Явление эвфемии в военном дискурсе

1. Определение понятия эвфемизм в современной лингвистике

1.1 Эвфемизмы и табу

В каждом языке имеются обязательные темы, для смягченного описания которых используются эвфемизмы. Это темы, затрагивающие те области человеческой жизнедеятельности, которые с древнейших времен считались особенными, запретными, сакральными и потому при обращении к ним требовали от собеседников иносказания [Ковшова 2007: 59].

В данной культурной функции эвфемизмы близки к явлению табу, т. е. запретам на употребление определенных слов. Запреты возникают в сфере общественной жизни на разных ступенях развития общества и обусловлены различными факторами — религиозными, историческими, политическими, этическими и др. [Варбот 1997: 552].

Еще на стадии первобытных суеверий «боязнь заклинаний, магического действия зова, прямого наименования породила запреты на слова (табу), породила деление на общие и „сокровенные“ слова, дозволенные только жрецам, вождям. Взамен запретных слов создаются новые („подставные“) наименования, чтобы не разгневать богов, обмануть нечистую силу или страшного зверя, чтобы задобрить их», — так писал о развитии древнейших эвфемизмов «в силу табу» Б. А. Ларин [Ларин 1977: 101].

А.А. Реформатский объединил данные смежные понятия в заголовке понятия «Табу и эвфемизмы», так поясняя свою мысль: «Для замены табу слов нужны другие слова — эвфемизмы. Эвфемизмы — это замененные, разрешенные слова, которые употребляют вместо запрещенных (табуированных)» [Реформатский 1967: 99]. Понимание эвфемизмов как единственно слов и выражений, заменяющих табуированные слова, присущие исследователям эвфемии и в настоящее время.

В основе явления табу лежит представление первобытных людей о необходимости защитить себя от враждебных проявлений сверхъестественных сил. Страх заставлял людей находить именования, «скрывающие свой предмет, отвлекающие от его узнавания, якобы превращающие силой словотворчества злые качества, действия в благоприятные, желательные или хотя бы безвредные» [Ларин 1977: 101 — 102].

Слово «табу» имеет полинезийское происхождение и проникло в европейские языки в конце 18 века. Табу в первобытном обществе — это запрет, налагаемый на какое-нибудь действие, слово, предмет, употребление или упоминание которых неминуемо карается сверхъестественной силой [Ожегов, Шведова 1992: 786]. Первоначально это слово обозначало «отдаленный», «удаленный прочь» [Кацев 1988: 10].

Следы древних языковых запретов очевидны во многих современных языках и теперь. Многие слова и обороты, используемые повседневно и представляющие собой эвфемистические окаменелости, обязаны своим происхождением магии и табу [Кацев 1988: 26].

В наше время категорические запреты распространены лишь на особенно грубые ругательства, связанные с филологической сферой. Подобные лексемы исключаются из письменного литературного языка и избегаются в официальной обстановке, но при этом не выпадают из языка совершенно.

Если в древности слова-табу употребляли во всех без исключения речевых ситуациях, то в современном обществе запрет на слова-табу возможен лишь в отдельных ситуациях. Сферы запретов древних форм табу и табу современного общества во многом совпадают. Появились запреты на понятия, связанные с человеком: пороки, преступления, их последствия, низкое социальное положение, некоторые занятия и профессии, физические состояния, расовые признаки.

Следствием табу является эвфемия или языковое табу. Языковое табу обусловлено социальными факторами, следовательно, отражает специфику культурного и общественного развития общества.

1.2 Различные подходы к определению понятия «эвфемизм»

Слово эвфемизм происходит от греч. euphemismos (eu — «хорошо», phemi — «говорю»; euphemeo — «говорю вежливо»; euphemia — «благоречие, хорошая речь; воздержание от неподобающих слов») [Арапова 1998: 636]

Эвфемия представляет собой весьма значимое в лексической системе языка лингвистическое явление. Эвфемизм — это элемент структуры языка, играющий важную роль в его историческом развитии, так как эвфемизация представляет собой непрерывный процесс замены одних наименований на другие, основанный на постоянной оценке и переоценке человеком форм выражения, исходящей из стремления к успешной коммуникации.

Существует немало работ, посвященных эвфемизмам, непосредственно или каким-то образом затрагивающих эту проблему. Начало исследованию эвфемии положили такие видные ученые, как Г. Пауль, Ж. Вандриес, Ш. Брюно, Ч. Кэни, Ш. Балли, Н. Гали де Паратези, Э. Бенвенист, Л. Блумфилд, С. Видлак, И. Р. Гальперин, Б. А. Ларин, Х. Нироп. Развитию этой проблематики посвятили свои работы такие ученые, как В. И. Жельвис, А. М. Кацев, Б. Купер, Дж. Ниман и К. Сильвер, лексикографы Р. В. Холдер и Х. Росон, отечественные исследователи Л. П. Крысин, Е. И. Шейгал, Г. Г. Кужим, В. И. Заботкина, В. П. Москвин и др.

