Творчество В.М. Шукшина

Говоря о Шукшине, как-то даже неловко упоминать об органической связи его с народом России. Да ведь он сам и есть этот народ-труженик, вышедший на новую дорогу жизни и полностью творчески осознавший себя, свое бытие. Осознавший глубинно.

Бескомпромиссное, гневное, яростное обличение того, что мешает добру и свету, и радостное приятие, ответное сияние навстречу тому, что утвердилось верно и хорошо, — таков был Шукшин в творчестве. Его собственное духовное становление, рост личности неотъемлемы от все более глубоких постижений таланта — актерских ролей, режиссуры и писательской, чисто литературной работы. Все вместе это являло собою це лостный непрерывный процесс. Я предлагаю разложить этот процесс на удобные для рассмотрения «составляющие», если мы хотим постигнуть тайну жизненности его дарования, все-таки невозможно.

Эту ориентацию на зрелость, на завершен не поиска подсказали Шукшину Шолохов и Бондарчук, когда артист, создавая образ солдата Лопахина в фильме «Они сражались за Родину», получил возможность сполна постичь и выразить еще одно и, пожалуй, наиболее дорогое в нем для всех народ ное качество — чистейший, беспримесный и предельно скром ный героизм человека нынешнего. Героический характер человека-борца, сознающего себя сегодня мыслящей, актив ной, деятельной частью народа, частью Родины, а потому и идущего на подвиг, на борьбу за нее осознанно, во весь рост.

В литературу Шукшина привел именно кинематограф. Он закончил Институт кинематографии и стал режиссером. Но уже тогда обнаружился в нем писатель. Причем писатель-драматург, писатель-сценарист, даже в прозе, в новеллистке остающийся драматургом. Писатель со своим голосом, своей динамикой, своей темой, разрабатываемой им, пусть интуи тивно на первых порах — но опять с тем же редкостным единством и целостностью натуры, прошедшей через все преграды. Через трудное преодоление судьбы, заявившей о себе необычностью, духовной и нравственной масштабно стью таланта, резко выраженной социальной природой. Его современностью.

Шукшин, подобно Куприну, Чехову, Горькому, Есенину, Шаляпину, шел в литературу и искусство из самых «низов» народа, из русской «глубинки». Шел со своими собственными «университетами». С тем доскональным, ничем не замени мым, практическим — трудовым, рабочим знанием жиз ни, которое люди получают не из книг, а из опыта, порою и сегодня все еще достаточно нелегкого, а уж в пору шук шинского детства особенно тяжкого и горького. Но это — всег да университеты. Всегда без кавычек, понимаемые как шко ла настойчивости и трудолюбия, а главное, как школа, обу чающая знанию самой жизни. Известно, что важнее этого знания ничего нет, а для художника и быть не может.

Когда Шукшина сравнивают с лучшими писателями России, тут нет ни малейшей натяжки. Сравнения эта справед ливы: в их основе несомненная народность, искренность таланта. Но еще очень важно то, что он у Шук шина — свой. Шукшин не похож на Куприна, Чехова или Гоголя — да и ни на кого другого. И язык у него — не бунинский, не шолоховский, не лесковский. И хотя всюду возмож ность аналогии — пусть даже подспудной — бывает очень соблазнительна, в данном случае не стоит, однако, ей подда ваться. Взаимная симпатия Шолохова и Шукшина, несом ненно, была порождена их общей центростремительной си лой — непредвзятым обращением к душе народа, к образу русского трудового человека, в котором и заключено вечное чудо жизни, вечный ее огонь.

Вот и получается: как ни ищи сравнений — их нет. Шук шин не был «похож», разумеется, на писавших и игравших своп пьесы Шекспира и Мольера; но ему ведь даже и это ле стное «сходство» — вроде бы тоже ни к чему. Он — Шукшин. Этим все сказано. Он — сам по себе. Он был — и остается — удивительным явлением нашей жизни.

Жизнь словно сама становится гегемоном, формообразующим началом во всем этом великолепном разноликом творче стве, которое покоряет нас ощущением не «сходства», но сущности. Истинности. Правды. Ее неподдельной живой гар монии.