Русская культура в XX веке: трансформация системообразующих оснований

Актуальность темы

исследования. XX столетие в мировой истории было самым трагическим. Человечество перенесло две мировые войны. Революционное разрушение Российской империи породило мощные волны насилия, закреплённые в государственных формах и в Европе, и в Азии, которые, так или иначе, сказались на судьбах всего человечества. В предельно обобщённом виде события минувшего века — суть следствия столкновения противоположных по смысложизненным ориентирам цивилизаций. Американские геополитики относят Россию к православной цивилизации и заявляют, что Запад будет пытаться сохранить своё высокое положение и защищать свои интересы, называя их интересами «мирового сообщества». С. Хантингтон откровенно признаёт, что «Запад завоевал мир не из-за превосходства своих идей, ценностей или религии., но скорее превосходством в применении организованного насилия». Известный геополитик здесь же отметил тот факт, что русская цивилизация «смогла противостоять бешеной атаке Запада и поддерживать самодостаточное независимое существование». Ещё одна его принципиально важная констатация, которая должна бы сконцентрировать защитные силы русской нации: «Внутрицивилизационное столкновение политических идей, порождённое Западом, сейчас вытесняется межцивилизационным столкновением культур и религий».

Великая шахматная доска" 3. Бжезинского также переполнена беспокойствами о том, чтобы «не допустить вновь возрождения евразийской империи, способной помешать американской геостратегической цели». Для этого надо Россию раздробить на Европейскую часть, Сибирскую республику и Дальневосточную республику, которые будут существовать по принципу свободной конкуренции, избавившись от «тяжёлой руки московской бюрократии», то есть централизованной власти.

Россия пережила эпопею коммунистической глобализации, где она была формальным лидером, и втягивается теперь в глобализацию с формальным лидерством США. Суть очевидной западной ориентации России состоит в навязывании ей системных инокультурных проектов. В постсоветское время в «демократических» формах продолжаются процессы подрыва жизненных сил ослабленной и обескровленной в большевистских экспериментах русской культуры.

Без всестороннего анализа всех «за» и «против» в двух, сопоставляемых в данном исследовании российских трансформациях, — большевистской и постсоветской — теоретическое и духовное обеспечение возрождения и развития России не будет надёжным и основательным. Любое общество, как и весь мир, не может не трансформироваться, чтобы не остановилась жизнь. Традиция как передача опыта от поколения к поколению живёт обновлением, трансформируется в соответствии с изменяющимися условиями человеческого существования. При этом необходимо различать трансформации по содержанию и целям, по их естественности, соприродности трансформируемому объекту.

Необходимо установить возможную степень совмещения либеральных проектов трансформации основных институтов русской культуры с её самобытностью, с «русскостыо» как собирательной, органически соединившей в себе все энергонесущие источники, жизненной силой. Своеобразие, неповторимость в органическом единстве с открытостью, пластичностью русской культуры — это её сущностные качества, утратив которые, она остановится в своём развитии. Речь идёт не о «занавесе», но о допустимых, безопасных пределах открытости в условиях современного беспрецедентно неустойчивого мира.

Необходимо осмысление национальных и международных процессов с позиций культурологического знания и на основе духовных ценностей национальной культуры. Экспертиза любого государственного и глобального проекта с позиций культуроцентричности жизнеосуществления общества и человека, формирования и использования ими своих жизненных сил, будет способствовать принятию целесообразных решений. Эволюция социально-гуманитарного знания в направлении культуроцентричности — важнейшие итоги теоретической и социальной деятельности в XX веке.

Теоретико-методологическая база общественных наук советского периода не может, в целом, обеспечивать осмысление новых реальностей. Само социально-гуманитарное знание вступило в неизбежную фазу обновления своих оснований. Эта задача может быть решена при первостепенных условиях, таких как: 1) синтез дореволюционного, советского, современного отечественного и зарубежного научного опыта- 2) широкое привлечение данных других наук и областей знания — истории, культурологии, искусствоведения, лингвистики, политических и других наук. Задача чрезвычайно сложная. Всегда актуальна мысль о том, что прошлое служит будущему (как, впрочем, и настоящее — пониманию прошлого), и тем действеннее, чем глубже и всесторонне оно проанализировано. Особенно важно нахождение исторических аналогий в развитии общества и культуры. Аналогий не как детально точных повторений однажды происшедшего, но как совпадений явлений по определяющим вектор развития сущностным признакам, — когда в многосложных параллелограммах сил разных периодов развития общества и культуры обнаруживается сходство равнодействующих.

Русская цивилизация не чуждается опыта культур мира и глобальных веяний. Однако современный мир находится в системном углубляющемся кризисе. И разные группировки сил предлагают разные пути его преодоления. Наиболее сильна группировка во главе с США, проводящая политику передела территорий и жизнеподдерживающих ресурсов. В этих условиях открытость, заимствования, адекватность обменов должны быть подвержены строгому контролю с позиций национальных интересов, усиления державои народозащит-ных функций культуры. Острее встаёт проблема сбережения жизненных сил нации и культуры.

1920;е годы имеют особое значение. Именно в этот период происходила самая значительная в истории России трансформация системообразующих оснований русской культуры. В то же время, в переломные периоды истории высока роль личностного фактора. Для нас могут иметь важное теоретическое и практическое значение те решения и проекты, которые принимались современниками событий и то, как они сами осмысливали происходящее и свои действия.

Актуален анализ теоретических дискуссий 1920;х годов о путях развития тех или иных базовых социальных институтов. Например, дискуссии по вопросам русского языка, становления новой системы образования, брака и семьи, быта, нравственной жизни общества и других. Аналогичные по содержанию дискуссии проходили в 1990;е годы и проходят в настоящее время, в частности, ведётся обсуждение острых проблем российского общего и профессионального образования, соотношения национально-особенного и общечеловеческого в его развитии.

Актуально также осмысление историко-культурного опыта как в рамках отдельных периодов, так и на протяжении всего советского периода. Оценки этого опыта уже неоднократно изменялись, иногда на прямо противоположные. И теперь нет оснований полагать, что нынешние оценки процессов и явлений, выдающихся личностей изучаемого прошлого, и тем более, настоящего, окончательны. Бесперспективно восприятие будущего как экстраполяции сложившихся тенденций, укладывающихся в наши предожидания.

В 1990;е годы начался активный процесс формирования новой парадигмы социально-гуманитарного знания. Неизбежный этап бурного идейного плюрализма в освещении явлений русской истории и культуры постепенно исчерпывается. Вместо броуновского движения взглядов и оценок обостряется потребность в сосредоточивающих соприродных духовно-нравственных идеалах, без чего невозможны ни сильная государственная воля, ни эффективно действующие общественные институты, ни личностная высокая гражданская самодеятельность.

В начале XXI века чрезвычайно актуально прослеживание последствий цивилизационных столкновений для национальных культур, а также новая интерпретация процессов, происходивших в сфере русской культуры в первый период советской эпохи, введение в поле философско-культурологического анализа существа послереволюционных трансформаций институтов культуры. В диссертации в двух, почти на три четверти века отстоящих друг от друга периодах, (1920;е и 1990;е годы) выявляются аналогичные и сходные по содержанию и целям культурно-политические процессы.

