Онтологические и аксиологические аспекты русского символизма в контексте проблем современной социальной философии

Актуальность темы

исследования. Актуальность исследования онтологических и аксиологических аспектов русского символизма, период расцвета которого приходится на конец XIX — начало XX вв., обусловлена спецификой современного социального развития России, происходящими значительными изменениями в политической, социально-экономической и общественно-культурной жизни страны, насаждением чуждой обществу системы социальных ценностей и норм.

Глубокий и всеобъемлющий кризис, охвативший российское общество с середины 1990;х гг., привел к целому ряду негативных социальных явлений. Следствием кризиса стали: потеря у значительной части населения страны четких мировоззренческих ориентиров, утрата традиционных идеалов, эклектическое смешение рационального и мифологического мышления, социальная апатия и, одновременно, усиление экстремистских настроений у определенной части молодежи и др. Положение усугубляется тем, что основные источники информации, призванные нацеливать общество на преодоление негативных тенденций, ориентируют не на традиционные социальные ценности, а на индивидуализм, «сиюминутный» утилитаризм и гедонизм.

При этом небезызвестно, что во многом кризис российского общества спровоцирован целенаправленной деятельностью «новореформаторов», базирующихся на онтологических и аксиологических моделях, чуждых коллективистскому типу общества, связывающих решение социальных проблем в стране с торжеством тотального рынка, с позиций морализаторства, доказывающих необходимость внедрения рыночных отношений во все сферы жизни общества. В результате все чаще приходится говорить о сохранении основных социальных институтов, базовых для народа ценностей, страны в целом.

В конце XIX — начале XX вв. в России наблюдалась ситуация, во многом схожая с сегодняшней. Изменение социальных основ и ценностных структур общества также было связано с реформаторской деятельностью интеллигенции, в том числе русских символистов, которые, преследуя цель — коренное преобразование человека, общества, мира, аналогично «новореформаторам» России конца XX в., вместо действительно реальных программ реформирования страны, занялись мифотворчеством, подменяя реальные основы искусственными реальностями и уводя общество от поступательного развития.

Исследование онтологических и аксиологических аспектов русского символизма, наиболее ярко воплотившего морализаторский подход в обосновании необходимости революционных перемен в обществе, является исключительно актуальным, так как позволяет по-новому подойти к анализу современных социальных процессов в России, изучить в исторической ретроспективе онтологические и аксиологические предпосылки современной «социальной инженерии», проанализировать на хорошо известном историческом материале основные особенности онтологии и аксиологии современных «новореформаторов». Анализ онтологических и аксиологических аспектов русского символизма до сих пор остается далеко не однозначным, он явно требуют критического осмысления в контексте происходящих в России в настоящее время социальных изменений, которые представляют несомненную опасность для национального самосознания.

Проблемная ситуация, на исследование которой направлена диссертационная работа, состоит в противоречии между отсутствием в настоящее время развернутых исследований онтологических и аксиологических аспектов русского символизма как социального феномена изменяющегося общества России и необходимостью социально-философского анализа истоков онтологических и аксиологических моделей современных социальных процессов. В настоящее время отсутствуют развернутые философские исследования онтологических и аксиологических аспектов русского символизма, тогда как только разработка данных аспектов позволяет проникнуть в смысл и содержание этого социального феномена, изучить его влияние на преобразовательные процессы в условиях современной жизни общества. Кроме того, исследование онтологических и аксиологических аспектов русского символизма отвечает потребностям современного философского осмысления данного феномена, необходимости выявления его социально-философской сущности в контексте проблем современной социальной философии.

Степень разработанности темы. Среди работ, представляющих особый интерес для целей диссертационного исследования, следует отметить труды А. Е. Барзах, Н. В. Барковской, А. Г. Бойчук, Б. С. Бугрова, З. А. Венгеровой, К. Верхейла, А. А. Волкова, С. Любимовой, З. Г. Минц, А. И. Михайлова, К. А. Мочульского, Г. В. Обатнина, B.C. Петрова, J1.A. Смирнова, Е. К. Созиной,.

