Вооружение средневекового всадника VIII-XIV вв. по материалам Северо-Западного Предкавказья: оружие ближнего боя

Военное дело является одной из важнейших частей социально-политического развития различных племен и государственных образований. Оно играло важнейшую роль в истории кочевых народов степного пояса Евразии. На становление военного дела и развития оружия оказывали влияние в большей или меньшей степени все стороны жизни древнего общества: уровень развития производительных • сил, социальная структура, характер внешних и внутренних связей, развитие духовной культуры.

Изучение вооружения дает много сведений для исследования уровня производства оружия той эпохи, связей, направления торговли, а также позволяет познакомиться с социальной расслоенностью народов, населявших исследуемую территорию. Именно при изготовлении оружия и военного снаряжения в первую очередь использовались новейшие технические достижения, влиявшие на развитие военного ф дела в целом.

По мере возрастания военной опасности со стороны кочевников их вооружение, военное искусство и общественная жизнь становились объектом изучения многих оседло — земледельческих средневековых государств. Развитие оружия у народов, граничивших с кочевой степью,-находилось в тесном взаимодействии и во многом определялось характером военного противостояния им. Таким образом, оружие не замыкалось в узких этнических границах, что способствовало распространению одних и тех же типов оружия на огромных пространствах Евразийских степей. Это обстоятельство позволяет использовать оружие как один из источников для разработки хронологии археологических культур.

В силу того, что о военном деле и военной организации народов, населявших рассматриваемую территорию в этот период, практически нет письменных сведений, основной источниковой базой настоящей работы послужили данные археологии, накопленные в течение последних 100 лет в процессе исследования археологических памятников, в первую очередь, памятников погребальных.

До настоящего времени такой важной сфере деятельности, как военное дело населения данного региона, исследователями не уделялось достаточного внимания, и как следствие из этого — практически полное отсутствие специальных разработок по военному делу рассматриваемого в работе времени.

Предметы вооружения, в основном, затрагивались в публикациях, издаваемых по материалам раскапываемых могильников. Исключение составляет лишь диссертационная работа В. Н. Каминского, посвященная изучению вооружения племен аланской культуры, границы ареала которой лежат непосредственно рядом с исследуемой территорией, иногда и заходя в нее, что естественно для этого периода истории. Данное исследование тесным образом связано с работой В. Н. Каминского, являясь дальнейшим шагом в изучении военной истории и военного дела северокавказских народов.

В настоящей работе которую, можно считать первой в археологической науке для этого района рассматривается часть наступательного оружия ближнего (рукопашного) боя, народов населявших Северо — Западное Предкавказье в VIII — XIV вв. При исследовании я опирался на данные о 157 саблях, 46 боевых топорах, 80 наконечниках копий, 9 кинжалах, и 6 кистенях.

Обработка предметов начинается с краткого вступления, после проведена попытка рассмотрения происхождения (где это было возможно) и типов исследуемой категории оружия, а потом выводы о географическом распространении отдельных типов оружия.

Главной целью настоящей работы является воссоздание детальной картины воинского снаряжения ближнего боя исследуемого региона на основе имеющихся археологических источников.

При этом были поставлены следующие задачи: осуществить классификацию предметов вооружения, выявить генезис и трансформации различных видов оружия, как в отдельности, так и всего комплекса оружия (ближнего боя) в целом, попытаться выявить, где это возможно, оружие, характерное для могильников с одинаковым погребальным обрядом, и, наконец, попытаться реконструировать развитие военного дела, в частности, структуру войска населения, оставившего эти памятники.

Настоящее исследование является частью задуманной более крупной темы обо всем комплексе вооружения войска в СевероЗападном Предкавказье.

В ходе исследования были уточнены и сужены датировки ряда предметов.

К диссертации приложен каталог использованного в ней материала со всеми необходимыми данными. В этом каталоге мною, естественно, указываются датировки, сделанные непосредственными исследователями комплексов.