Для сопоставительного анализа — ретроспективного и актуального — выбраны процессы трансформации, происходившие в системообразующих основаниях русской культуры, каковыми мы считаем прежде всего русский язык, образование, семью, религиозно-духовную сферу. Поставлена и в первых приближениях решается проблема экологии национальной культуры как живой системы.

Степень разработанности проблемы. Важное значение для понимания социокультурных трансформаций имеют труды отечественных мыслителей-классиков Н. Я. Данилевского, И. А. Ильина, П. А. Сорокина, H.A. Бердяева, С. Н. Булгакова, Н. О. Лосского, Л. П. Карсавина, Г. П. Федотова, Г. В. Флоров-ског'о, С. Л. Франка и др., а также труды по философии истории классиков-иностранцев А. Дж. Тойнби, К. Ясперса, М. Блока, О. Шпенглера, П. Тейяра де Шардена, а также К. Stadtke [402, 468, 459, 449, 472] и др.

На стыке качественно новых исторических этапов непременно происходит «переоценка ценностей», стратегических курсов и олицетворяющих их личностей. В плане нашего исследования это В. И. Ленин, A.B. Луначарский, М. Горький, В. В. Маяковский и другие первостроители «пролетарской культуры». Их образы и дела первыми подвергли демифологизации и переосмыслению И. А. Ильин, И. А. Бунин, И. Л. Солоневич, С. П. Мельгунов, В. А. Солоухин, O.A. Платонов, И. Р. Шафаревич, М. В. Назаров, М. М. Дунаев, A.A. Кара-Мурза, Л. В. Поляков, Штефан Плаггенборг, О' Коннор Тимоти Эдвард, Стефан Кур-туа, Николя Верт, Жанн-Луи Панне, Андрей Пачковский, Карел Бартошек, Жан-Луи Марголен и др.

Представления об автохтонности, национальной автономности великих социальных потрясений в России в XX веке нуждаются в принципиальных коррективах. Им положили начало A.C. Панарин, O.A. Платонов, митрополит Иоанн (Снычёв), К. Ю. Душенов, Т. Г. Дичев, М. В. Назаров, С. В. Перевезенцев, Л. НРыжков, С. Н. Бабурин, И.В. Бестужев-Лада, A.A. Зиновьев, С.Г. Кара-Мурза, В. Н. Гончаров, К. Г. Колтаков, В. Н. Филиппов, В. А. Сластенин, С. И. Григорьев, А. Д. Лопуха, Н Е. Маркова, А. П. Паршев, А. И. Половинкин, Э. Сат-тон, Ральф Эпперсон, Дж. Биллингтон, М. FuchsН.-Н. Nolte [297, 299, 149, 115, 245, 289, 340, 166, 13, 24, 25, 129, 130, 81, 87, 281, 282, 122, 424, 112, 462, 31, 476] и др.

В арсенале средств уничижения русской культуры в XX веке первенствовало искусственное «омоложение» славянской письменности и культуры, ограничение её истории христианским тысячелетием. И тогда то, что для западноевропейцев Средневековье, для русских — древность. История русской государственности и культуры ведётся от Киевской Руси, исключается её длительный центрально-европейский период. Вывод из такого «омоложения» один: историко-культурное старшинство побуждает к небескорыстному учительству.

Признавая великую роль христианского тысячелетия в истории русской культуры, целый ряд исследователей в своих фундаментальных трудах на основании многочисленных и разносторонних данных возражают против такой исторической версии, это Б. А. Рыбаков, Л. Н. Рыжков, В. А. Чудинов, A.B. Гудзь-Марков, Н. Р. Гусева, Г. С. Гриневич, Н. В. Слатин, О. Н. Трубачёв, В. Л. Янин, А.Ф. Абрамов-Шубин, П. П. Орешкин, А. И. Асов, Ю. Д. Петухов, H.H. Вашке-вич, B.C. Леднёв, В. Гладышев [337, 340, 447, 90, 91, 92, 93, 94, 58, 408, 465, 461, 275, 9, 10, 11, 292, 293, 52, 53, 197, 76] и др. Утверждаются в науке и новые взгляды на происхождение и природу языка (В.В. Налимов, Г. Д. Гачев, Ю. А. Хлестков, В. А. Будкин [246, 72, 435, 436, 52, 53, 46] и др.).

В условиях XX века стремительно возрастала роль образования в воспроизводстве культуры. В составе системообразующих оснований культуры образование есть самый массовый, мощный, полифункциональный, систематически и непрерывно воздействующий, обеспечивающий процесс становления новых поколений социокультурный институт. Эта роль образования в новейшее время является главной причиной самого энергичного вторжения в его сферу в период социальных потрясений разного рода «реформ», фактически по ряду признаков являющихся революциями, наподобие нынешних реформ в постсоветской России.

В идеале школа должна воспроизводить национальную культуру и её носителя. В так называемые «мягкие» периоды истории образование, реализуя такой социальный заказ, решает проблемы совершенствования и устойчивости избранного курса. В жёсткие, переломные периоды прежнее образование идёт на слом. Самодовлеющее значение принимают инновации.

На образование, сложившееся в советский период и получившее признание во всём мире, обрушилась лавина рецидивирующей трансформации 1990;х годов, что вызвало остр5то критику и альтернативные предложения H.H. Моисеева, В. В. Налимова, Б. В. Маркова, Г. П. Выжлецова, А. К. Сухотина, В.И. Доб-ренькова, В. ЯНечаева, В Н. Турченко, И.В. Бестужева-Лады, В. А. Сластенина, В. А. Садовничего, В. Ф Глушкова, B.C. Гершунского, В. В. Боброва, С. И. Григорьева. H.A. Матвеева [237, 238- 239, 241, 247, 222, 68, 399, 107, 412, 413, 26, 358, 359, 346, 77, 75, 32, 89] и др. Все они, так или иначе говорят об опасной приоритетности научно-технического знания и об иссякании заботы о духовно-нравственном воспитании, что означает утрату смысла подлинного гуманизма. Целый ряд остроактуальных проблем был поднят на Всероссийской конференции по насущным вопросам русской национальной школы (Москва, 7−8 декабря 1993 г.). В Обращении Патриарха Московского и всея Руси Алексия II была подчёркнута острая необходимость в подлинно национальной русской школе [5]. В выступлениях В. Н. Ганичева, Е. П. Белозерцева, H.A. Нарочниц-кой, Ф. А. Морохова, И. Р. Шафаревича, А. Г. Кузьмина и других были предложены пути создания русской школы [69, 18, 19, 81, 254, 450]. В. Н. Ганичев, Е. П. Белозерцев, Л. Н. Погодина, В. Ю. Троицкий, H.A. Иванников, Е. В. Лыков, Ю. С. Исатов, В. А. Сластенин, В. Н. Филлипов, В. Н. Гончаров, К. Г. Колтаков, Н. В. Наливайко, В. Н. Турченко [69, 18, 302, 404, 405, 136, 152, 358, 359, 424, 248, —. , ' 11.. .¦ :. -.•¦¦:•¦ ' 249, 413] и другие приводят яркие свидетельства о комплексной деградации общего и профессионального образования, в период «реформ».