Несмотря на достаточно обширное число работ, обращающихся к явлению эвфемии, в научной литературе отсутствует единое понимание этого явления. Динамичность и многоаспектная природа эвфемизмов являются причиной большого разнообразия их лексико-грамматических форм, эмоциональной нейтральности или стилистической окрашенности, вариативности их эвфемистического потенциала. Эти свойства эвфемизмов приводят к тому, что проблема определения эвфемизма представляет определенную трудность для исследователей. Так, в лингвистическом энциклопедическом словаре под ред. О. С. Ахмановой дается следующее определение:

Эвфемизмы — эмоционально нейтральные слова или выражения, употребляемые вместо синонимичных им слов и выражений, представляющихся говорящему неприличными, грубыми или нетактичными [Ахманова 1969: 592].

Сходное с этим определение встречаем у исследователя Д. Н. Шмелева, который характеризует эвфемизм как «воздержание от неподобающих слов, смягченное выражение, служащее в определенных условиях для замены таких обозначений, которые представляются говорящему нежелательными, не вполне вежливыми, слишком резкими» [Шмелев 1990: 879].

Большой Энциклопедический словарь «Языкознание» под редакцией В. Н. Ярцевой приводит следующее определение эвфемизма: «эвфемизмы — эмоционально нейтральные слова или выражения, употребляемые вместо синонимичных им слов или выражений, представляющихся говорящему неприличными, грубыми или нетактичными. Ими заменяются также табуированные названия, архаичные. Под эвфемизмами понимаются также окказиональные индивидуально-контекстные замены одних слов другими с целью искажения или маскировки подлинной сущности обозначаемого» [Ярцева 1998: 590].

Другой ученый — Розенталь Д. Э. — дает приблизительно то же толкование эвфемизму, называя его «смягчающим обозначением какого-либо предмета или явления, более мягким выражением вместо грубого» [Розенталь 1990: 120].

X. Фаулер: эвфемизм — это мягкое, неопределенное или перифрастическое выражение, служащее для замены грубоватой точности [Обвинцева 2003: 82].

И.Р. Гальперин: эвфемизм — это слово или фраза, которые используются для замены неприятного слова или выражения на относительно более приемлемое [Гальперин 1958: 79].

А. Кацев: эвфемизмы есть способствующие эффекту смягчения косвенные заменители наименований страшного, постыдного или одиозного, вызываемые к жизни моральными или религиозными мотивами [Кацев 1988: 92].

К. Аллан и К. Бэрридж: «выражение, используемое в качестве альтернативы непредпочитаемому выражению с целью избежать возможной потери лица: либо говорящего, либо аудитории, либо какой либо третьей стороны» [Обвинцева 2003: 81].

Е. Тюрина: «эвфемизмы — это мягкие и дозволенные, мелиоративно-иносказательные, а иногда и просто более приемлемые по тем или иным причинам слова или выражения, употребляемые вместо тематически стигматичного или социально некорректного антецедента, вместо слов или выражений, представляющихся говорящему запрещенными, неприличными, неприемлемыми с точки зрения принятых в обществе норм морали, или даже просто грубыми и нетактичными» [Обвинцева 2003: 83].

Дж. Лоуренс: эвфемизм — та форма слов, которая (по разным на то причинам) выражает идею в смягченном или завуалированном или более почтительном виде. Причем эта смягченность, иногда, только кажущаяся.

Дж. Ниман и К. Сильвер: эвфемизация — это употребление неоскорбительного или приятного термина вместо прямого, оскорбительного, при этом маскирующее истину.

И одну из последних трактовок эвфемизма находим у исследователя Л. П. Крысина, определяющего эвфемизм как «способ непрямого, перифрастического и при этом смягчающего обозначения предмета, свойства или действия…» [Крысин 1994: 35]

Таким образом, сформулируем определение, отражающее смысл всех вышеприведенных дефиниций: эвфемизм — это замена любого недозволенного или нежелательного слова или выражения более корректным с целью избежать прямого наименования всего, что способно вызвать негативные чувства, как у говорящего, так и у собеседника, а также с целью маскировки определенных фактов действительности.

