Личность как предмет исследования

Личность как предмет исследования в судебном следствии интересует нас прежде всего с точки зрения объективности результатов и допустимости методов. Суды, как это принято говорить, «должны принимать в качестве доказательств по делу только такие заключения, которые основаны на научно обоснованных и признанных научным сообществом данных». В этом определении суда штата Калифорния обращают на себя внимание две особенности, продиктованные, как нам кажется, спецификой предмета. Первая из них состоит в том, что опущены искусство и ремесло, которым суду тоже приходится доверять наряду с наукой, а вторая — «признаны научным сообществом» в качестве достаточного обоснования «научности». Натиску лженауки нужно было ставить барьер, но для его строительства, по-видимому, не хватало аргументов. Потому что их недостает всегда, когда речь заходит о личности в качестве предмета доказывания.

Иррациональная природа феномена личности, существующей в воображении человека и лишь в той или иной мере дающей о себе знать в мыслях, чувствах, словах и поступках, не позволяет свести вопрос к науке, под каким углом зрения его ни рассматривай. В большинстве методик приходится довольствоваться отражением лишь социальных ролей, верность которым человек сохраняет более или менее последовательно. Приблизиться к мотивообразующим чувствам можно только с помощью проективных методик, когда интерпретируются неосознаваемые движения души. И, естественно, полученные таким способом данные годятся для использования в тех случаях, когда психолог и клиент стремятся к сотрудничеству, совместно расшифровывая полученные символы. Извлечь скрываемые переживания вопреки желанию подэкспертного тоже можно, например, в оперативных целях, но обратить полученную информацию и сопровождающие ее объяснения специалиста против человека в качестве доказательств нереально.

Тем не менее возможности психологии в диагностике личностных качеств при отправлении правосудия активно обсуждаются научной общественностью. Со стороны юристов стремление опереться на авторитет науки понятно и обоснованно. Желание психологов, имеющих надежную экспериментальную базу в области исследования психических процессов, расширить границы своей отрасли знания за счет личности также не вызывает удивления. Однако обоюдного стремления еще недостаточно для получения результата, даже если «научное сообщество» и договорится считать достоверными фактами определенный круг эмпирически подтвержденных причинноследственных отношений. Это имеет место, например, в диагностике шизофрении, причина которой неизвестна, и еще в 1964 г. на IV Всероссийском съезде невропатологов и психиатров участникам задавали вопрос «считаете ли Вы шизофрению болезнью?», тем не менее, она занимает свое место в классификации и право считается с ней как с бесспорным фактом.

Пока же юристы используют заключение психолога относительно свойств и качеств личности так, как оно этого заслуживает: применяя в качестве аргументов, когда оно совпадает с их внутренним убеждением, и не беря в расчет, когда оно ему противоречит. В свою очередь, психологи, выступая в роли служителей науки, а не искусства или ремесла, прекрасно понимают доказательную слабость своих экспертных заключений и не рассчитывают на безусловное признание истинности сделанных ими выводов. Такое распределение ролей устраивает суд, который привык распоряжаться личностью (как и государство, от имени которого он выносит свое решение) и нуждается не более чем в обозначении участия науки. Но есть основания полагать, что столь удобная ситуация себя изживает.

Законодатель ввел в общую часть кодексов и в текст отдельных законов социальной ориентации критерии, в оценке которых ни одна из сторон не примет (не должна принять) решение суда без состязания за собственные интересы. Освобождение от ответственности лиц, не достигших уровня развития, при котором закон признает человека личностью, означает для потерпевшего лишение компенсации за нанесенный материальный и моральный ущерб. Исключение преступности деяния, обусловленного «непосредственной угрозой личности», вряд ли будет принято другой стороной без заслуживающей доверия аргументации. Невиновное причинение вреда из-за несоответствия личных качеств требованиям ситуации, вылившееся в ощутимые убытки потерпевшего, наверняка заставит его искать контраргументы в свою пользу. Так что хотел бы этого суд или нет, ему придется учитывать мнение обеих сторон, не совпадающее по вполне понятным соображениям, и делать самостоятельные выводы из этого несовпадения. А это означает, что судебное решение смещается в ту сферу правового поля, где на «научного судью» полагаться не приходится. Столкновение мнений подразумевает соревнование авторитетов и основано на доверии к компетенции эксперта, а не научной достоверности метода. Так строятся отношения в искусстве, и у психологов должно хватить здравого смысла понять, что в правовом поле их методы исследования личности человека не являются и не должны считаться наукой. И, соответственно, им придется осваивать вероятностные модели атрибуции признаков, которые они могут интерпретировать в интересах правосудия.