех уровнях — социальном, моральном, аллегорическом и символическом. При этом применение такого «многоуровнего прочтения» к «Преступлению и наказанию» тесно связывается с «экзегезой священных текстов», и, в соответствии с этим, содержание романа сводится к взаимодействию плоти, тела и духа. При этом активно используются ссылки на работы священнослужителей. В этом заключается некоторая ограниченность и тенденциозность интерпретации. То же характерно для анализа эпи.

23 Тороп П. X. Интерсемиотическое пространство: Адрианополь в Петербурге. «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского // Труды по знаковым системам. Тарту, 2000. Т. 28. С. 116−133.

24 Касаткина Т. А. Воскрешение Лазаря: опыт экзегетического прочтения романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» // Вопросы литературы. 2003. № 1. С. 204.

25 Там же. С. 204−205. лога «Преступления и наказания», который, аналогично эпилогам других романов Достоевского, трактуется как «явление иконы"26.

Не акцентируя более внимание на тех трудностях, которые переживает современное достоевсковедение, можно выделить несколько групп исследований, под тем или иным углом зрения рассматривающих различные аспекты художественной онтологии «Преступления и наказания».

Первую группу составляют работы, посвященных анализу онтологической символики романа. Кроме уже названных исследований Т. А. Касаткиной и П. X. Торопа, в которых содержатся ценные замечания по поводу символико-онтологического значения хронотопа в «Преступлении и наказании», особый интерес с точки зрения выбранной темы представляют работы Л. В. Карасева, благодаря которым в отечественном литературоведении появился термин «онтологическая поэтика». «Культура — способ создания завалов на пути человека к смерти. Особенно хорошо это видно в литературе, где онтологические интуиции сказываются и в самой потребности автора в создании «второй реальности». Исследование этого особого смыслового слоя (обычно закрытого для автора текста) я назвал онтологической поэтикой или.

97 онтологическом подходом к литературе" , — пишет ученый. Обращаясь к изучению онтологической поэтики Достоевского, J1. В. Карасев говорит о «теме порога смерти-рождения и тех особенных символах, которыми этот порог обозначается». Таким образом, его исследование также можно отнести к тем, в которых рассматриваются символико-онтологические аспекты хронотопа в романе «Преступление и наказание». Однако «порог» понимается не только как категория пространства, но именно как тема, вследствие чего понятие трактуется расширительно — в поле зрения исследователя попа.

Касаткина Т. А. О творящей природе слова [Текст]: Онтологичность слова в творчестве Ф. М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле». М.: ИМЛИ, 2004. С. 228 -239.

Карасев Л. В. Гоголь и онтологический вопрос // Вопросы философии. 1993. № 8. С. 84.

Карасев Л. В. О символах Достоевского // Вопросы философии. 1994. № 10. С. 90. дают «вещи» и «вещества»: «Онтологически ориентированный взгляд вынимает вещь из знаковых оберток (насколько это возможно) и дает почувствовать их материал, их тепло, холод, запах, твердость и упругость"29. Такой подход позволяет сделать немало новых наблюдений и «подойти к вопросу о значении. с другой стороны». Толкование символического значения топора, заклада Раскольникова, меди, чистого белья, нательных крестов и др., приведенное в статье Л. В. Карасева, учитывается в настоящем исследовании.

Наибольшее значение при формировании подхода, представленного в диссертации, имело понятие «эмблематического сюжета или онтологической схемы», которое используется Л. В. Карасевым применительно к поэтике Достоевского и на основании которого в настоящей работе формулируется определение «онтологического сюжета».

Существенный вклад в развитие данного направления в достоевсковео л дении внес также В. Н. Топоров. В его работах изучение поэтики романа «Преступление и наказание» проводится в контексте архаических мифов космогонического содержания. Опираясь на концепцию полифонического романа М. М. Бахтина, В. Н. Топоров объясняет изменение классической романной структуры в творчестве Достоевского «борьбой за расширение худо.