1.3 Эвфемизмы и дисфемизмы

Эвфемизмы по своей коммуникативной функции дают возможность говорящему избежать конфликтов и коммуникативных неудач в речи — противоположны дисфемизмам (от греч. dysphзmнa «дурнословие»), понимаемые как грубые слова и выражения, которые представляются собеседникам слишком резкими, вульгарными, неприличными и могут тем самым негативно повлиять на осуществление коммуникативных задач [Ковшова 2007: 105].

Процессы эвфемизации и дисфемизации могут быть противопоставлены, прежде всего, по их функциям. Если основной целью эвфемизмов является избежание коммуникативных конфликтов и неудач, то у дисфемизмов или, как их еще называют кокофемизмами, прямо противоположная функция — они обозначают понятие в более резкой или грубой форме, нередко даже в нелитературной [Крысин 1994: 34].

Эвфемизмы и дисфемизмы являются прямо противоположными по своей иллокутивной силе речевыми актами. Область значения речевого акта дисфемизм — сознательное огрубление речи. Данный речевой акт влечет за собой другой речевой акт — брань, содержание которого сводится к следующему:

1) выразить негативную оценку кого-либо или чего-либо;

2) выразить недовольство, возмущение по поводу кого-либо или чего-либо [Ковшова 2007: 105].

Словесным материалом речевого акта «дисфемизм» является бранная лексика, ругательства, вульгаризмы. Поэтому дисфемизмы необходимо сопоставить с обсценной лексикой. Обсцеиизмы — это слова, которые являются неприличными обозначениями табуированных понятий. Вне контекста не всегда можно с полной уверенностью отличить вульгаризм от дисфемизма. Единственно правильным критерием, на наш взгляд, является реакция слушателя. М. Л. Ковшова предлагает различать вульгаризмы и дисфемизмы как явления разной природы. Таким образом, если вульгаризм — это категория семантическая, принадлежащая к системе лексических средств языка, то дисфемизм — социально семантическая и отчасти стилистическая категория, которая принадлежит системе речевых актов и учитывает зависимость от ситуации общения, психологической восприимчивости собеседника.

Итак, основное содержание дисфемизма как речевого акта — сознательное огрубление речи. Иллокутивная составляющая речевого акта дисфемизм прямо противоположна по своему содержанию речевому акту эвфемизм — сознательному смягчению речи. И эвфемизм, и дисфемизм относятся к противоположным по функции этико-этикетным речевым актам, оказывающим полярное воздействие на собеседника. За этим стоит прямо противоположное речевое поведение — вежливое, тактичное, сочувственное и напротив, невежливое, бестактное, грубое, агрессивное [Ковшова 2007: 118].

Эвфемизмы и дисфемизмы коррелируют с двумя особыми риторическими стратегиями, характерными для идеологических текстов — стратегиями мобилизации и демобилизации общественного мнения. Стратегия мобилизации употребляется теми лицами, целью которых является изменение существующего положения дел. При этой стратегии события представляются в драматическом виде, а положение — как ужасное, требующее решительных действий. Эта стратегия «ищет виновных», используя отрицательно-оценочные номинации [Михальская 1996: 151]. При стратегии демобилизации «ситуация подастся как нормальная, хотя и сложная, а события как естественно идущие своим чередом, требующие терпения от членов общества. Эта стратегия применяет эвфемизмы и избегает указания в речи на конкретных виновников или ответственных за происходящее» [Там же: 152].

1.4 Теория речевых актов

Изучению речевых актов посвящено немалое количество работ в мировой лингвистике; в самом широком понимании речевые акты — это «действия, совершаемые партнерами в процессе речевой коммуникации», это «основная единица вербальной коммуникации» [Иссерс 2002: 71]. Последовательность речевых актов создает дискурс.

«В процессе общения люди непросто произносят предложения, а используют эти предложения для совершения таких действий, как просьба, совет, выражение благодарности и т. д. Все это — речевые действия, или речевые акты [Падучева 1996: 225].

Теория речевых актов была разработана в 60-е гг. XX в. Основоположниками считаются Дж. Остин, Дж.Р. Серль, 3. Вендлер. Главная идея данной теории заключается в том, что минимальной единицей коммуникации признается не предложение, а действие — совершение определенных актов (приказ, констатация, объяснение, извинение, поздравление и т. д.).

Теория речевых актов выделяет три аспекта анализа речевого акта: во-первых, речевой акт можно рассматривать как собственно говорение чего-либо. Рассматриваемый в этом аспекте, речевой акт выступает как локутивный акт (от латинского locutio «говорение»). Локутивный акт, в свою очередь, представляет собой сложную структуру, поскольку включает в себя и произнесение звуков, и употребление слов, и связывание их по правилам грамматики, и обозначение с их помощью тех или иных объектов, и приписывание этим объектам тех или иных свойств и отношений.