Проведенный сопоставительный анализ социокультурных процессов 1920;х и 1990;х годов даёт возможность социального диагностирования и прогнозирования современных процессов в русской культуре.

В России происходит радикальная трансформация парадигмы исторического существования. На внутренние процессы накладываются внешние, притом, усиливающиеся влияния. Изменение форм — политических, экономических, социокультурных — лишь самое начало трансформационных процессов. Сообразное формам содержание складывается значительно дольше, требуется определённое время на вызревание нового качества. Но уже самые первые итоги говорят о преобладающей тенденции отлучения народа от собственной культурной традиции.

Некоторые аспекты трансформационных процессов в социокультурной сфере нашли отражение в работах А. Н. Данилова, A.A. Зиновьева, C.F. Кара-Мурзы, И. Р. Шафаревича, H.H. Моисеева,.Г. В. Осипова, O.A. Платонова, Н. Ф: Наумовой^ A.C. Панарина, И. Я. Фроянова, JI.JI. Штудена, ИГ. Яковенко, И. В. Кондакова, Л. Ионина, Е.Е. Berry, К. Kaariainen [99, 130, 131, 167, 168, 451, 453, 454, 237, 239, 240, 463, 277, 278, 279, 299, 256, 282, 283, 284, 431, 460, 463, 470, 473, 474, 475] и др.

Современная трансформация системообразующих оснований русской культуры происходит в связи с потерей ею устойчивости, экологическим бедствием, постигшим её как живой организм, вытеснением традиционной духовности на периферию бытия. «Вытеснение» же было необычайно жестоким и кровавым. О катастрофических следствиях вытеснения духовности для культуры и общества предупреждали ещё А. Швейцер, П. А. Флоренский, И. А. Ильин, H.A. Бердяев, Н. О. Лосский [456, 457, 427, 142, 23, 213] и др. Реальные итоги отвержения духовности запечатлены теперь, в текстах-мартирологах Н. Д. Жевахова, В. Цыпина, митрополита Иоанна (Снычёва), O.A. Платонова, М. В. Назарова, В;

Мосса, С. П. Мельгунова, М. И. Вострышева [121, 444, 149, 298, 300, 245, 243, 231, 63] и др.

Выход из полосы рецидивирующих трансформаций невозможен иначе, как на путях восстановления экологии национальной культуры. Эту проблему в разных аспектах ставили Д. С. Лихачёв, H.H. Моисеев, В. В. Милашевич, Е. В. Краснов, Т. М. Горичева, Л. Г. Борисова, М. М. Дунаев, С. Флегонтова, В. Н. Турченко, Г. Ф. Шафранов-Куцев, В. Л. Огудин, А. Р. Небольсин, Ю. Г. Марченко, Г. Ю. Тенешева, Л. Л. Штуден, В. П. Казначеев, A.A. Кисельников, И.Ф. Мин-газов [208, 238, 239, 241, 235, 83, 426, 411, 273, 258, 227, 460, 158, 159] и др. Однако эколого-культурная проблематика исследуется, чаще всего, как внешняя культуре как живому организму. Известный учёный и политический деятель современной России H.A. Нарочницкая утверждает, что лишённая собственного культурного наследия нация люмпенизируется и способна только на социально опасные проявления национальных чувств и что «не нужно бояться возрождения православного мышления и воцерковления России».

Хаотизация строя культуры, изъятие на семидесятилетний послереволюционный период важнейшего системообразующего элемента — духовности православного толка — поставили русскую культуру в положение выживания и ускоряющегося от поколения к поколению иссякания жизненных сил. Все традиционные попытки остановить этот процесс приносили лишь незначительные результаты. Созрела необходимость в неклассических подходах в социокультурной теории и практике. Сообщество сибирских учёных разработало основы теории жизненных сил человека, культуры, русского народа в целом (С.И. Григорьев, А. И. Субетто, Л. Д. Дёмина, Ю. Е. Растов, Т. А. Семилет, В.Г. Немиров-ский [87, 88, 388,122, 261] и др.).

При написании диссертации использовались материалы периодической печати сопоставляемых периодов, отражавшие дискуссии о путях становления новой, послереволюционной школы, о пропаганде атеизма и других проблемах темы исследования. Они не только воссоздают «колорит времени», социально-психологическую атмосферу прошлого, но и содержат неизвестные и малоизвестные факты и статистические характеристики. Важным подспорьем для углубления представлений о характере большевистской трансформации русской культуры в 1920;е годы послужили документальные материалы партийных и государственных органов, хранящиеся в фондах региональных и федеральных архивов. Использованы законодательные акты революционной власти по определённым разделам темы в их динамике, а также следственное дело Патриарха Тихона, его переписка с властью, заявления, воспоминания живых участников событий.

Анализ широкого круга литературы по теоретической и исторической культурологии и иных — контекстных трудов и документальных источников, даёт основание утверждать, что избранная тема под таким углом зрения не изучалась. Проблема настоящей диссертации определяется противоречием между актуальностью и значимостью сравнительных исследований русской культуры XX столетия и отсутствием подобных исследований в современной российской культурологии.

Объект исследовании — русская культура в XX веке.

Предмет исследования — трансформация системообразующих оснований русской культуры в XX веке (процессы 1920;х и 1990;х годов, аналоги и особенности).

Цель исследования заключается в сопоставлении процессов, происходивших в русской культуре в советском и постсоветском периодах, и выявлении аналогичных и превращённых трансформаций в системообразующих основаниях культуры.

Достижение поставленной цели потребовало решения следующих задач:

1. Предложить актуализированные и перспективные теоретические положения, реинтерпретировать, уточнить ряд ключевых понятий, восстанавливая или усиливая духовное начало в теоретико-методологической базе исследуемой проблемы.

2. Осмыслить концептуальную основу большевистской «культурной революции» как комплексного трансформера, её содержание и перспективную цель. Раскрыть роль Пролеткульта в «культурной революции» как движения, отражающего не её издержки, но сущность.

3. Провести сопоставительный анализ современной «массовой культуры» и «пролетарской культуры» 1920;х годов, выявить содержательные и целевые аналогии и сходства. Исследовать рок-музыку как социокультурный феномен, её исторгло, место и назначение в музыкальной компоненте жизненной среды современного общества.

4. Проследить преемственность смысла и логику трансформации русского языка в советских и постсоветских реформах.

5. Раскрыть сущность трансформационной идеологии образования 1920;х и 1990;х годов.

6. Проанализировать реальное положение Русской Православной Церкви в 1920;е годы и выявить его преемственную связь с превращенными рецидивирующими трансформациями современности.

7. Выявить трансформационные аналогии и сходства в культуре семейных отношений в сопоставляемых историко-культурных периодах.