Исследуемый район включает в себя территорию Прикубанской низменности и Закубанья ограниченных с запада и северо-запада побережьем Черного и Азовского морей, с севера — нижним течением р. Дон, с востока — Ставропольской возвышенностью, с юга Большим Кавказским хребтом.

Хронологические рамки работы определены временем существования салтово-маяцкой культуры, а впоследствии — появлением половцев в Прикубанских степях и их дальнейшей ассимиляцией в золотоордынской среде в XIII — первой половине XIV вв.

В отличие от ранее проведенных исследований (Я. Ковач, А. Н. Кирпичников, Ю. С. Худяков, И. Л. Измайлов и др.) представленная работа включает в себя весь неоднородный в хронологическом и этническом отношении материал с указанной территории.

Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и сопровождается приложениями, в которых даны развернутые характеристики исследуемого материала, таблицами, иллюстрирующими и дополняющими текст диссертации.

Заключение

.

В VIII — IX вв. на территории Северо-Западного Предкавказья появляются могильники с новым для этого региона погребальным обрядом (Дюрсо, Молдавановка, Казазово, Псекупс I и др.). Это могильники совершенные по обряду кремации на стороне. Погребения совершались в небольших ямках, в редких случаях в сосудах-корчагах. Ближайшие аналогии инвентарю этих могильников встречены в кремационных могильниках этого же времени в Подонье. Могильники с таким обрядом открываются там до сих пор. С большей или меньшей степенью вероятности можно предположить, что и на изучаемой территории открытие новых подобных памятников ждет своего исследователя. Как для Прикубанья, так и для Подонья эти памятники, как уже было выше сказано, являются новым, не типичным для этих регионов видом памятников.

Как бы то ни было, этот народ является одним из этносов, оставивших нам материальную культуру Хазарского государствасалтово-маяцкую. Тот факт (пока аналогичные памятники не найдены в других областях Хазарского каганата), что эти памятники располагаются по западной границе Хазарии, говорит, по-видимому, о том, что этот народ, если даже был и тюркоязычен, не являлся близкородственным к правящему сословию каганата.

В пользу того, что народ был очень воинственным, говорит большое количество предметов вооружения в погребениях этого типа могильников. То же самое можно сказать и об инвентаре кремаций в Подонье.

С другой стороны, не является открытием, что пограничные отряды любого государства, естественно, всегда были хорошо вооружены для более эффективной охраны границы. Хорошо вооруженные пограничные отряды также могли наводить страх на соседей, т. е. могли играть роль сдерживающего фактора. Ну и, конечно же, они нужны были здесь для подавления местного населения.

Возможно также, что каган боялся держать эти хорошо вооруженные отряды близко к своей ставке, к центру своего государства, и вынужден был держать их на границе, что также косвенно подтверждает предположение об их воинственности.

Любое государство снабжает свои отряды передовым оружием. В том, что в Хазарском каганате было развито кузнечное дело, сомневаться не приходится {Михеев, 1989). Однако в материалах могильников совершенных по обряду кремации встречаются типы оружия, (наконечники копий: тип III подтип А) которые в других памятниках салтово-маяцкой культуры не известны. Можно предположить, что некоторые типы оружия ковали кузнецы этого воинственного народа (некоторые типы наконечников стрел, наконечников копий, о которых сказано выше), для более эффективной борьбы с местными коренными народами (в частности, аланами). Это, на мой взгляд, может объяснить отсутствие аналогий этим типам оружия на соседних территориях.

Самые ранние сабельные клинки в исследуемом регионе встречены именно в памятниках этого типа (Дюрсо и др.).

В целом, клинковое оружие по схеме, разработанной В. В. Арендтом и Н. Я. Мерпертом, развивается по пути: меч-палаш-сабля.

В.Н. Каминский в своей диссертационной работе пишет, что «на Северном Кавказе пока не выделены палаши, являвшиеся исходным образцами для развития сабли, а вопрос о месте и дате появление сабли в настоящее время остается открытым» (Каминский, 1992).