Однако человек, как правило, говорит не ради самого процесса говорения: не для того, чтобы насладиться звуками собственного голоса, не для того, чтобы составить из слов предложение. В процессе говорения (по-латински in locutio) человек одновременно совершает еще и некоторое действие, имеющее какую-то внеязыковую цель: он спрашивает или отвечает, информирует, уверяет, критикует кого-то за что-то и т. п. Ревой акт, рассматриваемый с точки зрения его внеязыковой цели, выступает как иллокутивный акт. Интегральная, т. е. обобщенная и целостная характеристика высказывания как средства осуществления иллокутивного акта называется иллокутивной функцией, или иллокутивной силой высказывания. Иллокутивная сила является важнейшей характеристикой речевого акта и указывает на то, какое именно действие мы осуществляем, произнося то или иное высказывание.

Наконец, посредством говорения (по-латински per locutio) человек достигает определенных результатов, производя те или иные изменения в окружающей его действительности, прежде всего — в сознании своего собеседника, причем полученный результат речевого действия может соответствовать или не соответствовать той внеречевой цели, для достижения которой он был предназначен говорящим. Речевой акт, рассматриваемый в аспекте его реальных последствий, выступает как перлокутивный акт. Перлокутивный акт и соответствующее ему понятие перлокутивного эффекта — это тот аспект речевой деятельности, которым издавна занималась риторика, изучая оптимальные способы воздействия речи на мысли и чувства аудитории [Падучева 1986: 5]. Таким образом, теория речевых актов явилась одним из самых принципиальных шагов при переходе от описания семантического значения к значению практическому.

1.5 Эвфемизм как речевой акт

Мы считаем, что феномен эвфемии необходимо также изучать в области лингвистической прагматики, а именно с той ее части, которая посвящена теории речевых актов. Эвфемизм — это факт языка, ориентированный на речевую коммуникацию; оборот речи, семантика которого складывается из отношения между знаком, значением и говорящим; оборот, который используется для совершенно определенного действия — смягчения речи [Ковшова 2007: 35].

Чтобы исследовать эвфемизм на предмет его отнесения к речевым актам, обратимся к словарной дефиниции эвфемизма в Словаре А. П Евгеньевой: «Эвфемизм. Слово или выражение, употребляемое взамен другого, которое по каким-либо причинам неудобно или нежелательно произнести (по причине его грубости, оскорбительности, невежливости и т. д.) [Евгеньева 1983: 752].

Эта и подобные дефиниции эвфемизма сходны с дефинициями вопроса, совета, просьбы — всего того, что принято считать речевыми актами. В Словаре Д. Н. Ушакова: «Вопрос. Предложение, обращение, требующее ответа, объяснения»; «Просьба. Обращение к кому-н., склоняющее кого-н. удовлетворить какие-н. нужды, исполнить какое-н. желание того, кто просит» [Ушаков 1935;1940].

Отличие данных дефиниций заключается лишь в том, что эвфемизм метонимически обозначает единицу речевого действия и трактуется как единица: эвфемизм — слово (или выражение), употребляемое для непрямого, прикрытого обозначения и т. д., в то время как вопрос, совет, просьба описываются как само речевое действие — предложение; наставление; обращение [Ушаков 1935;1940].

Если описать, воспоспользовавшись словарной статьей из Словаря Д. Н. Ушакова, эвфемизм как речевое действие, то его дефиниция будет выглядеть следующим образом: «Эвфемизм. Непрямое, прикрытое обозначение какого-н. предмета или явления, называть которое его прямым именем в данной обстановке неудобно, неприлично, не приятно».

Очевидно, что дефиниция эвфемизма в словаре Д. Н. Ушакова нацелена на определение цели высказывания; в дефиниции отражено иллокутивное значение речевого акта, которое и составляет содержание словарного определения слова эвфемизм.

Речевому акту эвфемизм свойственны все составляющие речевых актов: локуция, когда говорящий наделяет свое высказывание локутивным значением, иллокуция, т. е. интенциональная направленность речевого акта, и перлокуция, т. е. результат воздействия [Остин 1986: 22].

1.6 Семантическая структура речевого акта эвфемизм

Семантическая структура речевого акта эвфемизм включает в себя три составляющих:

1) Локутивная составляющая речевого акта эвфемизм — это «коммуникативно имплицированное значение, сопутствующее высказыванию».

2) Иллокутивная составляющая данного речевого акта заключается в сознательном создании смягчающей замены тем словам или выражениям, которые, по мнению говорящего, являются неприятными или грубыми для его собеседника.

