Харбинская ветвь российского востоковедения, начало XX в. — 1945 г

На рубеже веков отечественное востоковедение отметит свой 300-летний юбилей. Его основы были заложены указами Петра I от 18 июня 1700 г. и 16 апреля 1702 г. об обучении русских монгольскому, китайскому и японскому языкам. Как наука российская ориенталистика сложилась к середине XIX в., что было обусловлено геополитическими интересами Российской империи на Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке и необходимостью познания процессов, происходивших на данных территориях.

Появление в начале XX в. русской ориенталистики в Северной Маньчжурии явилось отражением объективных задач, стоявших перед отечественным востоковедением на рубеже веков. Но поскольку эта тема тесно связана с историей русской эмиграции, она долгие годы находилась под запретом. Между тем, харбинская ветвь российского востоковедения представляет собой сложный исторический феномен и заслуживает пристального научного внимания.

Зародившись в начале XX в., харбинская ориенталистика получила свое развитие на протяжении почти полувека. В деятельности ее представителей наука и практика переплелись особенно тесно. Харбинское востоковедение находилось и развивалось в особых условиях: непосредственно на территории Китая — одного из крупнейших азиатских государств в рамках русского анклава, обладавшего правами экстерриториальности, где происходило близкое общение китайского и русского населения, и связующим звеном этих аккультурационных контактов стали харбинские востоковеды.

Изучение данного уникального опыта взаимодействия принципиально разных культур и разных народов имеет сегодня важное практическое и общественное значение.

Проблема развития харбинского востоковедения как части русской культуры в условиях иностранной державы нашла определенное отражение в у исторической литературе. В ее изучении можно выделить три этапа: 19 091 945 гг., конец 1950;середина 1980;х гг. и современный.

Особенностью историографии харбинского востоковедения является то, что первые шаги она сделала в дореволюционный период и зародилась за пределами дореволюционной России — в Северной Маньчжурии. Первый этап охватывает 1909;1945 гг., и его условно можно определить как харбинский, поскольку вся литература по данной проблеме в эти годы была издана в Харбине. 1 Харбинские работы мы рассматриваем в комплексе и не разделяем их на дореволюционную и эмигрантскую литературу.

Начало изучения харбинской ветви российского востоковедения £>ыло положено выпускниками Восточного Института во Владивостоке И. Н. Веревкиным и Н. К. Новиковым, опубликовавшим в 1909 г. статьи о харбинском Обществе русских ориенталистов (1909;1927 гг.). Авторы представили предпосылки его возникновения, цели, задачи, структуру, определили направления ориентальных исследований.

В течение 1920;1945 гг. в Харбине выходили работы, посвященные различным проблемам истории русского востоковедения в Северной Маньчжурии. Первая обобщающая статья появилась в 1942 г. о научных организациях русских эмигрантов, существовавших в Харбине с 1909 по 1942 гг. (в том числе и востоковедных). В ней приведены результаты и дана высокая оценка их деятельности.

Историографом истории науки Харбина был участник многих востоковедных объединений Харбина 20−40-х гг. Н. П. Автономов. В 1926 г. он издал очерк об Обществе русских ориенталистов, в котором предложил периодизацию его истории. Однако данная периодизация имеет дробный характер и не находит подтверждения в истории ОРО. Мало внимания Н. П. Автономов уделил научной работе Общества русских ориенталистов, и его вывод о практическом характере деятельности членов ОРО представляется нам не совсем обоснованным.

В 1938 г. вышло монографическое исследование Н. П. Автономова о Юридическом факультете Харбина — первом вузе Северной Маньчжурии, осуществлявшем подготовку востоковедов-практиков, в которой историк высоко оценил вклад Юридического факультета в научное востоковедение и отметил большое значение деятельности его выпускников и преподавателей для практического востоковедения и нужд края.

В статьях харбинских научных работников Б. Ф. Сквирского, А. Рачковского, А. Новицкого и A.C. Лукашкина нашла отражение история Общества изучения Маньчжурского края (1922;1929 гг.), его музея, Центральной библиотеки Китайско-Восточной железной дороги (1925;1934) -харбинских организаций, разрабатывавших среди прочих и востоковедческие проблемы.

В 1945 г. вышли публикации сотрудников Института ориентальных и коммерческих наук (1925;1941) М. Карповой и востоковеда Г. Г. Авенариуса по истории этого вуза, в которых выделены предпосылки возникновения, прослежены особенности ориентального института, динамика изменений программы обучения и ее зависимость от конкретных исторических реалий.

Характерной особенностью развития харбинского востоковедения следует признать то, что его историография возникала по горячим следам. Авторы работ, изданных в Харбине, являются современниками и участниками процесса возникновения и эволюции ориенталистики в Северной Маньчжурии, и для их трудов характерно сочетание мемуарного и исторического жанров. Работы харбинских исследователей несут печать описательности, констатации фактов, отсутствует глубокий анализ. Однако с точки зрения насыщенности конкретным историческим материалом и фиксации исторических событий они бесценны.