A.В. Федорова, А. В. Чепкасова и многих др. Интерес представляют труды по эстетике русского символизма В. Ф. Амусова, Д. Бобышева, В. В. Бычкова, В. Гитина, М. Лифшица, Е. А. Наймана, Г. М. Пономаревой и др.

Наибольший интерес представляют труды, в которых делается попытка реконструировать онтологические основания, определить социальные истоки, смысл и сущность русского символизма. Несомненный интерес в этой связи представляют работы, написанные Н. А. Бердяевым, С. Н. Булгаковым, В. В. Зеньковским, И. А. Ильиным, Л. П. Карсавиным, А. Ф. Лосевым, Н. О. Лосским,.

B.В. Розановым, B.C. Соловьевым, П. А. Флоренским, Г. В. Флоровским, С. Л. Франком и другими, на которые автор опиралась в первую очередь, считая их основными философскими трудами о символизме и символистах. Некоторые из этих мыслителей, близко знавшие представителей символистского сообщества, одними из первых подошли к пониманию онтологической природы и социальной сущности русского символизма.

Стремление русских символистов определиться в тенденциях и направлениях развития русской мысли конца XIX — начала XX вв. вылилось в формулировке идей «нового религиозного сознания», предложенных Д. С. Мережковским и по-своему развиваемых И. Ф. Анненским, А. Белым, З. Н. Гиппиус, В. И. Ивановым, Н. М. Минским и другими символистами, за которые они подвергались критике со стороны многих философов и деятелей культуры. Эта критика также стала источником исследования. Кроме того, при жизни все крупные публикации символистов (литературные, критические, публицистические и др.) подвергались критическим разборам самими символистами и крупными редакторами различных издательств: А. Волынским, Н. К. Михайловским и другими, где была предпринята попытка обозначить онтологические и аксиологические позиции символистов. Эти работы весьма значимы, поскольку в них наиболее всего просматривается разница в онтологии и аксиологии представителей русского символизма.

Ряд подходов к философскому анализу социального феномена русского символизма был намечен в работах, посвященных русской религиозной философии и истории символизма. Здесь выделяются работы Н. В. Анненковой, С. П. Бельчевичена, В. Быстрова, Р. Гальцевой, А. С. Гришина, П. П. Гайденко, JI.H. Дядькиной, Ю. П. Ивонина, К. Р. Кобрина, В. А. Кувакина, Вл. Курабцева, Е. Нымм, А. Пайман, Г. Пономаревой, И. А. Пурина, И. Роднянской, Б.Г. Розента-ля, С. Н. Савельева, Ф. Степуна, С. А. Титаренко, Г. П. Федотова, Г. М. Циплако-ва, А. В. Чепкасова, А. Эткинда, V. Alexandrova, S.N. Bedforda, V. Conrada и др.

Для анализа онтологических и аксиологических аспектов русского символизма в контексте проблем современной социальной философии большое значение имели работы А. Е. Зимбули, В. Ю. Инговатова, И. В. Кондакова, М. П. Мчедлова, В. А. Никитиной, Н. М. Чуринова и других философов, где разработана методологическая база, позволяющая подойти к исследованию онтологических и аксиологических аспектов русского символизма с позиций современной социальной философии. Кроме того, необходимо отметить работы А. А. Гусейнова, А. В. Прокофьева, В. Ш. Сабирова, О. С. Соиной и других философов по исследованию русского символизма с позиций анализа феномена морализаторства, которые имеют большое значение для анализа онтологии и аксиологии русского символизма.

Несмотря на значительное количество публикаций, посвященных русскому символизму, в настоящее время отсутствуют развернутые исследования онтологических и аксиологических аспектов русского символизма в контексте проблем современной социальной философии.

Объект исследования — русский символизм конца XIX — начала XX вв. и его влияние на современные социальные процессы в России.

Предмет исследования — онтологические и аксиологические аспекты русского символизма в контексте проблем современной социальной философии.