8. Концептуализировать экологическое состояние культуры и сформулировать предложения по решению принципиально важных эколого-культурных проблем.

Методология исследования. Особенностью данного исследования является сравнительное рассмотрение трансформационных процессов в русской культуре, разделённых семидесятилетним периодом, и внешне воспринимающихся как противоположных по содержанию и целям. Однако с углублением в сущность этих процессов обнаруживается, что их сходство всё более вытесняет различие, в результате чего оправданным становится применение метода исторических аналогий, и сравнителъно-кулыпурологического метода. Этот метод включает в себя свойственный конкретно-историческому познанию критический анализ литературных и документальных источников (идеологическая, социально-психологическая коррекция описания событий и фактов, роли личностей, выделение типического, социально-философский анализ, элементы прогнозирования следствий возвратных социокультурных явлений и др.). Логико-исторический метод послужил в качестве конкретного способа организации и анализа материала. Диссертационное исследование опирается на диалектическое осмысление прошлых и современных социокультурных явлений, и включает в себя следование принципам структурно-функционального, историко-генетического, сравнительно-исторического анализа социальных феноменов.

Нашли также применение методологически значимые идеи зарубежных мыслителей — К. Клакхона, Л. Уайта, Т. С. Элиота, О. Шпенглера, А. Швейцера, А. Печчеи: о религии как важнейшей универсалии, о поведении человека как функции культуры, о необходимости формирования новой иерархии ценностей для выхода мира из системного кризиса, о человеческих качествах как важнейшем ресурсе мирового развития.

Новизна исследования состоит в следующем:

1. Даны углублённые и реинтерпретированные, с акцентированием духовного начала определения ключевых для данного исследования понятий: «культура», «культурная революция», «новый человек», «социальная трансформация», «образование», «семья», «экология культуры». Предложена аргументированная иерархия ценностей, отражаемых каждым реинтерпретирован-ным понятием.

2. Представлена общая характеристика глобальных социокультурных трансформационных процессов современности, прослежены важнейшие последствия цивилизационных столкновений для национальных культур — их денационализация и усиление внешнего влияния на культурную политику страны.

3. Выявлены два исторических периода, аналогичных или схожих по содержанию и целям социокультурных трансформационных процессов — 1920;е и 1990;е годыпроведённый сопоставительный анализ, открывает возможности плодотворного переосмысления современной во многом рецидивирующей трансформации российского социума и культуры и корректирующих позитивных решений.

4. Обоснована нетрадиционная характеристика «культурной революции» как яркого образца макросоциального конструирования, впервые проанализированы как денационализирующие русскую культуру программы и проекты Пролеткульта — фактически её идеологической и практической структуры-лидера.

5. В поле теоретического культурологического исследования впервые введены представления о сущности послереволюционных реформ русского языка — универсальной системообразующей ценности национальной культуры — и доказана их общность с аналогичными проектами постсоветских реформ. Сокращение числа букв и звуков ведёт к оскудению смысловой и энергетической мощности языка. А современные заёмные ритм, тональность, интонации радио-и телепередач разрушают природный образный строй языка и понижают его выразительность, а в итоге — информационную ёмкость.

6. Впервые осуществлён сопоставительный анализ деструктивных факторов в сфере семейно-бытовых отношений 1920;х и 1990;х годов, в культурологическом аспекте исследованы алкогольная политика и трезвеннические движения.

7. Показано что, современный «масскульт» по существу своему является превращенным рецидивом проектов «пролетарской культуры» первого послереволюционного десятилетиярок-музыкальный феномен впервые осмыслен как мощный деструктивный трансформер национальной музыкальной идентичности.

8. Рассмотрена проблема экологии русской культуры, предложены перспективные пути и условия восстановления и сохранения её устойчивой эколо-гичности. Акцентируется традиционная духовность как системообразующее основание, твёрдое ядро живого организма культуры. Обоснована первостепен-ность экологичности самой культуры как принципиальное условие её экологичного воздействия на природу и природно-культурные единства. В центр экологии культуры ставится человек как двуприродное, духовно-телесное существо, носитель научного и религиозного знания, переносящий акцент с внешней, природопокорительной активности на внутреннюю — духовную, че-ловекосозидающую.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Русская и западноевропейская цивилизации противоположны по смыс-ложизненным ориентациями и характеризуются: первая — традиционным первенством духовно-нравственных ценностей, вторая — приоритетом социально-гедонистических ценностей. Большевистская революция 1917 г. не была однозначно событием национального характера, но отражала и геополитические стратегии и внутренне присущие западноевропейской цивилизации интересы, имела в высокой мере инструментальное значение. В постсоветских трансформациях социума и культуры выявляются аналогии и сходства их содержания и направленности, растущее влияние наднациональных структур на внутренние процессы.

2. Трансформационные процессы 1920;х и 1990;х годов в избранных для исследования системообразующих основаниях русской культуры аналогичны или сходны по существу. Различие современных трансформаций с прежними выражается в содержании лозунгов, политическом лексиконе, адресе обращения, в других, преимущественно внешних признаках. Реальные явления и факты в культурной политике постсоветского времени — запуск денационализирующих культуру механизмов, отказ от сохранившихся в «культурной революции» и позже восстановленных традиционных основ отечественной образовательной системы, семьи и семейных отношений, духовно-нравственного строя народной жизни и т. д. — совпадают или сходны с тем, что происходило в названных сферах в 1920;е годы.

3. «Новый человек» как главный программный конструкт «культурной революции» — это коллективист, вплоть до полного отказа от «я» в пользу «мы», интернационалист, вплоть до презрения к Отечеству и утраты патриотических чувств ради счастья трудящихся мира, «пролетариев всех стран». У него нет славной истории и великих предков, кроме революционеров. Постсоветский «новый», «творческий» человек, «динамичный», «интенсивный» создатель рыночного «светлого будущего» — не буквальная калька своего революционного предшественника, однако существенные черты его социокультурного портрета совпадают. В светской жизни он — космополит, в духовной — экуменист, живёт и действует уже не на Родине, но в «пространстве» — политическом, экономическом, образовательном и ином другом. Он — «Homo globalis», вожделеющий «открытого общества» — превращенного аналога всемирной социалистической республики. У него также нет истории, он её создаёт актуально, в настоящий момент.

4. Большевистская языковая реформа нанесла огромный урон универсальной культурообразующей ценности — русскому языку. Реформа нарушила внешний облик (графику) языка и орфографическо-грамматический строй, снизила его энергетическую ёмкость, создала затруднения в освоении культурного наследия молодыми поколениями. Прецедент для разрушительных реформ русского языка создал Пётр I, большевистская реформа была рецидивирующей. Проекты реформ русского языка 1990;х и начала 2000;х годов по существу сходны с перестройкой лингвосферы в первое послереволюционное десятилетие и продолжают логику большевистского реформирования.