На первом этапе история харбинской ветви российского востоковедения не нашла отражения в работах советских историков, за исключением небольшой заметки М. М. Абрамсона, впоследствии известного советского китаеведа, помещенной в журнале «Новый Восток» в 1923 г., в которой он оценивает Общество русских ориенталистов с позиции политизированного подхода: он не видел перспектив научного развития харбинцев, исходя из посылки их враждебного отношения к советской власти.

С конца 1950;х гг. до середины 1980;х гг. можно выделить второй этап. Его особенностью является то, что в историографии проблемы появляются два направления — зарубежное и советское.

Зарубежное направление является своеобразным продолжением харбинской историографической традиции по истории российского востоковедения в Северной Маньчжурии. Возникло оно в странах, где осели бывшие харбинцы, эмигрировавшие из Китая в послевоенный период. Перерыв между окончанием первого и началом второго этапов можно объяснить тем, что бывшие харбинцы обустраивались на новом месте, и только с конца 1950;х гг. стали выпускать научные исследования по истории русских в Китае, в том числе и русской науки. 2.

Отдельные оценочные суждения деятельности харбинских востоковедов в Маньчжурии содержат монографии П. Балакшина и М. Раева. Причем, для П. Балакшина характерен идеологизированный подход, когда разделяются эмигрантские и советские научные общества. М Раев констатирует, что на Юридическом факультете Харбина существовало сильное научное китаеведение. Однако историк допускает ряд неточностей при характеристике другого востоковедческого вуза — Института ориентальных и коммерческих наук: называет его неверно — «Коммерческий институт», определяет как школу бизнеса, но ничего не говорит о существовании сильной востоковедческой программы по подготовке «ученых-синологов» в этом институте.

В Мельбурне с 1968 г. под руководством бывшей харбинки Н. Кристесен издается серия «Русские в Австралии». Ряд научных публикаций этой серии посвящен судьбам востоковедов (А.П. Хионина, В. Н. Жернакова, В.В. Поносова).

В 1979 г. А. И. Баранов, потомственный харбинец, сын известного ориенталиста И. Г. Баранова, опубликовал обобщающую статью о краеведческих исследованиях русских ученых в Северной Маньчжурии. Он перечислил организации, в том числе и ориентальные, рассказал о деятельности и периодике. Не вызывает сомнения его тезис, что именно русским исследователям принадлежит приоритет в изучении Северной Маньчжурии. Особенно значимым для нас является список 82-х ученых-исследователей, в том числе и ориенталистов, помещенный автором в конце исследования.

Второе направление историографии по проблеме харбинского востоковедения представлено советской литературой. В советских работах содержатся отрывочные сведения о русском востоковедении в Харбине. 3 Это обусловлено тем, что история харбинской ориенталистики была тесно связана с закрытой темой — историей российской эмиграции. До середины 1980;х гг. эта тема находила свое отражение в трудах историков, исследовавших политическую жизнь российского зарубежья, критически оценивавших антисоветскую деятельность эмигрантов. 4 Российскому зарубежью на Дальнем Востоке и эмигрантской науке за пределами СССР не уделялось внимания.

Отдельные факты о харбинской ветви востоковедения появились в 19 601 970;е гг. в работах крупнейших историков В. М. Алексеева, В. Н. Никифорова, П. Е. Скачкова по истории отечественной ориенталистики в целом и китаеведения в частности. Однако эти исследователи рассматривают дореволюционную харбинскую ориенталистику как ответвление школы Восточного института во Владивостоке, которое обладает рядом особенностей: деятельность на окраинных территориях Китая по обслуживанию КВЖДбудучи в центре европейской и китайской науки, они выпускали исключительно информативную продукцию без системы школы и теорииглавным центром являлся Юридический факультет.

В центре внимания советских авторов дореволюционная история Общества русских ориенталистов. Научные достижения общества они признают скромными, хотя и оценивают работы некоторых его членов (П.В. Шкуркина, И. Г Баранова, A.B. Спицина) как содержательные и весьма актуальные для начала века. Главной заслугой ОРО признается сплочение китаеведческих кадров для пропаганды знаний о Китае.

Для работ советских синологов характерен политизированный подход к истории харбинского востоковедения после 1917 г.: поскольку большинство харбинских востоковедов стали белоэмигрантами, их научные труды не могут быть частью советской исторической науки.

Исключением является работа новосибирского археолога В. Е. Ларичева по проблеме палеолита и неолита азиатского региона, объективно высоко оценившего труд русских археологов Харбина, которые заложили основы новой для Северной Маньчжурии и Внутренней Монголии отрасли востоковедения археологии.

Таким образом, вопреки идеологическим установкам советская историография не могла полностью игнорировать развитие востоковедения в Харбине и признавала необходимость изучения деятельности русских ориенталистов в Северной Маньчжурии.