Цель и задачи исследования

Основной целью данного диссертационного исследования является анализ онтологических и аксиологических аспектов русского символизма в контексте проблем современной социальной философии. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Провести онтологическое исследование социального феномена русского символизма в конкретно-исторических условиях России конца XIX — начала XX вв.

2. Выявить особенности онтологических аспектов морализаторства русского символизма как социального феномена изменяющегося общества России. С этой целью проанализировать отношение русских символистов к окружающей социальной действительности, к человеческой личности, понимание ими содержания основополагающих для России социальных ценностей, институтов и др.

3. На основе выявленных особенностей онтологии русского символизма разработать классификацию русского символизма. Проанализировать особенности социального бытия типов символизма, в том числе в современных условиях.

4. Исследовать и определить важнейшие онтологические аспекты типов русского символизма.

5. Провести исследование аксиологических аспектов русского символизма как социального феномена изменяющегося общества России. Выявить взаимосвязь аксиологии русского символизма с особенностями его онтологии как мистического морализаторства в условиях кризисных социальных явлений. Проследить влияние современного социального кризиса на активизацию в настоящее время неосимволизма и неомодернизма.

6. Исследовать, как основные онтологические и аксиологические аспекты и типы русского символизма проявляются в «социальной инженерии» современных процессов общества России.

Методологические основы исследования. В качестве методологической основы диссертационного исследования использована диалектическая система теоретизирования, основополагающим познавательным принципом которой является принцип совершенства и всеобщей взаимосвязи. При этом диалектика понимается как теория совершенства и взаимосвязи, получившая разностороннее развитие в трудах философов эпохи античности, неоплатоников, византийских философов и богословов, древнерусских мыслителей, русских теоретиков науки и философов. В понимании диалектической системы теоретизирования автор во многом опиралась на работы Н. М. Чуринова, в которых подробно рассмотрены и проанализированы два изначально основных варианта познания мира или два проекта науки (западный, следующий принципу свободы (свободы воли), и диалектический или космический, признающий всеобщую связь явлений и возможность познания мира), и последовательно доказывается необходимость изучения коллективистского типа общества, к которому, несомненно, относится российское, в системе адекватного ему проекта науки — а именно диалектического. Как пишет Н. М. Чуринов: «.существуют две развитые системы философского теоретизирования: диалектическая (философия совершенства), направленная, в частности на совершенствование общественных отношений (отношений между людьми, отношений между природой и обществом) — метафизическая (философия свободы), направленная на достижение свободы в делах по удовлетворению потребностей, на реализацию эгоистических устремлений, в том числе и за счет природы или за счет общества» [211, с. 3−10].

В диссертации используется системный анализ и комплексный подход к исследованию взаимосвязи онтологических и аксиологических аспектов русского символизма, значительное место занимает сравнительный анализ взглядов русских символистов в конкретно-исторических условиях России конца XIX — начала XX вв., а также современных «новореформаторов». Кроме того, в работе применялись принципы герменевтики, ориентирующие на имманентное понимание текста. Социально-философская направленность исследования онтологических и аксиологических аспектов русского символизма потребовала использования принципов историзма, взаимосвязанности социальных явлений, единства исторического и логического, единства теории и практики, а также установления социальных связей между русской философией, отечественной культурой и национальным менталитетом как в исторической ретроспективе, так и в современных условиях.

Научная новизна исследования:

1. Доказано, что основу онтологии русского символизма составляет морализаторство как философия абсолютизации морали, в социальном контексте изменяющейся жизни общества приводящая к кризисным общественным явлениям, коренным образом меняющая понимание содержания основополагающих социальных институтов и ценностей, а также отношение к действительности, которым дается преимущественно негативная оценка, а из возможных способов преобразования социальной действительности избираются самые радикальные. Доказано, что русский символизм относится к одному из наиболее негативных видов морализаторства — мистическому.

2. Доказано, что онтологическая природа социального феномена русского символизма гораздо сложнее, нежели было принято считать, и имеет непосредственное отношение к анализу современных социальных процессов в российском обществе. Мистика и морализаторство, соединившись в символистской теории в концептуальное единство, образовали онтологическую основу, которая «обосновывает» необходимость социально-революционного переустройства общества.