О 1 жественного пространства", а сущность трансформации жанра характеризует как новое соотношение сюжета и героя: «Достоевский сумел найти в авантюрном романе такую структуру, которая была предельно независимой от героя и, следовательно, открывала массу дополнительных возможностей для столкновения героя с единицами сюжета.» Рассмотрение проблемы «приведения в соответствие героя и сюжета» сопряжено в исследовании.

29 Там же.

•5Л.

Топоров В. Н. Поэтика Достоевского и архаические схемы мифологического мышления («Преступление и наказание») // Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» в литературной науке XX века. Ижевск, 1993. С. 105−123.

31 Там же. С. 107.

32 Там же.

В.Н.Топорова с анализом онтологической символики в романе «Преступление и наказание» с точки зрения пространственно-временной организации произведения, а также с обоснованием концептуального значения символики чисел.

Анализ романной структуры Достоевского в работах В. Н. Топорова не ограничивается семиотическим подходом, в них также рассматриваются некоторые особенности мотивики, поэтому в приводимой здесь классификации их можно отнести также ко второй группе исследований.

Вторую группу составляют работы, в которых рассматривается онтологическая мотивика «Преступления и наказания». В. Н. Топоров отмечает, что для поэтики Достоевского характерен «набор элементарных предикатов, локально-топографических и временных классификаторов, которые могут быть заданы списком."33. Наличие данных повторяющихся структур выполняют в тексте функцию вторичного синтеза элементов. «Если роман Достоевского записать таким образом, что все эквивалентные (или повторяющиеся) мотивы будут расположены в вертикальной колонке (сверху вниз), а мотивы, образующие синтагматическую цепь, — в ряд (слева направо), — то, как и в случае с мифом (или ритуалом), чтение по ряду соответствовало бы.

34 рассказыванию романа, а чтение по колонке — его пониманию" , — пишет ученый, утверждая таким образом архетипическое значение не набора семантических признаков, а самих законов сочетания мотивов. При анализе онтологической мотивики «Преступления и наказания», представленном в настоящей работе, также в большей степени уделяется внимание организации мотивной структуры, нежели анализу отдельных мотивов. Однако рассматриваются не только и не столько повествовательные мотивы, о которых идет речь у В. Н. Топорова, но, в первую очередь, мотивы тематические. И в этом смысле методология исследования более сходна с той, что применяется в работах В. Е. Ветловской.

33 Там же. С. 115.

34 Там же. С. 116.

Анализируя роман «Преступление и наказание», исследователь рассматривает «мотивы и комплексы мотивов, объединенные в порядке соотнесенности и подчинения для выражения известного положения. с точки зрения логики их проявления и общей связи"36. Изучение тематического комплекса инфернальных мотивов позволяет описать такие значимые для художественной онтологии Достоевского мотивы, как мотивы бесовщины, греха, жертвы, мытарства, а также менее очевидные, но не менее существенные мотивы «жив-мертв», «незапертая дверь» и др. При этом в качестве основного принципа исследования постулируется следующее: «.Любая частность on должна быть осмыслена в общей системе». Подобная установка является ключевой и для настоящей работы.

Третью группу исследований, имеющих значение в разработке заявленной темы, можно определить как отдельное направление, представленное работами, в которых роман «Преступление и наказание» (и другие произведения Достоевского) рассматривается в системе историко-литературного и историко-культурного подходов. В этом случае онтология понимается не как основополагающая характеристика поэтики, обусловленная самим статусом произведения искусства, а как предмет художественного изображения в творчестве Достоевского. Религиозный аспект онтологической тематики рассматриваются в статьях Н. Ф. Будановой, В. В. Дудкина, В. Н. Захарова, Г. Ф. Коган, К. Степаняна, Б. Н. Тихомирова, Е. А. Трофимова и многих других современных исследователей. При этом прослеживается тенденция к обобщающему толкованию религиозных воззрений писателя на материале нескольких произведений.

35 Ветловская В. Е. Логика положений («Тот свет» в «Преступлении и наказании» Ф. М. Достоевского) // Ветловская В. Е. Анализ эпического произведения. Проблемы поэтики. СПб.: Наука, 2002. С. 125 — 153.

36 Там же. С. 153.