3) Перлокутивная его составляющая, или результат воздействия, заключается в благоприятном воздействии смягченной речи на собеседника, в эффекте эмоционального сближения собеседников и успешной коммуникации в целом [Гордон, Лакофф 1985: 277].

Эвфемизму свойственна имплицитность, т. е. формальная невыраженность прагматической информации, которая в нем содержится. Имплицитная информация эвфемизма отвечает иллокутивному значению связанного с эвфемизмом высказывания. Как речевой акт, эвфемизм по своей основной коммуникативной функции сопоставим с тем, что З. Вендлер называл речевыми актами «этикетного поведения», причисляя к ним похвалу, порицание, благодарность и т. п. [Вендлер 1985: 247].

По своему перлокутивному значению эвфемизм как речевой акт оказывает благоприятное воздействие на слушающего, создает эмоциональное сближение собеседников, обеспечивающее успех коммуникации в целом [Ковшова 2007: 39].

Различные слова и выражения, оставаясь единицами языка с присущим им лексическим значением, образуют собой новую сущность — единицу речевого акта эвфемизм, названную так же по метонимии, эвфемизмом. Поэтому можно сказать, что у эвфемизма есть сигнификат составляющих его слов-компонентов (или одного слова) и денотат; две семантики: одна собственно лексическая, эксплицитная, поверхностная и вторая имплицитная, глубинная, которая открывается в процессе декодирования эвфемизма слушающим [Там же].

Семантика эвфемизма — это семантика имплицитных, т. е. словесно не выраженных, но объективно существующих смыслов в языковой структуре высказывания. «Эти „незримые“ при первом приближении смыслы без труда воспринимаются и осознаются слушающим», утверждает И. Л. Муханов [Муханов 1999: 84].

Главную информацию, которую передает говорящий с помощью эвфемизма, также можно назвать имплицитной. «Это та информация, для получения которой требуются усилия слушателя, не сводимые к сопоставлению языковым единицам их значений (т.е. „опознанию“ единиц в тексте)» [Борисова, Мартемьянов 1999: 10].

Эвфемизм смягчает форму выражения смысла, но не изменяет имплицитно присутствующий в выражениях смысл — он проступает при восприятии эвфемизма как семантической сущности, которая закодирована тем или иным словом или выражением, ставшим своего рода форматом, подходящим для выражения этого глубинного смысла, этой имплицитной пропозиции эвфемизма [Там же: 12].

Представляется, что эвфемизм необходимо изучать в аспектах как значения, так и употребления, так как «изучать язык невозможно без знания того, как им пользуются; то, как язык используется, не имеет ценности без того, что он значит» [Винокур 2007: 211].

Итак, эвфемизм принадлежит речевой деятельности и должен, с нашей точки зрения, описываться, в том числе и в прагматике, а именно, с точки зрения речевых актов как одном из аспектов речевой деятельности.

2. Прагматический аспект эвфемизмов и определение военного дискурса

2.1 Прагматика в современном языкознании

Недостаточное толкование языка как системы знаков и правил их сочетания между собой послужило стимулом к развитию идей о прагматике языка. Появилась необходимость обратиться к реальным условиям его существования и функционирования. На основе философской концепции Л. Витгенштейна ученые стали разрабатывать и развивать различные направления и аспекты лингвопрагматики, объединенные установкой на функционирование языка в реальных актах речи и ситуациях общения. В разной степени данное направление представлено в работах таких исследователей лингвистической прагматики, как Дж. Серль, Г. Паррэ, Ф. Кифер, Р. Столнейкер, Г. Грайс, Д. Гордон, Дж. Лакофф, Т. ван Дейк и др.

Термин «прагматика» был введен в научный обиход одним из основателей общей теории знаков — Ч. Моррисом. Прагматика изучает поведение знаков в реальных процессах коммуникации. Вместе с тем в современной лингвистической науке еще нет аксиоматического определения прагматики, что дает основание допустить возможным то или иное толкование этой системы отношений. Например, Н. Д. Арутюнова считает, что «прагматика — это область исследований в семиотике и языкознании, в которой изучается функционирование языковых знаков в речи… лингвистическая прагматика не имеет четких контуров, в нее включается комплекс вопросов, связанных с говорящим субъектом, адресатом, их взаимодействием в коммуникации, ситуацией общения» [ЯБЭС 1998, 389−390].

По мнению Ю. Д. Апресяна, к прагматике относится широкий круг явлений, начиная от экспрессивных элементов значения и заканчивая модальными компонентами значения, которые А. Вежбицкая описывала как модальную рамку высказывания, а Ч. Филлмор — как модальную рамку пресуппозиции. Все эти признаки характеризуют отношение говорящего или адресата к описываемой знаком действительности.

