Современное понимание юридической науки и познания

Аргументы Строговича не бесспорны. Во-первых, говоря о познании, он имеет в виду, очевидно, естественную науку, но является ли юридическое познание естественнонаучным, не напоминает ли оно больше гуманитарное познание? Во-вторых, необязательно установление истины в науке влечет установление ее и в судопроизводстве. В-третьих, назначение судопроизводства по Строговичу можно и оспорить: цель суда — не раскрытие и осуждение преступления, а скорее соблюдение законов и права относительно данного конкретного случая.

Нам кажется, что сегодня проблему юридического познания и юридической истины необходимо решать заново, применительно к современной сложной юридической ситуации. Определенный шаг в этом направлении сделал А. Черданцев. В его книге, о которой я уже говорил, можно найти два, на первый взгляд противоположных, высказывания: «Правоприменительный процесс — это в определенной мере процесс познания» и «Правовая система и ее элементы призваны служить не целям познания социальной действительности, а практическим целям регулирования этой действительности путем воздействия на сознание и волю человека, через них — на его поведение и, в конечном счете, — на социальные отношения. Право в целом, как и основные элементы правовой системы, не обладает гносеологическими функциями, их функции носят прагматический характер» [82, с. 89, 10].

Оба этих утверждения верны, но они влекут за собой ряд вопросов. Какую роль играет юридическое познание (назовем так этот особый вид познания, который осуществляется в ходе предварительного следствия и в суде) в судопроизводстве и, более широко, в правосудии? Как сказывается на характере юридического познания общая прагматическая функция судопроизводства, не является ли в этом отношении юридическое познание субъективным в специфически юридическом смысле? Какого рода познание имеет место в ходе следствия, в суде, в юридической науке?

Обсуждая эту проблему, А. Черданцев, в частности, показывает, что юристы одним и тем же термином «доказательство» обозначают «как факты, служащие доказыванию, так и источники доказательств» [82, с. 95]. Кроме того, пишет он, «отдельные авторы в качестве доказательств рассматривают сами реальные факты и сведения о них. Такое эклектическое понимание доказательств, — замечает исследователь, — не вносит ясности в учение о судебных доказательствах» [82, с. 98]. Однако ведь доказательство — это и процесс доказывания, т. е. рассуждение, подчиняющееся определенной логике, имеющее определенные шаги и этапы.

Таким образом, в юридической практике и науке доказательство понимается весьма странно: оно отождествляется то с основаниями доказательства, то с реальными фактами, по поводу которых строится доказательство, то с самим процессом доказывания. При таком понимании ошибки неизбежны. Здесь к тому же возникает следующий вопрос: что собой представляет юридическое доказательство — аргументированное выяснение того, что произошло, правовой способ обоснования выясненного (например, в суде) или то и другое вместе?

Сегодня кажется естественным, что в ходе следствия и на суде происходит не просто выяснение обстоятельств дела, но само выяснение включает в себя своеобразное изучение (исследование). Однако нужно отметить, что практика юридического изучения появляется в судопроизводстве довольно поздно (не раньше второй половины XIX столетия) и понимается главным образом по аналогии с естественнонаучным познанием. Отсюда трактовка юридического знания как вероятностного или даже точного, а также одна из трактовок судопроизводства как установления истины. Но естественнонаучное мышление, как я отмечал выше, — всего лишь один тип, сегодня ему противопоставляется мышление гуманитарное [65].