3. На основе выявленных особенностей онтологии русского символизма вводится в научный оборот классификация русского символизма. Доказано, что наряду с явственно проступающей единой сущностной основой, в русском символизме имеются отличительные особенности и признаки, позволяющие выделить два его типа: мистико-нигилистический и мифологический, онтологическое содержание которых коренным образом отличает их друг от друга. Обосновано, что данные два типа символизма, сохраняя свои онтологические особенности, присутствуют и в современном обществе России.

4. Определены важнейшие и определяющие онтологические аспекты мис-тико-нигилистического символизма: нигилистическое отношение к окружающей социальной действительности, традиционным для народа ценностям, онтологическое непонимание основ наличного социального бытия, принятие онтологии мистицизма как основы социальной и личной философии, философское обоснование отрицательного отношения к социальной активности человека, проповедь философии крайнего субъективизма и др. В целом мистико-нигилистический символизм онтологически характеризуется как пассивно-созерцательное мистическое морализаторство.

5. Определены важнейшие и определяющие онтологические аспекты мифологического символизма: онтология деятельности, направленной на активное (революционное) преобразование общества, объективно не обоснованное, опирающееся на мифологические социальные представления. Кроме того, здесь же следует указать и активную переоценку системы социальных ценностей в отрыве от онтологии наличного социального бытия, доктринерство, богоборчество и революционно-мистический дионисизм, гедонизм, мифои человекотвор-чество и др. В целом мифологический символизм онтологически характеризуется как активно-деятельностное мистическое морализаторство.

6. Доказано, что аксиологические аспекты русского символизма как социального феномена изменяющегося общества России обусловлены его онтологической природой как мистического морализаторства, что их социальное проявление связано с кризисным состоянием общества, стремлением символистов переосмыслить значение и роль социальных институтов, традиционной системы социальных ценностей и норм, навязать иные социальные ценности, ничего общего не имеющие с Традицией, и таким образом в корне изменить социальное устройство России. Прослежено влияние современного социального кризиса на активизацию в настоящее время неосимволизма и неомодернизма. Доказано, что аксиология русского символизма выполняла и выполняет дестабилизирующую функцию в социуме России независимо от внутренних различий в направлениях философской мысли.

7. Доказано, что онтологические и аксиологические аспекты русского символизма проявляются в «социальной инженерии» современных социально-технологических процессов в обществе России, где находят свое отражение на новом историческом этапе и мистико-нигилистические, и мифологические социальные модели, заключающиеся, в том числе, в мистицизме и нигилизме пропагандируемого социального поведения, в отвержении исторически апробированных социальных институтов в России и традиционных для народа ценностей, в мифологии «рыночного фундаментализма», тотального либерализма и др.

Теоретическая и практическая значимость диссертации. Теоретические положения, разработанные в диссертационном исследовании, позволяют через онтологические и аксиологические аспекты по-новому и в контексте современных проблем социальной философии, осмыслить «философию» русского символизма, а также его роль. Диссертационное исследование показывает, что онтологическая природа социального феномена русского символизма имеет непосредственное отношение к современным социальным процессам в России, поэтому может быть использовано для их анализа. Предлагаемая авторская модель построения типологии, а также онтологическая и аксиологическая характеристика двух типов русского символизма позволяет достовернее проследить связь с современными социальными моделями «новореформаторов». Разработанные в диссертации положения могут предоставить концептуальную основу для проведения дальнейших исследований в области социальной философии современного изменяющегося общества России.

Материалы диссертации могут быть использованы в лекционных курсах по социальной философии, по онтологии и аксиологии русского символизма в контексте проблем современной социальной философии, при подготовке учебных пособий и др.

Апробация работы. Материалы диссертации использовались при проведении занятий и написании учебно-методических пособий по курсам социально-философской направленности в Костромской государственной сельскохозяйственной академии и в Новосибирском государственном аграрном университете в 1993;2007 гг.