Тот факт, что в материалах могильников предшествующего времени нет однолезвийных мечей или палашей, которые могли бы быть прототипами сабель, может, на мой взгляд, говорить о двух вещах: они еще не выявлены или же не выделены, или же, эти клинки не местного происхождения, и они принадлежали народу, оставившему кремационные погребальные памятники. Ответ на вопрос, что это был за народ и откуда он здесь появился, до сих пор остается в археологической науке открытым, о возможном его этническом происхождении пишет ряд исследователей (А.В. Дмитриев, С. А. Плетнева, В. К. Михеев, А. В. Пъянков, В.А. Тарабанов).

Возвращаясь к одной из основных задач нашей работы, попытке путем типологического анализа проследить трансформацию оружия, мы приходим к следующим выводам.

Итак, сабля появляется на данной территории в начале VIII в., у нее довольно короткий и слабоизогнутый клинок (см. в гл. I). Такой саблей мог пользоваться в полной мере, как всадник, так и пеший воин, ибо ее длина позволяет человеку среднего роста свободно фехтовать ею, находясь на земле. Эти параметры у сабли не меняются вплоть до X в., но уже к концу X в. клинок сабли немного искривляется и начинает увеличивается его длина.

Большим многообразием форм выделяется такой тип оружия, как боевые топоры. По мнению Ю. С. Худякова, топоры не являются характерным оружием для древнетюркского вооружения эпохи каганатов, появляется топор в комплексе вооружения тюрок в конце I тыс., что, по его мнению, связано «с необходимостью расширения диапазона средств ближнего боя в арсенале легкой конницы» (Худяков, 1986, стр. 158).

Весь исследуемый материал происходит из погребений могильников VIII — X вв. или из подъемного материала с их территорий (разрушенные погребения). Интерес вызывает выявленный собственно аланский тип топоров (тип Г), который также пользовался широкой популярностью у соседних народов. Такие топоры составляют почти четверть всего имеющегося материала. Это не говорит о том, что носители кремационного обряда погребений отказались или не имели своих, присущих только им типов топоров. Наоборот, для них характерны топоры с обушками, с разнообразной формой лезвия, которые встречаются в этих погребениях, впрочем, как и по всей лесостепной территории Хазарии, очень часто.

Также большое многообразие наблюдается и среди форм наконечников копий. Особенно хорошо это видно на материалах VIIIX вв. На мой взгляд типы наконечников копий (подтипы IIB и НГ), могли использовать пешие воины против кавалерии, а точнее против их лошадей. Это наконечники с массивными, плоскими и широкими перьями. Интересен один из типов (пики) наконечников (подтип IHA), которые встречены только в погребениях с обрядом кремации VIII — X вв. Эти наконечники могли быть использованы и против хорошо защищенного всадника, и против его коня. Узкое и острое перо, сама форма наконечника гарантировали глубокое проникновение.

Кинжалы на данной территории также распространены в основном в памятниках VIII — X вв. В материалах погребений XI — XIV вв. кинжалы достоверно мне известны только в двух случаях. Кинжалы могли быть использованы в бою только при близком тесном контакте, в быстротечной кавалерийской стычке не всегда можно было их использовать. Кинжал мог находиться у воина для соответствия рангу, положению в обществе, зато в схватках пеших воинов этот вид оружия зачастую был незаменим. А для хозяйственных дел, как в походе, так и дома, при воине всегда был ножнекоторые ножи имеют довольно большие размеры, вот они при необходимости и могли быть использованы как боевые. Ножи обнаружены во многих средневековых погребениях евразийских степей. Следует также сказать, что в кремациях VIII — X вв. находят несколько ножиков, иногда в «кассетах»: по мнению исследователей, это метательные ножи (Пьянков, Тарабанов, 2004, стр. 280).