5. Антиправославная направленность большевистской революции, как сущностная черта, проявилась в первые дни переворота и вскоре приняла характер массовых репрессий. Большевистская печать разжигала ненависть к религии вообще, но преимущественно — к Православшо. Разрушение Церкви было явным и тайным, осуществлявшимся через чекистскую агентуру среди клириков и мирян. Обновленческое движение было инспирировано новой властью для разрушения «тихоновской» Церкви. Рецидивы грубых гонений на Православие проявилось в начале 1960;х годов. В 1990;е годы антиправославные силы сосредоточились на экуменической деятельности, на расшатывании системы ортодоксальных догматов, канонов и обрядов с утопической целью выработки мировой религии, наподобие «мировой культуры» вместо национальных культур мира.

6. Современная «массовая культура» поразительно схожа с «творческой» продукцией пролеткультовцев в важнейших проявлениях — сценическом, поэтическом, музыкальном. «Масскульт» представляет собой мощный комплексный трансформер, результатом воздействия которого разрывается связь с национальной культурой, молодые поколения противопоставляются старшим, инновации — традициям. Ударной силой «масскульта» является поп-рок-музыка — новая социокультурная реальность, опасность которой для духовного, душевного и телесного здоровья детей и молодёжи остаётся нераспознанной российским обществом, и как следствие, не вырабатываются и меры защиты.

7. Постсоветская либерализация семейных отношений, резкое падение половой морали, усугубляемое стремительным ростом алкоголизации общества, являются выраженными рецидивами советской «сексуальной революции» 1920;х годов. Алкогольная ситуация в современной России заостряет актуальность анализа алкогольной политики царского и советского правительств. Выявленная аналогичность и сходство ситуаций и проблем, замыслов и итогов трезвеннических движений обусловливает актуальную востребованность положительного опыта ради общественного спасения.

8. Экология национальной культуры имеет стратегическое значение, напрямую затрагивает национальную безопасность. Необходимо установление приоритета экологичности культуры, суть которой состоит в восстановлении органической иерархии ценностей с «твёрдым ядром» духовно-православного характера. Жизнь общества без духовного центра и смысложизненного идеала, без общезначимой идеологии бессмысленна и в обозримом будущем вряд ли < возможна. Плюралистическое духовное сознание деструктивно, энтропийно для жизненных сил нации, оно отменяет саму суть образования и воспитания.

Теоретическая’значимость исследования заключается в создании основы для более глубокой и перспективной концептуализации экологии культуры как относительно новой области социально-гуманитарного знания, выработке идейных и структурных предпосылок для развития эколого-культурной и ан-тропоэкологической теории, значимой как в фундаментальном, так и в прикладном отношениях. Специфическая интерпретация сравнительного метода способствует расширению и углублению методологического аппарата культурологии.

Практическая значимость исследования. Результаты исследования могут быть использованы в образовательной и воспитательной работе в высшей школе, в курсах социальной. философии, культурологии, политологии, истории России. Положения диссертации дают возможность внесения существенных корректив в концептуальную основу прогнозирования результатов текущих социокультурных трансформаций. Выводы и обобщения исследования могут быть использованы управленческими структурами разных уровней, формирующими и осуществляющими культурно-политический курс.

Апробация работы. Основные положения диссертации нашли отражение в докладах на научных и научно-практических конференциях, в том числе на одиннадцати международных: «Наука, религия, экономика» (Новосибирск, 1994), «Современные проблемы геодезии и оптики» (Новосибирск, 1998), «Новые образовательные технологии в стратегии духовного развития общества» (Новосибирск, 2000), «Проблемы общества и человека в XXI веке» (Новосибирск, 2002), «Этногенез и цивилизационные перспективы в образовании России» (Новосибирск, 2004), «Россия и мировая цивилизация: проблемы социально-экономического развития» (Новосибирск, 2004), «Социальные, экономические и культурные проблемы устойчивого развития современной России» (Новосибирск, 2005), «Национальные и этнические приоритеты в решении социально-экономических проблем мировой культуры и цивилизации» (Новосибирск, 2006), «Социология в Сибири» (Новосибирск, 2006), «Современные тенденции развития мировой культуры и цивилизации: культура, образование, экономика» (Новосибирск, 2007), «Социально-экономические и культурные проблемы современной России» (Новосибирск, 2008) — на Всероссийской научно-практической конференции «Культурология в социальном измерении» (Кемерово, 2007). Диссертация обсуждалась на кафедре гуманитарных наук Сибирской государственной геодезической академии.

Структура диссертации подчинена цели и задачам исследования. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы и источников.

Выводы. Семья и семейно-бытовая культура в ходе революционной трансформации 1920;х годов подверглись сильному разрушительному воздействию. В течение первого послереволюционного десятилетия наблюдалась набиравшая силу тенденция либерализации законодательства о семье и браке. Некоторые чётко выраженные постулаты марксизма, а также двусмысленные заявления «классиков» о семье при социализме и коммунизме, отрицательный личный пример многих большевистских руководителей способствовали разрушению русской семейно-бытовой культуры. Поощряемые в массовой литературе большевиков нравственная, «революционная» распущенность, падение половой морали, долго неутихавшие настроения «социализации женщин», попытки законодательного её проведения и составили основное содержание советской «сексуальной революции». Эта «революция», только в более широких масштабах, захватывая детство и юношество, повторилась в 1990;е годы и продолжается в первое десятилетие XXI века. На широту масштабов современной российской «сексуальной революции» повлияли бездуховность огромной части советских поколений, деструктивные влияния СМИ, попытки пока ещё не законного растления детей в школах (и даже в детских садах) курсами полового просвещения, пропаганда половых девиаций, а также широчайшее распространение контрацепции и полнейшая легализация внутриутробного убийства (абортов).Значительный вклад в моральное разложение молодёжи вносит заимствованная на Западе (больше в США) эпатажная мода, американизированный музыкальный быт молодёжи. Есть немалая доля в этом разложении театральных и концертных организаций. Ни один деятель СМИ в последние годы, растлевающий детство и юношество не понёс уголовного наказания, хотя законы, защищающие детей от растления, существуют.

Пьянство можно победить только трезвостью — принципиальная установка ныне ведущего специалиста, лектора и ученого России по проблемам трезвости В. Г. Жданова, как безобразие — красотою, невежество — знанием. Великою силою примера. В зарубежных странах кроме «крестовых походов» против табака, алкоголя изыскиваются и непривычные пока для нас меры. Так, в профессиональном списке, например, отмечаются те профессии, куда приглашают непьющих и некурящих.

В новом широкомасштабном приступе к решению алкогольной проблемы необходимо будет собирать все полезные нахождения, не изводя дефицитную социальную и духовную энергию народа на взаимный критицизм и передоказательства доказанного. Запретительные меры «сверху», добровольный отказ «снизу» через трезвое образование и воспитание придут-таки в подвижную пропорцию и единство. Общая оценка проблемы поднимется в общественном сознании на уровень стратегический и геополитический, без чего не остановить иссякание жизненных сил народа и культуры.

Заключение

.

