Вера Засулич и гибель Боголюбова
Новая система судопроизводства позволила адвокатам выиграть процесс, Засулич оправдали. Адвокат Александров в своей речи спрашивал: «Кто был для нее Боголюбов — другом, знакомым? Для Засулич Боголюбов был политический арестант, он был ее собственным сердцем, и всякое грубое прикосновение к ее сердцу болезненно отзывалось на ее возбужденной натуре». Эти слова присяжного поверенного повторял весь… Читать ещё >
Вера Засулич и гибель Боголюбова (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
История русского терроризма началась с выстрела Веры Засулич — так полагал Альбер Камю. В петербургской тюрьме, которую инспектировал Трепов, существовал закон — когда входит начальство, заключенные должны встать и снять головной убор. Когда политический заключенный Боголюбов (А. С. Емельянов) отказался проделать это, его подвергли телесному наказанию. Боголюбов покончил самоубийством. 24 января 1878 г. Вера Засулич стреляла в петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова — внебрачного сына Николая I. Вера Засулич была схвачена, и состоялся судебный процесс, подробное описание которого дал его участник, выдающийся юрист А. Ф. Кони[1].
Новая система судопроизводства позволила адвокатам выиграть процесс, Засулич оправдали. Адвокат Александров в своей речи спрашивал: «Кто был для нее Боголюбов — другом, знакомым? Для Засулич Боголюбов был политический арестант, он был ее собственным сердцем, и всякое грубое прикосновение к ее сердцу болезненно отзывалось на ее возбужденной натуре». Эти слова присяжного поверенного повторял весь Петербург и вся Россия[2].
Террор продолжался. В ответ на казнь революционера Ковальского августовским днем 1878 г., в центре столицы, перед царским Михайловским дворцом, главный редактор «Земли и воли» Сергей Степняк-Кравчинский заколол кинжалом шефа жандармов ген-адъютанта Н. В. Мезенцова, ответственного за массовые репрессии против народовольцев и — избежал ареста. Его перу принадлежит брошюра «Смерть за смерть. Убийство шефа жандармов Мезенцова», вышедшая тотчас после убийства в типографии «Земли и Воли», в Петербурге.
Интеллигенция и народ
Возвышенная идея хождения интеллигенции в народ с политической точки зрения выражала честное стремление «отдать долг народу» и зажечь пожар революции. Однако порочным явилось само стремление интеллигенции «научить простой народ» якобы им известному «правильному» образу действий. В таком учительстве содержалось не только сострадание, но и некоторая доля снисходительного отношения к «забитому крестьянству», которое якобы нуждается в таком «учении». Хотя первых народников в таком взгляде свысока обвинить невозможно, они искренне превозносили крестьянство, надеясь на его сочувствие бунтарскому анархизму и социализму. Стремления к коммунам неграмотное крестьянство не проявило.
Впоследствии большевики заимствуют уже из вторых рук, через социалистов революционеров, у народничества много идей общения с народной массой. Агитаторы и сталинские двадцатипятитысячники беспардонно извратят и перелицуют на собственный лад народническую идею «земли и воли». Важно отметить, что после «социального эксперимента», проведенного над 83% сельского населения нашей страны, к концу XX в. крестьянство в традиционном понимании сущности этого великого сословия-труженика перестанет существовать. Впрочем, после доблестной политики исчезнет и сословие интеллигенции. Это сословие только потому и называется интеллигенцией, что обладает особой родовой связью с народом — таков написанный кодекс этого сословия. Внутренней сущностью, отличающей российскую интеллигенцию от интеллектуалов, является вовсе не только высшее образование, хорошие манеры, знание этикета и добродушный взгляд поверх очков.
Совесть, искра Божия в душе, — таково главное отличие интеллигента от интеллектуала. Более столетия это сословие твердо стояло на нестяжательском убеждении: человеку недостойно сыто жить в нищей и голодной стране. Жертвенность поступков демократической интеллигенции проистекала из ее обостренного отношения к социальной справедливости, которую она стремилась распространить на все общество. До той поры, пока учитель, врач, присяжный поверенный служит своему обществу, народу, он сохраняет принадлежность к российской интеллигенции. Однако того, кто начинает делать карьеру, работать на хозяина или на государство, этого интеллектуала вряд ли можно назвать интеллигентом в русском смысле этого слова. Тем более что данное противопоставление ни в одной другой стране просто невозможно, интеллигенция — специфически отечественный феномен, причем явление, исторически обусловленное длительной и безуспешной борьбой демократии с бюрократией.