Третий современный этап, который можно условно определить как постсоветский, начался с середины 1980;х гг. В историографии проблемы продолжают оставаться два направления — зарубежное и отечественное, однако на данном этапе они стали более открытыми друг для друга, и их представители тесно сотрудничают при проведении научных поисков.

Канадским центром по изучению России и Восточной Европы с 1994 г. в Торонто выпускается ежегодник «Россияне в Азии», на страницах которого появляются мемуары бывших харбинцев и статьи исследователей из разных стран (О. Бакич, П. Полански, A.A. Хисамутдинова и др.), отражающие различные аспекты истории харбинского востоковедения. В Сиднее в 1998 г. к 100-летию основания Харбина вышел юбилейный выпуск «Русские харбинцы в Австралии» в котором в разделе «Харбинские ученые в Австралии» помещены статьи об А. П. Хионине, В. В. Поносове и В. Н. Жернакове.5.

Для современной отечественной историографии третий период связан с резким отказом от идеологических шор, с попыткой определения нрвых подходов к истории российской эмиграции, которая стала рассматриваться как составная часть российской истории. Соответственно, история харбинской ветви российского востоковедения становится частью отечественного востоковедения.

Сегодня главный тезис отечественной историографии истории российской эмиграции звучит так: комплексное исследование русского зарубежья как в Европе и США, так и на Дальнем Востоке.

В целом, для начала постсоветского этапа в России характерно сперва бурное изучение всех сторон жизни европейской эмиграции. 6 Начало изучения дальневосточной эмиграции было положено в 1987 г. В. В. Сониным. Только с 1990;х гг. активизировались исследования в области социально-экономической и культурной жизни русской эмиграции. 7 Их особенностью является то, что разрабатываться данные аспекты начали историками — бывшими харбинцами (Г.В. Мелиховым, Е. Таскиной). Сегодня научные поиски в этом области активнее проводятся, в основном, учеными не из центра, а Сибири и Дальнего Востока. Ценный вклад внесли в разработку проблем истории дальневосточной эмиграции историки — сотрудники Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, Дальневосточного и Хабаровского государственных университетов. Их работы имеют важное значение для нашего исследования, поскольку представляют конкретную историческую ситуацию, в которой развивалось харбинское востоковедение.

Изучение вопроса существования в Северной Маньчжурии российского востоковедения современными отечественными историками началось с исследования отдельных его проблем: роль владивостокского Восточного института в становлении ориенталистики Харбина, проведение экономических исследований русскими учеными, история востоковедных объединений Северной Маньчжурии, созданных российскими подданными и эмигрантами.

A.M. Куликова, Г. В. Мелихов, С. А. Пайчадзе, A.M. Буяков изучают вопрос о деятельности выпускников Восточного Института в Северной Маньчжурии. 8 Особое значение имеет кандидатская диссертация Е. А. Георгиевской, в котором впервые в отечественной историографии харбинское востоковедение в 20-е гг. представлено как продолжение его дореволюционной истории и дается положительная оценка деятельности востоковедов в послереволюционный период.

Историей высшей школы на Дальнем Востоке, в частности, ее профессуры, занимается дальневосточный историк профессор Н. В. Кочешков. В своих исследованиях он поднимает очень важную проблему существования преемственности между востоковедением Восточного Института и харбинской ветвью ориенталистики. 9 Исследователь пришел к выводу, что в отличие от Восточного института харбинский востоковедный центр развивал традиции российской дореволюционной ориенталистики вплоть до 1945 г. Н. В. Кочешков высоко оценивает научные достижения харбинской ветви востоковедения и утверждает, что харбинским ориенталистам была присуща широта рассматриваемых проблем, аналитическая глубина исследований, и их работы нисколько не устарели и могут быть использованы современными учеными. Для нашего исследования важны сведения о судьбах видных представителей харбинской ориенталистики, собранные Н. В. Кочешковым, и перечень наиболее значимых их работ (В.А. Рязановского, А. П. Хионина, И. Г. Баранова и др.).

Современной отечественной наукой отмечается приоритет русских ориенталистов при разработке проблем этнографии Северо-Восточного Китая.10.

Тезис о достижении русскими экономистами серьезных научных результатов в области изучения проблем китайского народного хозяйства нашел свое отражение в работах об экономическом развитии Китая Г. Н. Романовой, М. А. Патрушевой, Г. А. Сухачевой, Г. П. Белоглазова. 11 В работах ()Г.П. Белоглазова анализируются экономические теории в трудах харбинцев, что свидетельствует о переходе исследований на новый — историографическийуровень.