37 Там же.

Целостную интерпретацию романа «Преступления и наказания» в асin пектах онтологической тематики дает Б. Н. Тарасов. Произведение рассматривается под углом зрения, обусловленным установками, предваряющими работу: «Художественную и философскую методологию писателя можно характеризовать как пневматологию, в который истинное значение психологических, экономических, эстетических и иных проблем раскрывается в сопоставлении с тем или иным основополагающим метафизическим образом.

39 человека." В соответствии с этим в основу анализа романа «Преступление и наказание» положено представление о вечном противоборстве «ветхого и нового человека, Адама и Христа», 40 один из которых олицетворяет испорченную грехом «натуру», другой — идеал братства и всепрощающей любви. Адам, выразивший желание «свободной воли» и стремление стать «как боги», в исторической памяти сохранился как «закон Я», Христос живет в народном сознании как «закон любви». Весь психологический процесс Рас-кольникова интерпретируется как борение этих противоположных начал. Мысль о противостоянии «ветхого и нового человека» высказывается также в диссертации, однако в другом ключе.

Работа Б. Н. Тарасова, рассматривающая роман исключительно в аспектах проблемно-тематического содержания, представляет интерес с точки зрения заявленной темы, так как в ней, в отличие большинства современных исследований о Достоевском, художественная онтология анализируется в широком историко-культурном контексте. В этом смысле она продолжает лучшие традиции советского достоевсковедения.

Тарасов Б. Н. Два пути Родиона Раскольникова («закон Я» и «закон любви») // Тарасов Б. Н. Непрочитанный Чаадаев, неуслышанный Достоевский: (Христианская мысль и современное сознание). М.: Academia, 1999. С. 144 — 166.

Тарасов Б. Н. Непрочитанный Чаадаев, неуслышанный Достоевский: (Христианская мысль и современное сознание). М.: Academia, 1999. С. 81.

40 Там же. С. 154.

Четвертую группу исследований, оказавших влияние на разработку темы диссертации, составляют работы по поэтике Достоевского, которые не затрагивают проблему художественной онтологии напрямую, но вносят существенный вклад в описание основных особенностей романной структуры. При изучении символики учитываются, в частности, работы, посвященные анализу символов Достоевского не с точки зрения их онтологической сущности, а в качестве способа типизации (Г. В. Бамбуляк, А. Ф. Лосев, Т. В. Немальцева, О. Н. Осмоловский, В. В. Савельева). При исследовании мотивной структуры «Преступления и наказания» принимаются во внимания работы, в которых рассматриваются отдельные особенности сюжетно-композиционной структуры романов Достоевского (В. В. Данилов, В. А. Жаров, Р. Андерсон), пространственно-временной организации (Д. С. Лихачев, Ж. Катто, А.Н. Ко-шеченко, Н. М. Чирков), функциональное значение некоторых сюжетно-композиционных элементов, в особенности сна (Л. П. Гроссман, Р. Г. Нази-ров, Н. М. Чирков, Г. К. Щенников) и др. Концептуальное значение имеют исследования, посвященные изучению поэтики Достоевского с точки зрения жанра, так как именно в них формируется представление о своеобразии романной структуры в творчестве писателя. Известны такие концепции:

• роман-трагедия (Вяч. Иванов, Ф. И. Евнин, В. Я. Кирпотин);

• полифонический роман (М. М. Бахтин);

• идеологический роман (Б. М. Энгельгардт, В. И. Захаров);

• роман-драма (П. М. Бицилли);

• социально-философский роман (В. И. Этов), социально-экспериментальный философский роман (Р. Н. Поддубная);

• интеллектуально-психологический роман (Д. Кирай);

• роман-прозрение (А. Ковач).

Наиболее значительное влияние на развитие литературоведения оказала концепция полифонического романа М. М. Бахтина, изложенная в уже упомянутой работе «Проблемы поэтики Достоевского». Она составляет ме~ тодологическую основу настоящего исследования, поэтому во введении к работе необходимо дать ее краткую характеристику.

