Следующая из выделенных Шюцем характерных черт повседневности — личностная определенность действующего индивида. При этом у Шюца речь идет не о критериях самоидентификации, а о том, насколько полно человек в единстве его проявлений (спонтанная активность, созерцание, воображение и т. д.) включен в деятельность. Повседневность, говорит Шюц, характеризуется тем, что человек ангажирован полностью. В других конечных областях значений личность участвует «частично»: в большинстве из них отсутствует спонтанная активность, где-то не работает воображение и т. д. Каждая из них характеризуется по сравнению с повседневностью каким-либо «дефицитом».
Анализируя две повседневности — традиции и модерна, мы пришли к выводу, что, несмотря на традиционализм прошлых эпох, личностная вовлеченность людей далекого прошлого в совершаемые ими действия была, как правило, большей, чем в современную эпоху: повседневность в древности была не столько повседневностью, сколько чередованием «приключений» в том смысле, какой придавал этому понятию Зиммель [30]. Приключением можно назвать часть реальности, «изъятую» из течения обычной жизни, замкнутую в себе и отличающуюся крайней остротой эмоционально-волевых и деятельностных проявлений. Время в приключении исчезает. Предметность воспринимается остро и ярко, будто бы вбирая в себя время. Поэтому мы говорим, что «все случилось как бы в одно мгновение». Повседневность же, свойственная когнитивной эпохе модерна, — это отчужденная повседневность. И, как при всяком отчуждении, возникает частичная, неполная, ущербная личность, у которой важные качества в дефиците.
Что приносит в этом смысле постмодерн? Об отчуждении здесь говорить вряд ли уже можно, поскольку вообще снимается, как это прекрасно продемонстрировали философы-теоретики постмодерна, противоположность субъекта и объекта. Но указанный процесс не просто возвращает человека к самому себе, он растворяет его в содержании его жизни, растворяет его, так сказать, в самом себе. Выше уже говорилось о дефиците attention, а 1а vie, виртуализации переживания, тенденции к нарциссизму, об общедоступности любого содержания и связанным с этим снижением качественности мгновений душевной жизни, об общем падении «витальности» в современном человеке. К этому можно было бы добавить еще многое, но уже сказанное свидетельствует о снижении личностной определенности индивида в эпоху постмодерна.
Социальность грядущей эпохи