Формирование соответственно лингвистической прагматики опиралось в значительной степени на философские идеи и концепции Витгенштейна. Именно его работы во многом способствовали трансформации прагматики как части общей семиотической теории в самостоятельную область исследований. Сущность социальной деятельности, так же как и языка, считает Витгенштейн, заключается в следовании правилам. Последние имеют конституирующее значение для деятельности, поскольку нечто может быть идентифицировано как действие только на основе определенных правил.

По Р. Монтегю, прагматика — это отношение между выражениями, объектами, с которыми семантически связаны эти выражения, и теми лицами, которые используют эти выражения, или теми ситуациями, в которых они используются. Прагмасемантика трактуется здесь как изучение видов зависимости от контекста, свойственных не пропозициям, а истинностным значениям, а сам возможный мир, в котором произносится предложение — часть этого контекста.

Ф. Кифер утверждает, что «Главная задача лингвистической прагматики состоит в том, чтобы описать языковые явления с точки зрения их зависимости от контекста, их контекстной обусловленности, отразить не только его лингвистический аспект, но и экстралингвистический. Предварением же для описания прагматического должно служить семантико-синтаксическое описание. Семантика и прагматика взаимно дополняют друг друга» [Кифер 1985: 333].

Как известно, в лингвистической науке учение Ч. Пирса, основоположника прагматизма, легло в основу одного из аспектов современного понимания прагматики. Он сводит значение понятия или предложения к практическим последствиям, воспринимающимся либо как совокупность чувственных впечатлений, связанных с данным понятием, либо как совокупность действий или поступков, им вызываемых.

В настоящее время круг проблем, которыми занимается прагматика, очерчен с достаточной ясностью. Однако В. Г. Гак заостряет внимание на проблеме изучения прагматики в сопоставительном плане: «Сопоставительный подход не только заставляет обратить внимание на многие вопросы, которые при внутриязыковом исследовании остаются в тени, но и выводит языкознание на проблемы социолингвистики и этнолингвистики».

Прагматический подход к языку связан с взглядом на него как на семиотическую систему, находящую свою реализацию в действии, как на разновидность деятельности.

Определение прагматики как отношение говорящих к используемым знакам, данное в логико-семантических исследованиях, расширено и дополнено в работах по философии и культурологии языка.

В отношении говорящих к знакам можно выделить, как минимум, три различных аспекта.

Во-первых, это собственно эмоционально-оценочное отношение к содержанию знаков, связанное с указанием на состояние психики отправителя речи. Во-вторых, это отношение к знакам как к определенному средству речевого воздействия на собеседника, которое реализуется в выборе приемов, стратегии и тактики коммуникативного воздействия на получателя речи. И наконец, это культурологическая, страноведческая информация и общий фонд у говорящего и слушающего, который обеспечивает правильное использование лексических единиц с точки зрения нормы каждого конкретного языка. Третий аспект связан с фоновыми знаниями говорящих, с их речевой компетенцией.

Первый аспект прагматики — отношение говорящих к используемым знакам. В модально-оценочных единицах аспект реализуется как экспликация этого отношения и ориентирован на эффект локуции как передачи информации о внутреннем состоянии психики говорящего.

Второй аспект — аспект речевого воздействия на собеседника. Он раскрывается в модально-оценочных единицах, прежде всего, как иллокуция и состоит в выборе наиболее адекватных средств, этот же аспект реализуется в перлокутивном эффекте модально-оценочных единиц, в выборе соответствующих лексем и конструкций из экспрессивно-стилистического ряда синонимов с целью смутить, шокировать или же повлиять на эмоциональное состояние получателя речи.

Сила речевого воздействия высказывания реализуется через его ассерцию, представляющую собой в прагматическом плане степень личной ответственности говорящего за достоверность сообщения. Изменения ассертивной силы высказывания (как правило, в сторону её ослабления) обусловлены преимущественно прагматическими факторами, такими, как действие «принципа вежливости» [Leech 1983, 131], и соотношением социальных и коммуникативных статусов отправителя и получателя речи.

Исследуя вопросы экспрессивного и эмотивного воздействия, выдвинув в качестве объединяющего принцип употребления языка говорящими, прагматика тесно соприкасается с классической риторикой, философией, логикой, психологией общения, теорией дискурса, стилистикой, теорией коммуникации и функциональных стилей, социои психолингвистикой.