Под полифоническим романом М. М. Бахтин понимал тот факт, что, в отличие от других писателей, Достоевский в своих главных произведениях ведет все голоса персонажей как «самостоятельные партии». Борьба и взаимное отражение сознаний и идей составляет, по М. М. Бахтину, суть поэтики Достоевского. «.Герой, — пишет ученый, — интересует Достоевского как особая точка зрения на мир и на себя самого, как смысловая и оценивающая позиция человека по отношению к себе самому и по отношению к окружающей действительности"41.

При этом неотъемлемой чертой полифонического романа М. М. Бахтин считает то, что голос автора романа не имеет никаких преимуществ перед голосами персонажей. Особенно это заметно, когда Достоевский вводит рассказчика, принимающего участие в действии на правах второстепенного персонажа.

Другая особенность поэтики полифонического романа заключается в том, что герои, «обрастая» чужими голосами, приобретают идеологических двойников. Так, двойниками Раскольникова являются Свидригайлов и Лужин, двойниками Ставрогина — Кириллов и Шатов.

Наконец, М. М. Бахтин противопоставляет полифонический роман Достоевского монологическому роману Л. Н. Толстого, где автор является полновластным хозяином своих персонажей, а они — его марионетками. Это последнее утверждение не раз подвергалось критике. В литературоведческой науке предпринимались попытки оспорить или уточнить концепцию М. М. Бахтина, доказать, что «полифоничен» не только Достоевский, но и Толстой, Тургенев и т. д., что всякий роман «полифоничен», так как искусство по своей природе «полифонично». Однако важно отметить, что, согласно М. М. Бахтину, сущность художественной прозы заключается в диалогично-сти. Полифония — высший предел диалогичности романного жанра. Взаимо.

41 Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: «Сов. писатель», 1963. С. 62−63. действие сознаний героев еще не означает полифонии. Например, роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» также имеет тенденцию к полифонии: автор отказывается от «плоскостного» психологического изображения своего героя в одном заранее определенном ракурсе и переходит к объемному полифоническому изображению, причем все точки зрения включены в единую, широкую, сложную художественную перспективу, обусловленную авторским мировоззрением. Однако в романе Достоевского авторская точка зрения выполняет качественно иную функцию. Авторское сознание не обладает никакой избыточной информацией по сравнению с сознанием героя, оно не подчиняет себе сознание героя. Так в романе «Братья Карамазовы» авторская точка зрения ближе всего к идейным позициям Зосимы и Алеши, но жизненная позиция других героев дана отнюдь не в свете этого типа сознания. Авторская позиция у Достоевского, во-первых, диалогична по отношению к сознанию героя-идеолога, во-вторых, воплощена в целом романа, который построен как большой и принципиально незавершенный диалог. М. М. Бахтин отмечает, что большинство романов Достоевского имеют условно-монологический конец. В романах JI. Н. Толстого и М. Ю. Лермонтова есть объемное психологическое изображение, объектный образ, но сознания героев не видят и не слышат друг друга, над их сознаниями довлеет всеведущий автор.

У каждой из разновидностей монологического романа и романа полифонического своя преимущественная сфера бытия, по отношению к которой он неизменен. «Поэтому, — подчеркивает М. М. Бахтин, завершая свою монографию, — появление полифонического романа не упраздняет и нисколько не ограничивает дальнейшего и продуктивного развития монологических форм романа. Но. мыслящее человеческое сознание и диалогическая сфера бытия этого сознания во всей своей глубине и специфичности недоступны монологическому художественному подходу. Они стали предметом подлинно художественного изображения впервые в полифоническом романе Достоев.

СКОГО" .

Идеи М. М. Бахтина получили широкое распространение, однако критические замечания ученого в адрес современной ему литературоведческой науки можно отнести и ко многим исследованиям наших дней: «тенденция монологизировать романы Достоевского», «стремление давать завершающие определения героев, непременно находить определенную монологическую авторскую идею"43 недвусмысленным образом соотносится с «идеологической редукцией» в достоевсковедении конца XX — начала XXI веков. Вопрос о том, происходит ли это вследствие косности эстетического мышления, «воспитанного на монологических формах художественного видения» и «склонного абсолютизировать эти формы» (М. М. Бахтин), или вследствие стремления говорить «от имени Достоевского», «курсируя между профессиональным кабинетом. и кафедрой проповедника» (С. Г. Бочаров), в рамках настоящей работы не решается. В ней представляется интерпретация романа «Преступление и наказания», основанная на представлении об онтологическом статусе произведения искусства.