Россия в XX веке переживала небывалую в её истории трагедию, а в превращенных формах она переживается ещё и теперь. Что и как произошло в начале минувшего века — на эти вопросы пока нет исчерпывающего и общепризнанного нацией ответа. Такой итог столетия, пожалуй, и есть основной показатель эффективности социогуманитарного знания. Причин много. С одной стороны, это можно объяснить тем, что девяностолетие — довольно короткий, а потому ещё «горячий» исторический период. Живёт ещё много людей с острыми и разнонаправленными интересами к интерпретации минувших событий. «Конфликт итерпретаций изначально „заложен“ в культуре переходного времени и в дальнейшем сопровождает весь корпус современных трансформационных процессов в российской культуре» [376, с. 749]. С другой стороны, с падением коммунизма в научный оборот поступил большой объём неизвестных ранее трудов, документов и материалов, требующих времени на осмысление и освоение их нацией. К тому же, сказывается инерция упрощённого мышления о мире, обществе и человеке, о смысле человеческого существования.

В XX столетии агрессивные силы Европы и Азии порознь и вместе испытывали жизнестойкость России, не давали ей перехватить дыхание. Война русско-японская, две мировые, лютейшая гражданская, которая после окончания своего в превращённых формах продолжалась практически все семь десятилетий. И эти великие бедствия произошли в течение одной человеческой жизни. На исходе века Россия вновь «во мгле», но теперь уже «перестройки» и «реформ».

В рамках политической, экономической, династической и иной подобной картины мира полного и убедительного объяснения исторической судьбы России так и не было достигнуто. Обращение к духовной картине мира, осмысление мировых процессов как производных из неё, до сих пор больше обнадёживающее благопожелание, чем практика. Уже провозглашена актуальность нетрадиционных подходов к социальным явлениям. Развивается теория жизненных сил человека, народа и культуры. В неовита-листских идеях ищут своё обновление и перспективу философия, экология, психология. Менее всего, пожалуй, эти тенденции захватили культурологию.

Обращение к идеям культуроцентричности человеческого существования и социального знания, и понимание самой культуры как универсального источника жизненных сил человека и всего национального целого — основная теретико-методологическая ценность социогуманитарного знания, достигнутого к началу ХХЕ века. Обнадёживающе вырисовывается его культурвитали-стская концептосфера. В эпоху государственного принудительного материализма в России виталистские идеи относились к фантастике, более жёстко — к борьбе против научного мировоззрения. Материал диссертации актуализирует наше сосредоточение на жизненных силах человека, нации и культуры их источниках.

С глубокой древности люди знали о жизненных силах как о нематериальном деятельном начале. В разных культурах мира его называли по-разному. В древнегреческой культуре — это энтелехия (Аристотель), на Востоке, в Тибете — фохат, в Индии — прана, в культурах христианских народов — Святой Дух, у Рерихов — психическая энергия и т. д. Канадский учёный Ганс Селье предложил понятие «адаптационное топливо». Жизнь ему представлялась и как адаптация к изменяющимся природным и социокультурным условиям, требующая энергии, «топлива». В настоящее время широко распространённое в обыденном сознании понятие «жизненные силы» приобретает научный статус и постепенно входит в понятийный аппарат неклассического социогуманитарного знания.

Наибольшие источники жизненных сил народа те, на которых сосредоточивают пристальное внимание «культурные революционеры», «социальные конструкторы» и «трансформаторы». Такими энергонесущими «стволами», «каналами» являются родная речь, религия отцов-праотцов, народная песня.

Благополучное национальное образование должно строиться так, чтобы в его поле сосредоточивались важнейшие источники жизненных сил, «стволы», «каналы». Лишь иерархически выстроенная система этих «источников», защищаемая от деструктивных вторжений, совершенствуемая в поколениях, изменяющаяся в безопасных пределах, сможет отвечать вызовам времени.

На сегодня ещё много неясного относительно реального потенциала, жизненных сил народа и самой культуры. Неслучайно поставлена проблема экологии культуры и антропоэкологии, предложенный диссертантом вариант представляется определённым шагом в её решении. В диссертации названы и аргументированы источники наполнения жизненных сил, их структура, выявлены некоторые условия, при которых изменяются напряжение и векторы динамики и т. п. Поставлена и в первых приближениях решена особая проблема — защитные механизмы (стихийные и сознательные), сберегающие жизненные силы, препятствующие их расхищению. Проблема эта исключительно важна. «Жизненные силы русской культуры подорваны», «близки к исчерпанию», «обесточивание русской культуры устремляется к порогу необратимости» или даже «русская культура погибает» — эти и другие тревожные констатации настоятельно требуют высокой законодательной, образовательной, духовно-нравственной активности и заботы о механизмах защиты жизненных сил русского народа и его культуры, об их действительных источниках и путях умножения.

В диссертации предпринята попытка определения смысла, содержания и основных результатов трансформационных процессов в русской культуре в 1920;е годы и установления аналогичности трансформаций в прямой и превращенной формах в 1990;е. Сопоставление двух характерных периодов источником своим имело многолетнее профессиональное занятие диссертанта, историко-культурной проблематикой 1920;х годов. Анализ культурных явлений в «перестроечное» и особенно постсоветское время (а первые сходные тенденции, неразвившиеся и угасшие, проявились уже в хрущёвский период) привёл к рабочей гипотезе о том, что трансформации в базовых, системообразующих социокультурных институтах современной России, по сути своей рецидивирующие. Был привлечён большой литературный и разнообразный документальный материал для подтверждения гипотезы.' Сложность задачи заключалась прежде всего в выраженном внешнем несовпадении сменивших одна другую идеологических парадигм — уходящей коммунистической и реанимируемой капиталистической (в просторечном варианте — рыночной).

Анализ привлечённой литературной и источниковой базы позволяет сделать вывод: современные трансформации в русской культуре, утратившей значительные жизненные силы в революционных социотехнологических экспериментах, хорошо вписываются в логику и структуру цивилизационных столкновений рубежа XX — XXI веков, хорошо «вписывались» они в подобные столкновения и в начале XX века. И что ещё весьма существенно — те и другие трансформации не были по корням своим одним лишь автохтонным, национальным явлением. Была в прошлом, сохраняется и теперь небескорыстная заинтересованность внешних сил в ослаблении русской культуры и России.

Распадом СССР, казалось, завершилось идеологическое противоборство двух мировых систем. Однако иллюзии исчерпания острых межгосударст-веных противоречий, которым поддались российское общество и его правящая элита, были непродолжительными. «Не угрозы загадочно исчезли, скажет президент Академии Военных наук, генерал армии М. Гареев, а изменились формы и способы их осуществления» [330, с. 7].

Классические формы столкновений — военная, экономическая, оставаясь ещё мощными и совершенствующимися, постепенно вытесняются из центра на периферию, утупают место «неклассическим», культурным формам борьбы между цивилизациями, о чём на примере трансформации российских культурных институтов свидетельствуют тексты нашего исследования.