2.2 Прагматическая функция эвфемизмов и дисфемизмов

Прагматическое назначение эвфемизмов и дисфемизмов — суггестивное воздействие на реципиента информации с целью изменить, приукрасить или скрыть информацию о реальном факте, выставить что-либо или кого-либо в положительном, или напротив, отрицательном свете, побудить адресата манипуляции к каким-либо действиям или бездействию. Наряду с функцией вуалирования выделяют и другие функции эвфемизмов: манипулирования, акцентирования, самозащиты и дискредитации, которые реализуются через тактики, характерные для стратегий политического дискурса.

Эвфемия — это, с одной стороны, залог бесконфликтного общения, важнейшее средство речевого этикета, а с другой стороны, опасное орудие в руках политиков, дипломатов, бизнесменов, основная цель которых — ввести в заблуждение, обмануть.

Дисфемизмы употребляются с целью совершения актов оскорбления, которые осуществляются в прямой форме без компенсации. Согласно выделенным Р. Лакофф разновидностям вежливости — вежливое, невежливое и грубое поведение, дисфемизмы характеризуют мотивированное грубое поведение (а именно, две его разновидности — стратегическую и ироническую грубость). Это объясняется тем, что говорящий предварительно осознаёт, что его высказывание будет воспринято как грубое, но намеренно избегает ожидаемых от него вежливых форм выражения. Рассогласование между двумя аспектами: 1) ожидание адресатом нейтральной или вежливой номинации; 2) реализация адресантом высказывания в грубой форме делает дисфемизм сильным, эмоционально-насыщенным, экспрессивным средством выражения и позволяет отнести его к одному из лингвистических маркеров именно грубого поведения. Данное рассогласование приводит к главному прагматическому эффекту, достигаемому при помощи дисфемизмов — пейоративному воздействию. Шокирование публики достигается путем употребления негативной оценочной лексики — пейоративов.

Мы придерживаемся точки зрения, что пейорация — отрицательная, эмоционально-нагруженная экспрессивная оценочность. Лингвистическая пейорация включает: качественно-ценностное снижение характеристики денотата, в котором выделяются негативные признаки; принижение объекта оценки посредством непочтительной формы, подчеркивающей неприятие негативной стороны; интенсификацию негативности. Отрицательно-оценочные средства направлены на достижение иллокутивного эффекта и способствуют выражению иронии, насмешки, сарказма, гнева, возмущения, угрозы, разочарования, недовольства.

Словарные единицы с отрицательно-оценочным значением составляют гораздо более многочисленную группу, чем семантическая подгруппа лексических единиц с положительно-оценочным значением или мелиоративов. По всей видимости, это связано с внеязыковыми факторами. Психологически, человек склонен в первую очередь замечать отрицательные характеристики окружающих, считая, что они могут представлять опасность. Положительные качества воспринимаются как «нормальные», само собою разумеющиеся. [Турецкова 2011: 5].

Дисфемизмы используются говорящим не в силу привычки или в результате потери эмоционального контроля над речевым поведением, а в качестве намеренных замен более приемлемых в данном контексте выражений с целью достижения цели коммуникации более эффектным и быстрым способом.

Эвфемизмы и дисфемизмы представлены как члены лингвистической дихотомии, общим основанием которой является перефразирование. О противопоставлении эвфемизма и дисфемизма свидетельствует то, что они являются противоположными полюсами на оси эмоционально-оценочной квалификации значения: эвфемизм — положительно заряжен, дисфемизм — отрицательно. Как следствие, прагматика употребления данных единиц также противоположна: эвфемизм нейтрализует прогнозируемый говорящим негативный прагматический эффект, смягчает высказывание, дисфемизм, наоборот, позволяет интенсифицировать негативный прагматический эффект. Прагматический критерий — решающий для определения лексической единицы как эвфемизма или дисфемизма, наиболее достоверным является только анализ интенции говорящего субъекта, его коммуникативных целей в конкретном высказывании с учётом контекста.

2.3 Определение понятия дискурс

На протяжении последних 30-ти лет трактовка понятия «дискурс» значительно менялась. Дискурс — как лингвистическая категория — это сложный и многозначный объект исследования. Сложность эта заключается в том, что дискурс представляет собой явление промежуточного характера между речью и общением, языковым поведением, с одной стороны, и фиксируемым текстом с другой стороны. Поэтому дискурс необходимо рассматривать с позиции не только лингвистики, но и социолингвистики, прагмалингвистики, лингвофилософии.

С позиции лингвофилософии дискурс — это конкретизация речи в различных модусах человеческого существования.

С позиции социолингвистики дискурс — это общение людей, рассматриваемое со стороны их принадлежности к той или иной социальной группе или применительно к той или иной типичной речеповеденческой ситуации.

С позиции прагмалингвистики на первый план выдвигаются признаки способа и канала общения.