Материалы диссертационного исследования стали основой докладов на 44-й научно-практической, а также учебно-методической конференциях (Кострома, 1993), Международной научно-теоретической конференции «Человек в изменяющейся картине мира» (Кострома, 1994), Межвузовской научно-практической конференции «Основные проблемы духовно-нравственного воспитания молодежи» (Новосибирск, 2005), VI Международной научно-методической конференции «Качество образования: Менеджмент, достижения, проблемы» (Новосибирск, 2005), Межвузовской научно-практической конференции «Основные проблемы духовно-нравственного воспитания молодежи» (Новосибирск, 2005), Международной научно-практической конференции «Правовые проблемы становления и развития гражданского общества в России» (Новосибирск, 2005), 63-й научно-технической конференции «Проблемы социально-политического развития России» (Новосибирск, 2006), 3-й Международной научно-практической конференции «Правовые проблемы становления и развития гражданского общества в России» (Новосибирск, 2006), Межвузовской научно-практической конференции, посвященной проблемам библиотечной работы (Новосибирск, 2006), Международном симпозиуме «Философия образования Востока и Запада: развитие диалога» (Новосибирск, 2006), региональной научно-практической конференции «Формирование межкультурной, межконфессиональной, межнациональной компетентности, противодействие экстремизму в молодежной среде» (Новосибирск, 2007).

Основные положения диссертационного исследования заслушивались на: научно-исследовательских семинарах в институте философии и права СО РАН, в научно-методическом центре философии образования Новосибирского государственного педагогического университета.

Диссертация обсуадена на заседаниях: сектора социологии науки и образования института философии и права СО РАН, кафедры философии и научного совета научно-методического центра философии образования Новосибирского государственного педагогического университета.

Публикации. По теме диссертации опубликовано 13 работ, включая одну монографию.

Объем и структура диссертации. Диссертация изложена на 185 страницах, состоит из введения, двух глав, содержащих шесть параграфов, заключения и библиографического списка, включающего 232 наименования.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Известно, что любая доктрина или концепция создает свою особую мораль и свою иерархическую систему духовных ценностей, но все это в ней имеет лишь опосредованное значение, поскольку любое моральное требование, любая система ценностей обосновываются и выводятся, исходя из того, какова конечная цель. Когда конечная цель — Благо абсолютное, Совершенство, тогда главным смыслом жизни становится требование жить так, как того хочет Бог. Если же конечной целью является благо относительное, тогда на первое место в жизни ставится удовлетворение материальных нужд и потребностей. В этом случае абсолютизируется и кладется в основу всего практического мировоззрения мораль. Система и содержание основополагающих ценностей при таком подходе меняются коренным образом.

Философско-аксиологические воззрения и моралистическая позиция русских символистов формировались в конце XIX — начале XX вв. под влиянием полемики русских религиозных философов с западной философской традицией, вызванной необходимостью решения сложнейших социально-экономических проблем, обострившихся в России в этот исторический период. Русские религиозные философы видели главную причину расширения трагедии в жизни России в ослаблении веры, в забвении христианских ценностей, и своей основной задачей считали доведение в доступной форме до сознания людей христианской истины, способствуя тем самым расширению и углублению в людях веры в Бога. Они старались добиться понимания людьми того, что христианская мысль с первых своих шагов заявляет себя как философия Логоса, что вера во Христа вовсе не предполагает противопоставление ее разуму. Вера и есть то «знание», «в котором обнаруживается живое единство рационального и сверхрационального знания» [94, с. 188]. Без веры, считали они, ум слепнет, а «поврежденный разум становится чуждым для истины. Человеку надлежит заботиться о том, чтобы иметь Бога в разуме» [Рим. 1:28].

Обращаясь в поисках высшей истины к прошлому опыту человечества и считая необходимым изучить и синтезировать все философские и религиозные течения, направления, теории, символисты стремились, по их словам, к универсализму, к совмещению разных вариантов познания мира, разных религий, рационалистического и мистического, научного и религиозного, технического и теургического. Результатом этого их причудливого «синтеза» стал отрыв от почвы, от национальной традиции. А итогом этого отрыва, неизбежно, стало то, что русские символисты встали на путь морализаторства и ложного мистицизма, а также то, что, говоря о наиболее ценном, например, в восточной культуре, символисты пропагандировали индивидуализм, причем не в значении утверждения самостоятельности и ответственности личности за произведенные действия, а в смысле активного эгоизма, агрессивности и тоталитаризма, кстати, совершенно чуждых восточному типу культуры.