В кремациях Северо-западного Предкавказья VIII—X вв. встречается два типа редких наконечников стрел, которые присутствуют на данной территории исключительно в могильниках совершенных по обряду кремации, и которые в работах, посвященных наконечникам стрел, не привлекли внимания исследователей. Мною было собрано около 800 экземпляров наконечников стрел, происходящих из погребений с различными типами погребального обряда. Большинство их типов хорошо известно в памятниках сопредельных территорий, работа по их классификации и типологии, а также классификации всего защитного оружия (кольчуга, шлема, панцирный доспех, поножи, наручи) и оружия дистанционного боя (луки, колчаны, наконечники стрел) будет сделана в последующих исследованиях.

Для создания более ясной картины состава войска исследуемого времени мною привлечены некоторые данные о защитном доспехе.

Не мог также обойти и не сказать немного об очень редком и не характерном для соседних областей типе наконечников стрел который в таком количестве встречен только здесь (карта 6).

Подробную и очень хорошую классификацию наконечников стрел, как выше уже говорилось, сделал А. Ф. Медведев {Медведев, 1966).

По форме пера наконечники разделены на два типа.

Тип I (табл. XXXV) — это железные, черешковые наконечники стрел в виде широких, прорезных лопаточек с отверстиями. В длину наконечники достигают до 9 см. (32). В этот тип вошли 24 наконечника. Все они, как уже было сказано, происходят из могильников с обрядом кремации Дюрсо, Молдавановка, Казазово II, Ново — Вочепшийский, Борисовский {Дмитриев, 2003, стр. 256- Пъянков, 1990, рис. 49, 15, 16- Носкова, 1990, рис. 45,2- Саханев, 1914, табл. Ill, 7- Пъянков, Тарабанов, 1998, стр. 26, рис. 3).

Вне исследуемой территории такие наконечники найдены в могильнике у совхоза «Красный Восток» на Тамбовщине {Алихова, 1949, рис. 4, 8), в слое хазарского времени на Правобережном Цимлянском городище {Ляпушкин, 1958, рис. 16- Плетнева, 1995, стр. 319, рис. 40,33) в Болыие-Тиганском могильнике в Приуралье {Chalikova, Chalikov, 1981, таб. XII, 5). 1 экземпляр в Золотаревском поселении X—XIII вв. {Белорыбкин, 2003).

Во всех перечисленных памятниках находки таких наконечников единичны, к тому же эти памятники синхронны могильникам, наконечники из которых мы рассматриваем. Возможно, наличие в этих памятниках подобных наконечников объясняется непосредственным заимствованием их у носителей кремационного обряда.

Истоки наконечников этого типа, по мнению А. В. Пьянкова и В. А. Тарабанова, следует искать в предшествующих по времени культурах Центральной Азии и Южной Сибири (Пъянков, Тарабанов, 1998, стр. 22- Худяков, 1986, стр. 46, рис. 9).

Все наконечники найдены в памятниках VIII — IX вв. А. Ф. Медведев датирует их VIII — IX вв. (Медведев, 1966, табл. 12,44, табл. 14, 21,22).

Тип II (табл. XXXVI), к нему отнесено 26 экземпляров. Это наконечники с рамчатым пером, имеющим листовидную, ассимитричноромбовидную или подтреугольную форму. Длина наконечников от 6,8 см. (11) до 12 см. (26, 47).

Наконечники найдены в погребениях могильника Дюрсо (Дмитриев, 1979, рис. 1, 8), Казазово II (Пъянков, 1990, рис. 359, 1), Молдаванское (Тарабанов, 1990; Пъянков, Тарабанов, 1998 стр. 27, рис. 4).

Мне известен лишь один аналогичный экземпляр за пределами Краснодарского края, он происходит из комплекса у с. Кочеток (Дегтяръ, 1984, рис. 1, 13).

Рамчатые наконечники изготавливались на Руси в домонгольское время, на Северном Кавказе в позднем средневековье, но были также редки, как и в хазарское время (Медведев, 1966, стр. 62- Мамаев, Чакчиев, Даутова, стр. 64, 67).