В начале 1990;х гг. российские историки обратились и к вопросу о существовании в Харбине русских ориентальных учреждений. 12 В работах В. Ф. Печерицы и В. В. Сонина идет речь о Юридическом факультете, приводятся сведения о жизни и научном творчестве В. А. Рязановского, Г. К. Гинса, Н. В. Устрялова, Я. Я. Яшнова и др., об их практической деятельности в учреждениях КВЖД помимо вузов. Об Институте ориентальных и коммерческих наук (1925;1941) впервые в отечественной исторической науке написала Г. И. Каневская. В целом, дальневосточные исследователи считают, что на базе харбинских институтов происходит процесс формирования востоковедческой школы в различных областях гуманитарного знания.

Современные российские историки обратились и к феномену Общества изучения Маньчжурского края, в рамках которого сотрудничали представители эмигрантских, китайских и советских деловых и научных кругов края: воссоздается история и признаются значимыми результаты его научной.

1 о работы.

Наконец, внимание отечественных ученых привлекли судьбы крупнейших представителей харбинской ветви отечественной ориенталистики: Е. Е. Яшнова, П. В. Шкуркина, В. В. Поносова, Л. Я. Яковлева, В. Я. Толмачева и других. 14.

В современной историографии появилось исследование, содержащее подробные сведения и оценочные суждения о деятельности ориентальных объединений за определенный период — работа Г. В. Мелихова об истории российской эмиграции в Китае в 1917;1924 гг., в которой он отводит главу для описания культурной жизни эмигрантов и приводит подробные сведения о деятельности ориентальных обществ и учреждений Харбина.15.

Постсоветская историография подошла к осознанию необходимости появления обобщающего исследования по проблеме харбинской ветви российского востоковедения. Проблеме эволюции российской ориенталистики в Восточной Азии было посвящено исследование A.A. Хисамутдинова, в котором историк поставил проблему существования разных школ отечественной востоковедной науки за пределами России. 16.

Для нас интересна его оценка харбинского ориентального центра как научной школы. A.A. Хисамутдинов предложил свою оригинальную периодизацию истории российского востоковедения в Восточной Азии. Однако обоснована она, как и хронологические рамки работы в целом, невйятно.

С рядом его положений мы не можем согласиться. Так возникновение русской ориенталистики в регионе, он относит к 1908 г., однако в дальнейшем исследователь себе противоречит, поскольку в Пекине, Корее, Японии, по его сведениям, ориентальные центры сформировались в конце XIX в. На наш взгляд, харбинская ветвь отечественного востоковедения зародилась в начале XX в., когда в Харбин прибыли ориенталисты-практики для обслуживания КВЖД и обеспечения геополитических интересов России в Маньчжурии.

Не определен в работе объект исследования — «востоковедение», вероятно, поэтому историк, по нашему мнению, довольно механистически определяет как «востоковеды» крупных харбинских ученых, но представителей естественных наук (Э. Э. Анерт, Н. А. Байков, В. В. Солдатов, Т. П. Гордеев) только лишь на основании их членства в ориентальных объединениях. Нам представляется, что востоковедом может называться тот ученый, исследовательская деятельность которого лежит в одной из областей востоковедения. В том случае, когда исследователь не владеет профессионально одним из восточных языков, но это не создает трудности для его творчества в области ориенталистики (например, археологии), его тоже можно относить к профессиональным востоковедам.

Некорректно по отношению к ориенталистике Харбина первых десятилетий XX в. использование термина «эмигрантское востоковедение», поскольку Харбин начала века не являлся эмиграционным центром, и его ориентальные организации были составляющей дореволюционной отечественной востоковедной науки, ответвлением Восточного Института.

В целом, мы согласны со следующими выводами A.A. Хисамутдинова: научное изучение стран Востока за пределами России начато российскими учеными с практических шаговориенталисты стояли у истоков высшей школы в Харбинехарбинские ученые внесли вклад в отечественную и мировую лингвистику и языкознание Восточной Азии. Историк ставйт вопрос и необходимости подробного изучения истории харбинского востоковедения.

Таким образом, не все аспекты проблемы существования харбинской ветви российского востоковедения нашли отражение в исторической литературе. В связи с этим определяется и цель нашего исследованияраскрыть становление и эволюцию харбинской ветви российского востоковедения.

Для реализации поставленной цели необходимо решить ряд задач:

— определить важнейшие этапы становления и развития российского востоковедения в Северной Маньчжурии, установить периодизацию его истории;

— показать историю востоковедных учреждений и объёдинений (Общества русских ориенталистов, Общества изучения Маньчжурского края, научных обществ эмигрантов 1930;середины 1940;х гг., Юридического факультета, Института ориентальных и коммерческих наук, Экономического бюро КВЖД и других) как центров образования, научно-просветительской и научно-исследовательской работы ориенталистов;

— раскрыть судьбы российских востоковедов, работавших в Северной Маньчжурии;

— проанализировать комплекс их трудов, выявить основные направления и проблематику исследований, источники, степень научности и определить вклад русских востоковедов Маньчжурии в дальневосточное востоковедение России;

— раскрыть особенности харбинского востоковедения, определить итоги, место, роль и значение харбинской ветви в развитии отечественной науки в целом;

— исследовать культурно-просветительскую деятельность русских востоковедов как фактор культурного сближения российского и дальневосточных народов Восточной Азии, проследить участие востоковедов в аккультурационных процессах, происходивших между русскими и китайцами при адаптации российских подданных и эмигрантов в Северо-Восточном Китае.