Русские символисты считали необходимым предложить свое видение проблем выхода российского общества из кризисного состояния, полагая, что основной причиной трагизма жизни является «неистинность» православной веры и социальных ценностей, на которых зиждется российская жизнь. Земной мир они воспринимали как тотальное зло, считая необходимым и возможным искоренить его из жизни полностью. Одни из них это избавление понимали как отказ от «падшего» мира, пытаясь целиком уйти в художественное творчество и в мистику. Другие предлагали искоренить зло при помощи ценностей и норм, не имеющих ничего общего с традиционными. Критикуя «историческое» христианство, являющееся в тот исторический период важнейшим социальным институтом, скрепляющим общество, а также христианских философов, считавших своей задачей сориентировать людей на преодоление своего несовершенства через искупительно-жертвенную любовь, соборность и следование традиции, они призывали к преображению и совершенствованию человеческой природы посредством принятия некого нового мистического таинства в автономном религиозном сообществе. Преображение личности они мыслили скорее не как преображение ее духовного и душевного состава, а как избавление от мирских наслоений, как отделение личности от «мира», т. е. преображение символисты фактически связывали с эмпирическим бытием и с природой человека.

Абсолютизируя мораль, они лелеяли мысль о возможности в процессе теургии проникнуть в сокровенные тайны бытия с целью постижения высшей Истины, а значит, на их взгляд, способа «жизнеустроения». В своей абсолютной убежденности в обладании Истиной символисты заново переоценивали все базовые для народа духовные ценности и нормы, призывая при этом к установлению абсолютно иной, с их точки зрения, «подлинной» религиозности. Они считали, что русский народ для своего блага должен отказаться от христианства в том виде, как оно сложилось исторически, и предлагали принять новую, с их точки зрения, «истинную» и действительно «спасающую» религию. Под видом «истинной» религии Д. С. Мережковский предлагал неохристианство, а А. Белый — символизм. Символисты в своих трудах пытались убедить людей в том, что путь к Богу лежит через «новую религиозную общественность», с которой связывали идеал соборности. Новая религия должна была, по их замыслу, стать базой для распространения в обществе новой системы социальных ценностей и норм, смысл и содержание которых символисты понимали своеобразно. Будучи морализаторами-мистиками по своей духовной природе, символисты призывали к прекращению трагедии жизни волевыми усилиями. Одним из способов стало их требование обязательного «посвящения» в «новую религиозную общественность», которая, по их словам, откроет путь к преображению и спасению.

Морализаторство и мистицизм, присущие русским символистам, ориентировали их на уверенность в том, что счастье народа можно осуществить в абсолютной форме. Вполне возможным они считали установление на земле Царствия Божия. Подмена символистами христианских идеалов иными идеалами, не совместимыми с человечностью, не могла не повлечь и иной взгляд на проблему человеческого счастья, которое фактически превратилось в проблему внешнего устроения общества. Прав был Н. А. Бердяев в том, что теория спасения, которую предлагал Д. С. Мережковский и, на наш взгляд, русский символизм в целом, была отвлеченной и стала возможной лишь потому, что ее основные положения, по всей видимости, не были додуманы ими до конца. Принадлежность к «новой религиозной общественности» символисты воспринимали как добро, а непринадлежность — как зло. Аскетизм объявляли не одним из состояний верующего человека, а отрицанием мира и злом. Эмпирическому миру противопоставляли Царствие Небесное, но Царствие Небесное у них почему-то «наступало» в эмпирическом мире. Замечено, что именно из таких моралистических интенций и спекулятивно-демагогических обещаний, какие предлагались русскими символистами, и из подобных им других, имеющих время от времени поддержку и хождение в общественном сознании, складывается, к сожалению, популярность многих идей, как правило, ничего общего не имеющих с Истиной. Символистам, оторвавшимся от почвы, оказалось не под силу понять тайну трагизма жизни, которая заключается в непримирении человека с Богом, т. е. в богоборчестве. Предлагая в качестве путеводителя к Благу новую религию, новую систему ценностей и норм, выдавая свои идеи за Божественное Откровение и навязывая их обществу в качестве последней истины, символисты неминуемо оказались оторванными от нее.