Объект изучения — роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» в аспектах художественной онтологии. Предмет исследования — особенности онтологической символики и мотивики романа «Преступление и наказание».

Цель работы — исследование художественной онтологии романа «Преступление и наказание», во-первых, в аспекте онтологического сюжета и, во-вторых, в аспекте взаимодействия онтологических мотивов.

В соответствии с целью выдвигаются следующие задачи:

1) изучить особенности функционирования символов в романе Достоевского;

42 Там же. С. 360.

43 Там же. С. 361.

2) предложить определение понятия «онтологический сюжет»;

3) выявить специфику онтологического сюжета в романе «Преступление и наказание»;

4) исследовать реализацию основной темы онтологического сюжета на уровне мотивной структуры произведения;

5) определить основополагающую онтологическую проблему романа.

Методологическую основу диссертации составляют, в первую очередь, работы М. М. Бахтина, в особенности те из них, в которых раскрываются представления об онтологическом статусе произведения искусства и концепция полифонического романа Достоевского. Существенную роль при формировании методологии исследования сыграло также теоретическое обоснование онтологического статуса художественной реальности, проводимое В. И. Тюпой. Теоретической основой изучения символики романа Достоевского стали работы С. С. Аверинцева и А. Ф. Лосевапри освоении методики мотивного анализа таковой послужили труды А. Н. Веселовского, В. Я. Проппа, И. В. Силантьева, В. Е. Ветловской. Приемы и методы литературоведческого анализа разработаны с учетом исследований по исторической поэтике В. Е. Ветловской, Л. В. Карасева, А. П. Скафтымова, В. Н. Топорова. Учитывается также опыт современной западной русистики, в особенности книга венгерской исследовательницы Каталин Кроо, посвященная анализу процессов смыслопорождения на материале произведений Достоевского, в том числе «Преступления и наказания», рассматриваемого в системе мотивного анализа44.

Научная новизна настоящей работы обусловлена, во-первых, реализацией положения об онтологическом статусе произведения искусстваво-вторых, выбранным ракурсом исследования и состоит в обосновании понятия.

44 Кроо, К. Аспекты развертывания мотива слово в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» // Кроо, К. «Творческое слово» Ф. М. Достоевского — герой, текст, интертекст. СПб.: Академический проект, 2005. С. 98−210. онтологический сюжет", раскрытии специфики онтологического сюжета в романе «Преступление и наказание», описании особенностей мотивной структуры романа с точки зрения художественной онтологии, обнаружении новых смысловых аспектов произведения.

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что в ней на основе существующих идей сформирована оригинальная методология исследования, сформулированы определения терминов, не разработанных классической теорией литературы. Так, вводится классификация символовконтекстуальных и концептуальных, обосновывается понятие онтологического сюжета, применяется метод мотивного анализа, синтезирующий повествовательную и тематическую концепции мотива.

Научно-практическое значение исследования состоит в том, что оно может послужить методологическим стимулом для развития малоосвоенного направления в современном достоевсковедении. Положения диссертации могут быть использованы при разработке лекционных курсов, спецкурсов и семинарских занятий по истории русской литературы XIX века, а также при написании курсовых и дипломных работ по творчеству Ф. М. Достоевского.

Положения выносимые на защиту:

Ключевой особенностью символогии Достоевского является то, что символ в его произведении обладает сюжетообразующим потенциалом, благодаря чему в романе возникает сюжетная сверхсхема, именуемая в настоящей работе онтологическим сюжетом.

Онтологический сюжет — это категория поэтики Достоевского, характеризующая внутреннее движение в образном мире его романов на уровне символического подтекста.