Прежде чем определить объект нашего исследования, нужно уточнить, что в отечественной науке понимается под термином «востоковедение». Современное понятие востоковедения определяет его как исторически сложившуюся в Европе науку, комплексно изучающую историю, экономику, языки, литературу, этнографию, искусство, религию, философию, памятники материальной и духовной культуры Востока, под которым имеются в виду страны Азии и частично Африки. Внутри востоковедения имеются региональные отрасли, в том числе — синология, монголоведение, японоведение, которые мы определяем как дальневосточное востоковедение.

Таким образом, объектом нашего исследования является дальневосточное востоковедение как комплекс гуманитарных дисциплин (филология, история, этнография, археология, лингвистика, экономика, экономическая география), изучающих страны Дальнего Востока.

Предмет — история харбинской школы российского востоковедения.

Хронологические рамки работы определены первой половиной XX в. (начало XX в.-1945 г.). Начало XX в. характеризуется активной внешней политикой Российской империи на Дальнем Востоке. В стремительно строящемся Харбине юное местное востоковедение делает первые шаги на ниве практической деятельности (культурно-просветительские и образовательные проекты).

Конечный хронологический рубеж — 1945 г. — определяется датой освобождения Маньчжурии советскими войсками и началом процесса разрушения уникального явления — «русского Харбина», что повлекло за собой ликвидацию сообщества ориенталистов (по причине эмиграции за пределы Китая или реэмиграции в СССР).

Географические рамки ограничиваются территорией Северной Маньчжурии.

Методологическая основа данного исследования лежит в области действия кулыур-центристской парадигмы, возникшей на рубеже Х1Х-ХХ вв. В этой связи, в современной исторической традиции культура рассматривается как продукт процесса формирования человека и общественных связей, как продукт истории и сама история. Историческая наука выделяет из сети узлов реальной жизни человечества отдельные, упорядоченные во времени цепи событий, йзучая их как истории цивилизаций, регионов, культур, видов деятельности и т. д. Элементом культуры и одним из видов человеческой деятельности является.

17 наука.

В подходе к воссозданию исторди востоковедения Харбина как науки мы руководствовались принципом методологического плюрализма как исходным принципом исторического анализа, основы которого заложил в отечественной историографии И. Д. Ковальченко. 18 Попытавшись объединить элементы интерналистских и экстерналистских теорий XX в., мы используем идеи О. Конта, Дюгема, К. Маркса, Р. Мертона, Дж. Сартона.19.

В нашем исследовании наука выступает как система научного знания и как социальный институт.

К. Поппер считал, что история науки — это история идей. Однако нам более близка точка зрения Дюгема о том, что наука как знание, чей содержательный аспект полностью независим от социального контекста, не может абстрагироваться от общества, которое выступает как стимулирующий фактор. В ходе исторического развития, как определил К. Маркс, наука превращается в производительную силу. Таким образом, история науки — это социальная история, история условий осуществления научной деятельности, путей достижения, мотивов исследовательской работы. И наука выступает здесь как социальный институт. Ее движущая сила в этом качестве — социально организованные научные сообщества.

Мертон полагал, что для осуществления научной деятельности по получению знания, должны срабатывать мотивы, основным из которых является утилитаризм, когда результаты исследований являются не собственностью ученого, а общественным достоянием. Однако социальная потребность не порождает изобретательство, практическая важность не обеспечивает немедленное решение проблемы. Надо, чтобы в рамках данной культуры придавалось значение научному открытию, имелись традиции научного исследования. То есть должны существовать условия для удовлетворение потребности познавательной деятельности, которую еще О. Конт считал прямым значением науки. Отсюда встает вопрос о носителях научного знания^ тех, кто подвержен данной мотивации.

По Марксу, ученый — участник производственных отношений, результат его деятельности — это полуфабрикат. Поэтому история открытий и личность ученого — предмет внимания историков, но они не включаются в систему каузальных связей. Однако нам более близок подход Сартона, который полагал, что личность ученого не менее важна, нежели результаты его творчества, хотя исследователь и оговаривал, что для истории науки ученый ценится только с точки зрения его вклада, который он присоединил к общему запасу имеющихся знаний.

Таким образом, люди как ученые обладают информацией для обмена и возникают отношения между обществом и наукой. Поэтому имеет смысл изучать отдельные личности, структуру научных учреждений, взаимосвязи ученых с представителями других форм деятельности.

Основными методологическими принципами нашего исследования являются принцип историзма, принцип объективности, принцип системности. 20.