Высшей целью человеческой жизни символисты считали сотворение нового человека, новой земли и нового Неба, придавая при этом первейшее значение «жизненному творчеству», рассматривая творческое деяние как этико-эстетический идеал. А. Белый в этой связи писал: «Познавательная ценность заключается в творчестве идей-образов, опознание которых образует самую объективную действительностьпознавательная ценность — в творческом процессе символизации. сама же деятельность — продукт ценности. А в чем ценность? Она не в субъекте, и она не в объектеона в жизненном творчестве. Но вместе с тем, нам открывается, что единая символическая жизнь (мир ценного) не разгадана вовсе, являясь нам во всей простоте, прелести и многообразии, будучи альфой и омегой всякой теорииона — символ некоей тайныприближение к этой тайне есть все возрастающее, кипящее творческое стремление, которое несет нас, как бы восставших из пепла фениксов, над космической пылью пространств и временвсе теории обрываются под ногамився действительность пролетает, как сони только в творчестве остается реальность, ценность и смысл жизни. Преодоление тайны — в деятельном пути.» [28, с. 37−39]. Культурная, как, впрочем, и социальная, политическая и другие сферы жизни — это сферы, в которых, на взгляд символистов, человек должен активно действовать, изменяя и преображая жизнь. При этом символисты совершенно забыли о том, что делать все это он должен по Богу. Подобная деятельность, к которой с таким жаром призывали русские символисты — это не путь доброй воли, а путь горделивого насилия, путь разрастания зла.

Мир «ценного» с давних времен представляет собой поле, на котором сходятся и расходятся не только философы и мыслители. Из высказываний А. Белого становится ясно, что для него в человеческой деятельности важна не высшая цель — абсолютное Благо, Совершенство, действительно придающая осмысленность человеческой жизни, а такое «творчество жизни», которое, судя по всему, направлено на достижение весьма сомнительных ценностей и целей. Вчитываясь в произведения русских символистов, ясно понимаешь, к какой главной цели стремились они. В иерархии ценностей, предлагаемой русскими символистами, на первом месте скорее стоит не Благо абсолютное, а благо относительное, не восполнение Совершенства, а способствование его неполноты, не любовь, а безлюбие, не свобода, а самоволие, не ответственность, а безответственность.

B.C. Соловьев, в морализме которого русские символисты нашли для себя ту основу, на которой твердо укрепились и с которой активно рефлексировали, искажая все наиболее ценное в его философии, в свое время писал: «Есть в человеке и в мире нечто кажущееся таинственным, но все более и более раскрывающее свою тайну. Это нечто. ужасно нравится людям, они делают из него свое божество и свою религию, и за свое посильное служение этому «нечто» считают себя избранниками и сверхчеловеками. Они сговорились называть это «новой красотой, которая должна заменить устарелые идеи истины и добра» [185, с. 315]. В действительности же, считал философ, исторический выбор идет между двумя культурными моделями — личностно-христианской и материально-языческой. Русские символисты, отвергнув идеалы христианства, православия, соборности, как ее понимали русские религиозные философы, придерживались, на наш взгляд, материально-языческой модели. На всех этапах своих исканий они стремились, как им казалось, проложить людям путь к великой культуре и синтезу с целью достичь, наконец, гармонии жизни и мироздания. Но, мировоззрение, которое они оставили последователям своих идей, было не только подхвачено и своеобразно переосмыслено, но и достигло совершенно иной, нежели предполагали символисты, цели — разрушительной в своей основе.