Специфика онтологического сюжета в романе «Преступление и наказание» заключается в том, что сюжетообразующие элементы имеют архети-пическую природу и соотносятся с Апокалипсисом, Откровением Иоанна Богослова.

Тема Апокалипсиса прочитывается в «Преступлении и наказании» также на уровне мотивной структуры.

Основная особенность мотивной структуры романа заключается в том, что в ней система мотивов представляет собой двуединое целое психологических и онтологических мотивных комплексов: события метафизической реальности явлены в предметном мире как психологические качества.

Изучение указанных свойств романной структуры позволяет выявить новые аспекты художественной онтологии Достоевского, осознать проблему теоретического ума, центральную в «Преступлении и наказании», с новой точки зрения: она раскрывает не только противостояние атеистического и религиозного сознаний, но и коренное противоречие христианства как религии любви и религии страха.

Апробация основных положений и результатов исследования проведена на научных конференциях кафедры русской, зарубежной литературы и методики преподавания литературы СГПУ (2005, 2006), на заседаниях аспирантского семинара в Институте филологического образования СГПУ (2004 -2006).

Структура и объем диссертации

Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка (298 названий). Общий объем текста — 141 страница.

Выводы.

Проведенное во второй главе исследование доказывает, что онтологическая мотивика романа «Преступление и наказание» определяется в основном интертекстуальными связями с Апокалипсисом. Они действительно проявляются в мотивной структуре, понятие которой охватывает как психологическую, так и метафизическую реальность созданного Достоевским бытия. Изучение мотивики романа в контексте творчества писателя позволило охарактеризовать апокалипсический тип сознания как психологический и метафизический феномен и выделить три подтипа: страждущие, равнодушные, избранные, — наличием которых определяется система двойников в «Преступлении и наказании».

Параллельные мотивные комплексы характерны не только для системы персонажей, но и для структуры романа в целом. В этом просматривается влияние текста Апокалипсиса, построенного по принципу варьирования одних и тех же мотивов и их сочетаний. Таким образом, соотношение текста романа и библейского текста реализуется как через набор семантических признаков, так и через систему их связей и взаимоотношений.

Исследование мотивной структуры романа «Преступление и наказание» дало возможность открыть новые смысловые грани в проблематике произведения. Проблема теоретического ума, разделяющего людей на «разряды», имеет глубокие религиозные корни. Она раскрывает не борьбу атеистического и религиозного сознаний, как принято полагать, а существенное противоречие христианства. Церковная догматика вступает в противоречие с учением Христа как религия страха с религией любви. Проблема осложняется тем, что Священное Писание подтверждает обе концепции, повествуя, с одной стороны, о безмерном милосердии Христа и о непрощенных, поверженных в огненное озеро, — с другой. Идея покаяния снимает данную антиномию. Но в сознании Достоевского это происходит в конце творческого пути. В период работы над «Преступлением и наказанием» «осанна» писателя, не находя твердой опоры, допускает «богохульную» мысль только на уровне подтекста, который прочитывается через систему тончайших намеков, являющихся не столько плодом целенаправленного труда, сколько отпечатком нереализованного замысла.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Проведенное исследование романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» в аспектах онтологического сюжета и онтологической мотивики позволяет отметить важнейшие особенности художественной онтологии произведения.

В ходе диалога автора, героя и читателя слово, перемещаясь из одной концептосфсры в другую, попадая в разные контексты, «обрастает» новыми значениями и приобретает символический смысл. Символизация художественной реальности обусловливает двойственность ее структуры: как символ объединяет в своем составе означающее и означаемое, так и художественная реальность определяется сосуществованием «параллельных миров» — онтологической и предметной реальности.

Онтологическая реальность, как и предметная, не является статичной. Символ в романе Достоевского обладает сюжетообразующим потенциалом, так как символическим значением наделяются не только номинации, но и предикаты. Вступая во взаимодействие друг с другом, объединяя по семантическому признаку отдельные текстовые фрагменты, они вносят в структуру художественной реальности иную упорядоченность, иное развитие, не тождественное тому, которым характеризуется предметная реальность. Данное явление описано в диссертационной работе с помощью понятия «онтологический сюжет».