В исследовательской работе нашли применение историко-сравнительный, историко-типологический, описательный, историко-генетический и йсторико-системный методы. Также автор широко использовал общенаучные методы исследования (анализ, синтез, обобщение, сравнение, индукция и др.).

При работе с источниками мы руководствовались принципами комплексности, целостности и критического анализа.

Источниковую базу работы составляют опубликованные и неопубликованные источники.

Неопубликованные источники представлены архивными материалами Государственных архивов Хабаровского и Приморского краев, Российского государственного исторического архива Дальнего Востока.

Важными для нашего исследования явились фонды Государственного архива Хабаровского края: Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (Р-830), Харбинского комитета помощи русским беженцам (Р—1128) и личный фонд хабаровского краеведа В. И. Чернышевой (849).

Из них наибольшее значение имеет фонд Р-830, сосредоточивший материалы Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи за период с 1934 г. по 1945 г. Нами были использованы материалы делопроизводства (отчеты сотрудников БРЭМ, донесения его внештатных агентов, прошения эмигрантов), содержащие сведения о ряде ориентальных организаций Харбина 30-х-40-х годов (в частности, Национальной организации исследователей-пржевальцев). Самыми ценными для нас стали материалы личного происхождения — 30 личных дел харбинских востоковедов (И.Г. Баранова, Г. А. Софоклова, Г. Г. Авенариуса, A.B. Спицина, И. С. Скурлатова, В. В. Поносова и др.), в которых аккумулированы их биографические данные, сведения о научной деятельности, личностные характеристики.

Недостатком этих материалов являются неполнота биографий, а также то, что комплектовались дела документами разного происхождения: лично заполненными эмигрантами анкетами, которые несут на себе субъективную оценку собственной деятельности, официальными документами БРЭМ, агентурными доносами его внештатных сотрудников, извлечениями из периодической печати и т. п. Соответственно, встречаются противоречивые сведения и оценочные суждения.

В Государственном архиве Приморского края интерес представляют фонды 115 и 117, в которых сосредоточены источники по истории, соответственно, Восточного Института и Государственного Дальневосточного университета. Особо ценными для нас стали личные дела ориенталистовпреподавателей и выпускников этого вуза, которые попали в Маньчжурский край и развивали там традиции российского востоковедения (В .В. Энгельфельда, И. Г. Баранова, П. В. Шкуркина, А. П. Болобана и др.). Хотя они несут информацию только о дохарбинском периоде их судеб, однако ее анализ позволяет проследить формирование этих востоковедов как ученых.

В Российском государственном историческом архиве Дальнего Востока использован фонд Р-2413 (материалы Дальневосточного краевого исполкома, 1926;1938 гг.). Для нашего исследования интерес представляют донесения советских секретных агентов из полосы отчуждения КВЖД, которые на основании полученных сведений, обзора периодической печати Северной.

Маньчжурии поставляли в отделы ОПТУ информацию о состоянии общественно-политической и экономической жизни в полосе отчуждения КВЖД. Источники этого фонда позволили нам дополнить некоторыми штрихами картину жизни колонии россиян в 30−40-е гг.

Опубликованные источники — это документы делопроизводства, описи архивов, переписка харбинцев, документы по политической истории русских в Северной Маньчжурии и российско-китайским отношенищ, мемуаристика.

Важнейшую группу источников при работе над исследованием составили материалы делопроизводства востоковедных обществ и учреждений Харбина, опубликованные в местных периодических изданиях «Вестник Азии», «Вестник Маньчжурии», «Известия Общества изучения Маньчжурского края», «Известия Юридического факультета» и других. Это — ежегодные отчеты, протоколы заседаний, извлечения из уставов, списки членов, проекты и программы данных организаций. В них наиболее полно отражена история Общества русских ориенталистов, Общества изучения Маньчжурского края, Юридического факультета в Харбине и содержится богатый фактологический материал.

Своеобразная группа источников — опубликованные описи архивов востоковедов П. В. Шкуркина и В. В. Поносова, аккумулирующих источники разных видов (документы делопроизводства, дневники полевых экспедиций, рукописи и т. д.) — помогает воссоздать жизненный путь ученых и содержит сведения о научной деятельности русских востоковедных объединений в период существования Маньчжу-Ди-Го.

При работе использовалась периодическая печать Харбина. Особенно полезными для воссоздания истории харбинской колонии и востоковедческих организаций Северной Маньчжурии в 30−40-е годы оказались газеты «Голос эмигрантов» и «Заря», на страницах которых публиковались сообщения о научной жизни русских.

Большой пласт информации содержит в себе следующая источниковая группа — издания мемуарного характера, которые позволяют восстановить колорит эпохи. В зарубежных изданиях, таких, как австралийский журнал «Политехник» и американский сборник «Россияне в Азии» помещены воспоминания А. П. Корецкого, Ю.В. Крузеннггерн-Петериц и прочих автороввыпускников харбинских вузов о жизни в Северной Маньчжурии, в том числе и о деятельности вузов ориентальной направленности.