Пропагандируемая символистами идея «создания» нового человека, в котором, по их словам, «сольются» черты религиозной, светской, европейской, восточной, национальной и других культур, могла, на наш взгляд, привести лишь к потере своих корней. Результат подобной демагогии воочию продемонстрировали представители крайне левого фланга революции 1917 г. в России, которые, не взирая на кровавые людские жертвы, напролом шли к своим революционным целям в надежде воплотить свои утопические мечты о всеобщем земном счастье. Призывая людей: «Вставайте, живые, идите за нами! /Приблизилось время ответное <.> Да здравствует молодость, правда и воля! /Вперед! Нас зовет Небывалое» [65, с. 235], — символисты-морализаторы получили то, что и должны были получить — умножение количества мирового зла. Так отозвалось морализаторство русских символистов в исторической практике. История еще раз продемонстрировала, что ответственность за результаты морального творчества ложится только на самого человека.

Морализаторство русских символистов имеет, по нашему мнению, и свои особенности. Нормативность в философии русских символистов менее выражена, чем, например, в той, в которой жизнь в Боге отвергается либо как «суеверие», либо как безнравственное направление воли. Символисты отводят религии важнейшую роль в жизни общества и личности, но при этом не учитывают того, что для человека важнее всего верить в Бога, признавать существование идеальных, высших ценностей, связанных с Божественной сущностью и потому имеющих самодостаточное значение, являющихся целями самими по себе, которые не могут служить средством для достижения целей, не связанных с их абсолютным бытием. Высшие ценности носят абсолютный характер, поэтому они независимы от человеческих желаний. Символисты же (в большинстве своем), признавая бытие Бога и абсолютный характер высших ценностей, усомнились в том, что они правильно трактуются людьми. Отсюда их стремление проникнуть во все тайны бытия и уверенность в том, что именно им открылась истина, что достаточно провозгласить некие новые в содержательном плане ценности, на их взгляд, истинные, основополагающими, а обществу принять их за норму, как человеческая жизнь изменится коренным образом и в лучшую сторону. Абсолютизируя высшие ценности, символисты абсолютизировали и мораль, т. е. отрицали положение о том, что мораль является ничем иным, как эмпирической производной от абсолютных духовных ценностей. И именно эта пропаганда религиозного отношения к морали привела к тому, что русские символисты встали на путь морализаторства и ложного мистицизма, а в конечном итоге — к отказу от традиционных ценностей и замене их абсолютно противоположными. Это послужило тому, что этический аспект в мировоззрении русских символистов оказался менее выраженным, чем аспект эротический и эстетический. Эротику русских символистов, с нашей тоски зрения, правильней будет назвать эротической мистикой, а этику — эротико-мистической этикой. Хотя такое утверждение, конечно же, требует весомых доказательств и может быть либо подтверждено, либо опровергнуто в ходе дальнейших научных исследований.

Мистико-морализаторские воззрения русских символистов нашли отражение в культуре и в современной социальной жизни России. Морализаторство русского символизма стало базовой основой для такого многопланового явления, проросшего во все важнейшие сферы культуры России: философию, политику, искусство, образование и другие, как постмодернизм. Философия символизма и, порождаемая ею идеология, в настоящее время, как и на рубеже XIX—XX вв. стали выражением стиля жизни и деятельности самых широких кругов так называемой «кастовой интеллектуальной элиты» общества. Начиная примерно с 90-х гг. XX в. постмодернизм в его отечественном варианте с его онтологической способностью выдавать свои воззрения за «дух времени» вновь набирает силу. Как в свое время русские символисты, постмодернисты сегодня вновь призывают к борьбе за новый стиль жизни, основанный на свободе человеческой воли. Онтологически, и типологически мистическое морализаторство, как онтологическая основа русского символизма и постмодернизма базируется в современном феномене «новореформаторов», который также как и русский символизм имеет в типологии две составляющих: нигилистическую и мифологическую. Цель современных «новореформаторов-морализаторов» тоже остается та же, как и сто лет назад — низвержение базовых для России ценностей и норм, регулирующих и поддерживающих жизнеспособность ее социальной системы.