Культурная война" (термин ввёл министр культуры Франции Анри Го-бар) в XX веке стала не только сопоставимой по своим результатам с классическими войнами, но даже отчасти и превзошла их и набирает скорость и объём в достижении поставленных целей. Современная Россия запаздывает в создании по аналогии с ВПК, (и наряду с поддержанием его в оптимальном состоянии) «военно-культурного комплекса» — ВКК и мобилизации социокультурного знания, делающегося, как никогда раньше, фронтовым.

С падением советского строя не произошло возвращения русской культуры на пути естественно-исторического развития. Не пройдя обычного после падения революцией установленного строя реставрационного периода, обескровленная и ослабленная она была ввергнута в новые жёсткие трансформационные процессы. Вместо интернациональных классовых ценностей культура была довольно скоро переориентирована на «общечеловеческие ценности», минуя и уничижая национальные. Обобщенными ориентирами стали концепты «всемирной цивилизация», «мировая культура», «глобальный гуманизм», пришедшие на смену «всемирной советской социалистической республики», «пролетарской культуры» первых революционных лет, «социалистического гуманизма». При этом распространяется ошибочное (что доказывается в диссертации) представление о традиции и традиционализме как об основном препятствии на пути актуальной модернизации. При такой постановке первой целью модернизации (модернизирующей трансформации) является разрушение традиций, что в принципе не может быть приемлемо на любом уровне национального мышления.

Научная энергия и практическая деятельность станут по-настоящему плодотворными, будучи сосредоточенными на путях модернизации национально-самобытной традиции, как постоянном пополнении её жизнедатель-ной новизной при бережливом отношении к сущностным качествам. Такой подход можно определить как периодическую интенсификацию традиций, сопоставимую с вызовами времени.

Подтверждение рабочей гипотезы о трансформациях в русской культуре в 1990;е годы как прямых и преращённых рецидивах аналогичных процессов 1920;х годов углубляет наши представления о них самих. Здесь мы сталкиваемся с редким случаем, когда настоящее даёт исключительные возможности для нетривиального понимания прошлого.

Культурная революция" являлась консолидированным процессом создания «рабоче-крестьянским государством» высшего в истории культуры типа культуры и личности антихристианского миромыслия и мирочувствия («пролетарской культуры» и «нового человека») как условия сотворения «нового мира». Системообразующие основания русской культуры подверглись радикальной трансформации. Государственный язык лишался части алфавита, отчего понижался смысловой и энергетический потенциал русской речи нарушался грамматико-орфографический строй и традиционный облик письма, возникали затруднения в освоении культурного наследия молодыми поколениями. И в итоге всего — создавалась реальная угроза латинизации графики русского языка. «Пролетраская культура» 1920;х годов и «масскульт» 1990;х по происхождению и сущности оказались идентичными явлениями, хотя деструктивный потенциал современого «масскульта» более мощный, чем у его исторического аналога. В постсоветское время произошла прямая и превращенная реанимация этих процессов.

Образование трансформировалось в направлении разрыва с отечественной педагогической мыслью и практикой. В 1920;е годы предпринимались энергичные услилия по «пересадке» западных образовательных систем в российскую школу. Некоторые такие заимствования (педологические инновации, тотальное тестирование школьников) просуществовали даже до середины 1930;х годов. Аналогичные и сходные по существу процессы наблюдались в 1990;е годы.

Русская Православная Церковь подверглась в 1920;е годы жесточайшим гонениям. Воинствующий атеизм в теории и на практике подтвердил предсказания русского гения о том, что «социализм <.> по преимуществу есть атеистический вопрос, вопрос современного воплощения атеизма, вопрос Вавилонской башни, строящейся именно без Бога не для достижения небес с земли, а для сведения небес на землю» [110, с. 31]. Аналогичные преследования Церкви и верующих повторились в период хрущёвской «оттепели», как неудавшейся тогда «перестройки». В 1990;е годы наблюдаются попытки разрушения Церкви изнутри, через «мягкую», экуменическую трансформацию её основ — догмата, канона и обряда.

Русская семейная традиция, частично восстановленная после деструкций «сексуальной революции» первого послереволюционного десятилетия, в 1990;е годы вновь испытывает аналогичные воздействия, и в ином идеологическом контексте подвергается радикальной либерализации половых отношений, при поощрении абортов, мощном морально-деструктивном влиянии СМИ, особенно на детей и молодёжь, и т. п.

Суммарный итог диссертационного исследования состоит в том, что трансформации системообразующих оснований русской культуры в сопоставляемых периодах развивались по вектору разрушения русского национального самосознания и традиций, органически связанного с ними православного миросозерцания. В идеологическом обеспечении «культурной революции» центральное место занимало жёсткое ленинское требование «бороться с господствующей, черносотенной и буржуазной национальной культурой великороссов» [204, с. 122]. Избирательная леволиберальная борьба с «русским шовинизмом» и «черносотенством» в 1990;е годы есть рецидив большевистской идеологии и практики 1920;х годов.

Денационализирующие процессы 1920;х и 1990;х годов выразились прежде всего в дальнейшей секуляризации и тотальной вестернизации русской культуры с применением жёстких, аналогичных производственным, технологий социального конструирования. В сконцентрированном результате всего современное российское общество встало перед проблемой стратегического, общенационального значения.

Рецидивирующие процессы в истории культуры — явление не новое. Притом, рецидивы могут касаться отдельных сторон жизни социума и быть незаметными, а могут быть и системными с какими-то непринципиальными изъятиями, открытыми и замаскированными новым идеологическим лексиконом, квазиальтернативными «инъекциями» в социально-психологическую данность с целью радикального изменения устоявшихся форм массового сознания и поведения.

Рецидивирующие процессы конструктивного характера, известно, развиваются на национальных традиционных основаниях и потому умножают жизненные силы национальной государственности и культуры. Они в принципе не нуждаются в социальной и идеологической маскировке и имеют также свой латентный период, когда невидимо происходит накопление сил.

Рецидивирующие трансформационные процессы 1920;х годов в 1990;е и в начале XXI века носят именно системный характер, с «непринципиальными изъятиями». Как тогда, так и теперь социальные и культурные преобразования осуществляются без опоры на национальную (русскую, русско-советскую) традицию. Как тогда, так и теперь общество энергично и последовательно выводится на единственно верную «столбовую дорогу» мировой истории. Теперь «только на Запад», «глобализация» (под американский стандарт), «иного не дано» и т. п. Вновь, как и в 1920;е годы, спровоцирован мощный процесс упрощения форм культуры, труда и социальных связей. Унифицирующая борьба с «цветущей сложностью», открытое неприятие самостоятельности и разнообразия жизнеосуществления человека в культуре, национально-особенного в ней — основы устойчивости всего общественного развития. Накопилось слишком много доказательств неплодотворности гонки народов по «столбовой дороге», скачков к несоприродным русской культуре ценностям и целям, обмена «милости к падшим» на «горе побеждённым», чтобы сомневаться в необходимости коррекции современного культурного развития.