К XI — XII вв. длина некоторых сабель доходит до 100 см, увеличивается кривизна лезвия клинка. Таким клинком пешему воину было уже не так легко пользоваться, как клинками предшествующего времени. Скорее всего, это оружие уже более подходит всаднику, нежели пешему воину. Несомненно, что всадник искривленным клинком с большей амплитудой размаха наносил противнику непоправимый вред: такой саблей можно пробить и кольчугу. Наряду с искривленными клинками продолжают существовать почти прямые клинки, но они встречаются много реже.

Совершенно не характерны боевые топоры для половецких погребений данного региона, их практически нет в комплексе сопровождающего инвентаря покойников этого народа.

Наконечники копий XI—XIII вв. представлены в основном пиками, предназначенными для пробивания кольчуги, которая широко распространяется в это время и в аланской, и в половецкой среде. Надо сказать, что по количеству находок копья XIXIII века представлены очень бедно. Они начинают появляться чаще здесь только к концу XIIIXIV вв.

В половецких погребениях находки наконечников копий единичны (мне известно два случая). Наконечники в этот период в основном встречаются в подкурганных каменных ящиках, подкурганных ингумациях и очень редко в подкурганных кремациях (XII-XIII вв.), которые в это время в большинстве случаев производятся в урнах (Армарчук, 2003, стр. 215−216).

X — XI веками датируется лишь один кистень из могильника Псекупс I, все остальные находки кистеней также датируются временем существования салтово-маяцкой — культуры. В более позднее время они, возможно в силу тех же причин, что и кинжалы, не нашли такого широкого применения, как в предшествующее время.

К XIII — XIV вв. сабля приобретает ту форму, которую она сохранила вплоть до современности. Это очень опасное колюще-рубящее оружие с длинным (до 120 см) и искривленным клинком. Оружие, бесспорно, всадническое. Оно тяжелее и массивнее клинков предшествующих этапов. Таким клинком при хорошем навыке (который вне сомнения присутствовал у средневековых воинов, сидевших в седле с раннего возраста), можно вывести из боя хорошо защищенного доспехом (шлем, кольчуга) противника.

Таким образом, мы в очередной раз приходим к уже подтвержденному на основе материалов с соседних территорий выводу об эволюции сабель по пути удлинения и искривления клинка, чему, на мой взгляд, способствовало изменение тактики боя, усовершенствование защитного вооружения и, по-видимому, состав и структура войска.

Попытаемся реконструировать комплекс вооружения средневековых воинов исследуемого региона. Шлемов VIII — XIV вв. происходящих из погребений с территории Краснодарского края, известно около 20- есть кольчужные «капюшоны». Находки шлемов известны также из случайных находок. В погребениях VIII — X вв. шлем довольно редкая находка. Целые кольчуги найденные в погребениях этого времени, мне пока неизвестны. В погребениях с обрядом кремации иногда находят колечки, которые, возможно, были фрагментами кольчуги, символизирующими в погребении саму кольчугу. Известны случаи в более позднее (этнографическое) время, когда дома держали фрагменты кольчуги, которые считались оберегом. Иногда их клали вместе с умершими.

Из защитного доспеха известны находки поножей, наручей, наплечников из могильников Борисовский, Дюрсо, Дмитриевская (Саханев, 1913, Дмитриев, 2003, Кочкаров, 2004). В первых двух случаях они находились во фрагментарном состоянии, датируются VIII — X вв., а в погребении половца конца XII — начала XIII вв. Дмитриевского могильника поножи и наручи находились в очень хорошем состоянии.

Сабли VIII — X вв. в комплексе с наконечниками стрел встречены 14 раз, с кинжалом 6 раз, с боевыми топорами 8 разиз них в трех случаях сабля, топор и кинжал были вместе, а в одном случае с саблей лежало два топора.

9 раз в погребении с саблей встречены наконечники копий, 4 раза вместе лежали топор, сабля и копье. Что характерно как для этого периода, так и более позднего: ни разу не было случая, чтобы топор лежал в комплекте со шлемом и кольчугой.