В отечественной литературе появились воспоминания Е. Таскиной, Г. В. Мелихова, которые не только являются источником по проблеме дальневосточной эмиграции, но и освещают некоторые аспекты истории харбинского востоковедения. Особенно ценными для нашего исследования явились мемуары советского историка и синолога Г. В. Мелихова «Маньчжурия далекая и близкая». Уникальность этого издания в том, автор выступает здесь и как мемуарист, и как исследователь. Привлекая разные источники, Г. В. Мелихов обосновывает ряд положений и выводы о судьбе российских эмигрантов в Китае, которые вполне можно признать концептуальными.

Особый вид источников — историографический — представляет собой комплекс трудов харбинских востоковедов, которые были выпущены в Харбине и за его пределами в период с начала XX в. до 1945 г. Данные источники дают возможность изучить круг научных интересов ориенталистов, выявить проблематику их исследований, степень научного профессионализма харбинских востоковедов и тем самым определить место и значение их научных достижений для отечественной востоковедной науки.

Для реконструкции истории Харбина и русской колонии в Маньчжурии неоценимую помощь нам оказали материалы различных справочных изданий, увидевших свет в Северной Маньчжурии в первой половине XX в.

Очень важными для нашего исследования были данные библиографических изданий, на основании которых мы разыскивали труды харбинских востоковедов, определяли степень новизны и изученность проблематики научных исследований ориентальных организаций Харбина.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые предпринята попытка комплексного исследования истории харбинского востоковедения, его роли и значения в системе российского востоковедения. В работе на основе новых подходов дан анализ предпосылок его возникновения, этапы, итоги. Харбинская ветвь отечественного востоковедения рассматривается как наука и социальный институт, его эволюция прослеживается через становление структурных элементов (научно-исследовательских, образовательных и практических учреждений) и научное творчество его представителей. Делается попытка преодолеть искусственное разделение научной проблемы революцией 1917 г. в России.

В исследовании впервые представлены неизвестные ранее архивные документы, сведения и исторические факты. Анализу подвергнут пласт ориентальной периодической печати Харбина с 1909 по 1945 гг., которая не использовалась историками как источник по идеологическим соображениям.

В работе введены в научный оборот неизвестные ранее биографические данные харбинских ориенталистов, хранившиеся в Государственном архиве Хабаровского края и Государственном архиве Приморского края.

Практическая значимость исследования заключается в том, что выводы и материалы диссертации могут быть использованы при работе по созданию типологии русского зарубежья и обобщающих трудов по истории отечественного востоковедения, могут быть учтены при разработке учебных пособий по истории дальневосточной эмиграции, стран Восточной Азии, при подготовке лекций, спецкурсов и спецсеминаров в высшей школе.

Основные положения диссертации были представлены на IV (1997 г.) и V (1998 г.) владивостокских Научно-практических конференциях Молодых историковмеждународных научно-практических конференциях: «Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Сотрудничество на рубеже веков» (Владивосток, 1997 г.), «КВЖД и ее влияние на развитие политических, социально-экономических и культурных процессов в Северо-Восточной Азии» (Владивосток, 1997 г.), «Дальний Восток России — Северо-Восток Китая: исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества» (Хабаровск, 1998 г.) — XI международной научно-практической конференции «Россия и Восток: взгляд из Сибири» (Иркутск, 1998 г.), научно-практической конференции. «Высшее образование на Дальнем Востоке: история, современность и будущее» (Владивосток, 1998 г.).

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, 11-ти приложений и списка использованных источников и литературы. Во введении обосновывается актуальность, определяются степень разработанности проблемы, объект, предмет, цели и задачи исследования, хронологические и географические рамки, представляются источники, методология исследования. В первой главе представлена история русской колонии Харбина и анализируется степень адаптации русских в Северной Маньчжурии. Вторая глава посвящена проблеме деятельности в Харбине востоковедных обществ и организаций. В третьей главе рассматривается история высшего ориентального.

1.Б. Самураи — военное сословие Японии.-М., 1981.-С.З-5- Эйдус Х. Т. Очерки новой и новейшей истории Японии.-М., 1955.-С.5.

2. Серышев И. Основы японской системы образования. С. И5−178.

3. Скачков П. Е. Очерки истории русского китаеведения. С. 257, 280−281.

4. Отчет о состоянии Восточного института за 1909 г. с историческим очерком его десятилетней деятельности. Прил. 1 .-Владивосток, 1910.-С.35.

5. Список лиц, окончивших и прослушавших полный курс Восточного Института за девять выпусков 1903;1911 гг.. С.38−39- Буяков А. М. Указ. соч.- С.21^ГАПК.-Ф.115.-Оп.1.-Д.124.-Л.З, 4, 20,21−140 Там же.-Л. 10, 33−35.