Национальные культуры как органические единства человеко-и народо-защитных сил есть важнейшее препятствие на пути к полному захвату мира катастрофными, некрофильными апокалипсическими сообществами. Уровень развития технологии и демократии навязывается российскому обществу как единственно возможный критерий оценки отсталости и прогрессивности. И чтобы отвергнуться «отсталости» во имя индустриально-демократической «прогрессивности» надо расстаться с самобытностью, своеобразием, непо-вторимостями своего образа жизни, национальной культурой.

Рецидивы революционных социокультурных процессов 1920;х годов влекут за собой неизбежные, если следовать логике, следствия: разруху, затем восстановление народного хозяйства, культуры, утраченных социальных иснтитутов и, конечно же, жёстские оценочные реакции конструктивных сил общества.

Изученные диссертантом рецидивирующие трансформации системообразующих оснований русской культуры’осуществляются с временным лагом «дети — внуки», то есть на длительности всего лишь одной человеческой жизни. И это самым красноречивым и убедительным образом показывает, что ни одно замещающее поколение не может позволить себе лишь благодарно по-, лататься на победы своих доблестных отцов. Не может позволить себе расслабления, «отпусков» и «каникул» от напряжённого стояния за свою веру, государственность и культуру. Основополагающие и жизнедательные национальные ценности нуждаются в преемстве утверждения и переутверждения.

В наше время, когда весь мир под угрозой быть сдёрнутым с упорядочивающих традиционных опор, а российское общество находится в хаосе и смуте, «стояние» это становится небычайно суровым и жертвенным. Цивили-зационная особость России вовсе не предполагает своего возрождения на путях архаической реставрации, зеркального, всеполного восстановления былых форм, норм, ценностей. Во-первых, такой подход к возрождению книжно-ностальгический и невозможен, ибо разрушены производственные и бытовые традиции, нет крупной статистической совокупности их носителей. Нет русской народной традиционной культуры не только как богатой питательной почвы национальной культуры, но даже и как собрания недоступных «учёному» искусству духовно-нравственных и художественных образцов. К XXI веку остались лишь отдельные «островки» традиционной культуры (нет уже крестьянского «материка»), окружённые масскультом «крепости», «партизанские отряды» без благодатной государственной координации, и организованного обеспечения. Обороняются герои национальной культуры в надежде на будущую общественную востребованность. Во-вторых, археологические подходы к делам возрождения, если бы они нашли и много сторонников, заведомо обречены, потому что основной способ существования традиции — обновление форм и стилей.

К защите и воспроизводству ценностей национальной культуры необходимо подходить с памятованием о том, что в ней вечное и что историческое. Здесь можно, видимо, провести продуктивную параллель с положением в богословии, где абсолютен и неприкосновенен догмат, но в историческом времени живут канон и обряд, на что накладывает свой отпечаток этнокультурная традиция.

В сопоставлении трансформационых процессов уже довольно далёких 1920;х годов и 1990;х годов и первых лет XXI века заключается многозначительный смысл. Помимо теоретического интереса несомненен и практический, суть которого в возможности формирования настроения, государственной и общественной воли, позиции российской научной и прежде всего гуманитарной интеллигенции, нацеленных на принципиальные коррективы к современному бесплодному и деструктивному культурно-политическому курсу. Практический интерес — во включении в поле немнимого возрождения всё больших национальных общественных сил.

Диссертант убеждён, что в состоянии культуры коренятся главные причины глубокого и системного кризиса, невольно приходим к выводу о необходимости восстановления экологии культуры и антропоэкологии. Экология культуры как живого организма предполагает восстановления статуса духовности в иерархии ценностей и признания тринитарного состава человека, со-образования в его менталитете и переживаниях временного и вечного. Необходимы и гигиенические, восстановительные мероприятия в лингвосфере, в этических и эстетических представлениях современного российского общества. По аналогии с существующим эколого-природным законодательством необходима разработка и эколого-культурного. Необходимо также введение эколого-культурного просвещения, как школьного, так и внешкольного. Необходимо введение культуроцентристской экспертизы всех социальных проектов и программ. Саму же русскую культуру следует защищать юридическими, образовательными и духовно-нравственными силами. Сложившаяся ситуация требует выведения культуры из положения «гуляй-поля» для всякого рода деструктивных, маргинальных сообществ, возвышения её через одухотворение до значения высочайшей ценности государства и общества.

Русский народ вновь на перекрёстке истории. Какой путь он окончательно выберет — труднейший прогноз. Соблазнится ли он «хлебами земными», комфортом, социально-гедонистическими притяжениями или же, как в былые лихолетья, пройдя суровые испытания, поставит в своём самосознании превыше всего духовное и нравственное достоинство.

Русский человек всё ещё пытается спастись политическим коллективизмом, найти новую судьбу свою через овладение избирательным механизмом. Историческая память и эрудиция должны подсказать всем нам, что спасение Отечества только тогда и было возможно, когда народ взоры свои обращал к духовности и обретал духовного предводителя. Сегодня высшая общественная потребность состоит в формировании новой, державо-и культурозащит-ной элиты, в общенациональном духовнике и государственнике, в личности, которая сможет выразить вековечный смысл существования и чаяния русского народа напрямую и искренне обратиться к нему за помощью и так удостоиться его доверия. Никто не знает, как ещё долго до этих идей и решений будет созревать русское национальное самосознание, чтобы открылось для России непозорное будущее.

Прошёл более чем двадцатилетний период трансформации русской культуры, в политическом лексиконе названный временем «перестройки» и «реформ». Процесс этот многоуровневый, чрезвычайно сложный и массовому наблюдателю, выходит, был малодоступным, иначе социальное давление уже вызвало бы неизбежную коррекцию явно деструктивных инноваций в образовании, семейно-бытовой и других социокультурных сферах. Однако в современной России нет и всеобщей индифферентности к происходящему, сохраняется, пусть и несопоставимое по масштабам и силе, оппозиционное восприятие постсоветской действительности. Одна сторона оппозиции, и доминирующая, оценивает «перестройку» и «реформы» как «социокультурный прорыв», «обретение российской цивилизацией „глобальной идентичности“», другая — как «утрату Россией своей культурной и цивилизационной идентичности, её национального унижения, с наступлением деструктивного „цивилизационного слома“» [376, с. 749].

Оппозиция в оценках постсоветского социокультурного развития отнюдь не «конфликт интерпретаций», но конфликт идеалов, мировоззрений и жизненных интересов. Авторитетные заявления вроде «ничего более определённого и конкретного про российскую социо-культурную современность, кроме того, что это уже не советская реальность, что она складывается после тоталитарного периода отечественной истории мы пока сказать не можем» правильнее отнести к концептам одной из идеологий. Анализ социокультурных трансформаций в сопоставленных в диссертации периодах даёт материал для более определенных и взвешенных выводов по поводу действительного содержания перехода «от тоталитаризма к чему-то принципиально новому в российской культуре». Однако результаты нашего исследования, можно сказать, только приоткрывают принципиально важное направление исследования современных социальных трансформаций. На очередь могут быть поставлены вопросы структурного расширения темы за счёт включения других институтов культуры и, что ещё так же важно, за счёт углубляющего наши представления синтеза результатов аналогичных сравнительных исследований в других сферах жизни общества.