Мир" Достоевского антропоценричен — центром как онтологической, так и предметной реальности является человек. Существуя одновременно в двух плоскостях, персонаж в романе Достоевского предстает в двух ипостасях: как психологический тип и как архетип.

Ахетипичность «онтологического сюжета» в романе «Преступление и наказание» заключается в том, что он соотносится с сюжетом Апокалипсиса, Откровения Иоанна Богослова. Сюжетообразующим мотивом в том и в другом случая является мотив перерождения человечества к новой жизни, к новому сознанию. Но мифопоэтический уровень художественной реальности романа не сводится к библейской мифологеме: как Библия хранит память о языческом мифе, так и произведение Достоевского включает в свой полифонический мир отголоски древних языческих стихий.

Тем не менее художественная онтология «Преступления и наказания» определяется в первую очередь влиянием поэтики Апокалипсиса, что проявляется в мотивной организации произведения. Анализ повествовательных и тематических мотивов, а также мотивов, тяготеющих к символичности, выявление основных закономерностей их взаимосвязи подтверждает, что основной структурный принцип романа апокалипсичен. При этом апокалип-сичность не отождествляется с катастрофой, а понимается как целостный эстетический смысл катастрофической и идеальной идеи.

Таким образом, с Апокалипсисом, соотносится, во-первых, идейно-тематическое содержание «Преступления и наказания», а во-вторых, основной структурный принцип романа.

Представленная в диссертационной работе интерпретация не оспаривает традиционный подход к изучению романа, ориентированный на осмысление психологических, морально-этических и философских аспектов проблемы теоретического ума, но открывает перспективы для осознания этой проблемы с новой точки зрения. Деление людей на разряды, «обыкновенных» и «необыкновенных», не только раскрывает античеловеческую сущность атеистического сознания, но и обнаруживает коренное противоречие христианства как религии любви и религии страха. Откровение Иоанна, повествующее о непрощенных, которых постигла вторая и последняя смерть, и об избранных, над которыми смерть вторая не властна, ставит вопрос о границах христианского милосердия. Ответ на этот вопрос был найден «осанной» Достоевского в примиряющей идее покаяния, но это произошло в конце творческого пути. В «Преступлении и наказании» вопрос так и остается неразрешенным. Он ставится в начале романа в монологе Мармеладова, в котором мечта о милосердном суде выступает как антитеза идее Страшного Суда.

В эпилоге последний сон Раскольникова вновь рисует картину Апокалипсиса, и здесь мы снова видим «избранных» и «остальных». Где же найти основы для покаяния, если и пророческие уста проповедуют то же? В ходе работы над романом Достоевский намеренно сглаживает остроту этого вопроса, завершая роман «условно-монологическим» финалом.

Представление об онтологическом статусе произведения искусства позволяет прочитать те аспекты эстетического смысла, которые не обусловливаются целенаправленной работой биографического автора, но тем не менее связаны с его духовным опытом. Обозначенная онтологическая проблема становится той точкой отсчета, с которой начинается напряженный диалог Достоевского с «Божьим миром», представленный в его «Пятикнижии» как размышление-спор многих голосов.

Таким образом, обнаруженные в результате проведенного исследования новые смысловые аспекты романа «Преступление и наказание» открывают перспективы дальнейшего изучения творчества Достоевского. Каждый из последующих романов так или иначе обращается к тому вопросу, который был поставлен в «Преступлении и наказании». Этим определяется система лейтмотивов творчества писателя, многие из которых были обозначены в настоящей работе.

Кроме того, отмеченные в диссертации характерные особенности поэтики романа Достоевского актуальны и для других его произведений. Предположительно, онтологический сюжет присутствует не только в «Преступлении и наказании», возможно, наличие архетипической сверхсюжетной схемы является устойчивой чертой романного сознания Достоевского. На основе этой гипотезы могут строиться научные исследования.

Приемы и методы анализа, разработанные в процессе изучения художественной онтологии романа «Преступление и наказание», могут быть применены в практике научной интерпретации других произведений Достоевского.