6. Список лиц, окончивших и прослушавших полный курс Восточного Института за девять выпусков 1903;1911 гг.. С.6−7.

7. Патрушева М. А., Сухачева Г. А. Указ. соч.-С.26.

8. Белоглазов Г. П. Труды харбинских ориенталистов первой трети XX в. как источник по истории крестьянского хозяйства в Китае и Маньчжурии. С201−204.

9. Баранов А. Харбин как центр краеведческой работы русских в Маньчжурии. С. 138.

10. Урожай и убытки хлебов в Северной Маньчжурии в 1922 г. // Эконом, вестн. Маньчжурии.-1923.-№ 6−7.-С.5.

11. Павлов И. И. Знание края залог успеха // Там же.-С. 12.154 Там же.-С. 10−11.

12. Весь Харбин на 1926 г.. С. 106.156 «.Экономическое бюро СМЖД, созданное про Остроумове Иваном Андреевичем Михайловым.». Цит. по: ГАХК.-Ф.Р-830.-Оп.З.-Д.544. Л.2.

13. Дикий Г. Н. Зловещие зарницы в Восточной Азии.// Вестн. Маньчжурии.-1925.-№ 1.-С.З.

14. Весь Харбин на 1926 г.. С. 106-. Весь Харбин на 1927 г.. С. 225.

15. ГАХК.-Ф.Р-830.-Оп.З.-Д.54 087.-Л.2.

16. Наши задачи // Эконом, вестн. Маньчжурии—1923.-№ 1.-С. 1−3.

17. Ламанский В. В. Отдел изучения края // Вестн. Маньчжурии.-1925.-№ 1.-С.99.

18. Пять лет «Вестника Маньчжурии» // Вестн. Маньчжурии.-1930.-№ 1 .-С. 10−11.

19. От редакции // Вестн. Маньчжурии.-1933.-№ 1.-С.86.

20. Десять лет//Вестн. Маньчжурии.-1933.-№ 1.-С.1.

21. Пять лет «Вестника Маньчжурии». С. 10−11.

22. РГИА ДВ.-Ф.2413.-Оп.2.-Д. 194.-Л.6, 7, 11, 12.

23. Павлов И. И Указ. соч.-С.2−3.168 тГам же.

24. Г. Р. «Статистический ежегодник КВЖД» // Вестн. Маньчжурии.-1932.-№ 9.-С.65−67.

25. Автономов Н. П. Юридический Факультет. С. 43.

26. Таскина Е. Дороги жизни Е. Е. Яшнова. С. 114−115.

27. Яшнов Е. Е. Урожай зерновых хлебов в С. Маньчжурии в 1930 г. // Вестн. Маньчжурии.-1933 -№ 1.-С.23.

28. История Маньчжурии. ХУП-ХХ вв.. С. 126−128.

29. Таскина Е. Дороги жизни Е. Е. Яшнова. С. 115.

30. Библиография // Научные новости Дальнего Востока.-Владивосток, 1930.-№ 2−3-С.42,-44.

31. Белоглазов Г. П. Теория эволюции аграрного строя Китая и Маньчжурии в трудах Е. Е. Яшнова (20-е гг. XX. в). С.63−67.

32. ГАХК.-Ф.Р-830.-Оп.З.-Д. 10 336.-JI.3−5.

33. ГАХК.-Ф.р-830.-Оп.3.-Д.10 336.-Л.3.

34. Кормазов В. А. Барга. Экономический очерк-Харбин, 1928.-256 с.

35. И. Г. Кормазов В.А. Барга. Экономический очерк. Харбин, издательство КВЖД, 1928. 256 с. //Библиографический бюллетень.-Т.2.-1928/1929.-С.Ю4.

36. Краткий обзор Китая. Приложение к «Карте Внутреннего Китая». -Харбин, 1927 С. 1.

37. Баранов И. Г. Новости востоковедения.// Вестн. Маньчжурии.-1928.-№ 5.-С.15.

38. Список преподавателей и лекторов Юридического Факультета в г. Харбин // Изв. Юридического Факультета. Т.1.-1925.-С.239.

39. Автономов Н. П. Юридический Факультет. С.43−44.

40. Леонидов И.В. И. Сурин Маньчжурия и ее перспективы // Вестн. Маньчжурии-1930;№ 8.-С.89−90.

41. ГАХК.-Ф.Р-830.-Оп.З.-Д.544.-Л.2.

42. Погребецкий А. И. Денежный рынок Китая // Вестн. Маньчжурии-1925;№ 3−4.-С.81−91- Его же Рынок серебра в 1930 г. // Вестн. Маньчжурии.-1934.-№ 1.-С.1−8 и др.

43. Маньчжурия. Экономико-географическое описание. Часть 1.-Харбин, 1934.-385 с.

44. Отдел китаеведения. Предисловие // Вестн. Маньчжурии.-1928.-№ 8.-С.1.