С позиции лингвистики речи дискурс — это процесс живого вербализуемого общения, характеризующийся множеством отклонений от канонической письменной речи, отсюда внимание к степени спонтанности, завершенности, тематической связности, понятности разговора для других людей.

В рамках теории высказывания дискурсом называют воздействие высказывания на его получателя. «Дискурс» определяют, как результат восприятия текста, когда воспринимаемый смысл совпадает с замыслом отправителя текста [Костомаров, Бурвикова 1999: 7]

Первым термин «дискурс» в лингвистику ввел Э. Бенвенист. Он определяет дискурс как речь, присваиваемую говорящим, в противоположность повествованию, которое разворачивается без эксплицитного вмешательства субъекта высказывания [Бенвенист 1974: 129].

З. Харрис в статье «Дискурс-анализ», опубликованной в середине ХХ века, трактовал это понятие предельно просто, как последовательность высказываний, отрезок текста больший, чем предложение.

Структурно-синтаксический ракурс рассмотрения дискурса находит отражение и в определении В. А. Звегинцева: дискурс «…это два или несколько предложений, находящихся в смысловой связи…» [Звегинцев 1980: 13].

По определению Т. А. Ван Дейка, «дискурс — язык в его постоянном движении, вбирающий в себя все многообразие исторической эпохи, индивидуальных и социальных особенностей как коммуниканта, так и коммуникативной ситуации, в которой происходит общение. В дискурсе отражается менталитет и культура как национальная, всеобщая, так и индивидуальная, частная» [цитата по Мироновой 1997: 54].

Именно понимание дискурса Ван Дейка широко вошло в научный оборот и особенно активно используется в отечественных разработках понятия дискурс. Так В. Е. Чернявская понимает дискурс как конкретное коммуникативное событие, фиксируемое в письменных текстах и устной речи, осуществляемое в определенном когнитивно и типологически обусловленном коммуникативном пространстве [Чернявская 2001: 11].

Н.Д. Арутюнова рассматривает дискурс как «связный текст в совокупности с экстралингвистическими, прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами», как «речь, погруженную в жизнь». Дискурс — это явление, исследуемое в режиме текущего времени, то есть по мере его появления и развития, и при его анализе необходимо учитывать все социальные, культурологические и прагматические факторы.

По утверждению Е. С. Кубряковой, дискурс — это не только «речь, погруженная в жизнь» (Н.Д. Арутюнова), «но и действие говорящего со всеми его интенциями, знаниями, установками, личностным опытом и всей его погруженностью в совершаемый им когнитивно-коммуникативный процесс» [Кубрякова 2000: 15].

Для П. Серио дискурс — социально или идеологически ограниченный тип высказывания [Серио 1993: 83]. В рамках данного подхода, термин «дискурс» часто употребляется для обозначения системы ограничений, которые накладываются на неограниченное число высказываний в силу определенной социальной или идеологической позиции.

В.И. Карасик понимает под дискурсом «текст, погруженный в ситуацию общения», допускающий «множество измерений» и взаимодополняющих подходов в изучении, в том числе прагмалингвистический, психолингвистический, структурно-лингвистический, лингвокультурный, социолингвистический.

С позиции социолингвистики, В. И. Карасик выделяет два типа дискурса: персональный (личностно-ориентированный) и институциональный (статусно-ориентированный) [Карасик 2000: 8].

В личностно-ориентированном дискурсе участники общения хорошо знают друг друга и выступают во всём богатстве своего внутреннего мира. Как отмечает В. И. Карасик, персональный дискурс может существовать в двух основных разновидностях: бытовое н бытийное общение. [Карасик 1998: 190].

Основной признак бытового дискурса — стремление выйти на особый сокращенный вид общения, близкую дистанцию — так организуется разговор об очевидном и легко понимаемом. Бытийное общение преимущественно монологично и представлено произведениями художественной литературы и философскими интроспективными текстами [Карасик 2000: 10].

Институциональный дискурс (статусно-ориентированный) представляет собой специализированную клишированную разновидность общения между людьми, которые могут и не знать друг друга, но должны общаться в соответствии с нормами данного социума. Институциональный дискурс представляет собой общение в заданных рамках статусно-ролевых отношений [Карасик 2000: 15].

Применительно к современному обществу лингвисты выделяют следующие виды статусно-ориентированного дискурса: политический, дипломатический, юридический, военный, педагогический, религиозный, мистический, медицинский, деловой, рекламный и спортивный.

Различные трактовки термина «дискурс» не вступают в противоречие, а дополняют друг друга, раскрывая сущность дискурса наиболее полно, с точки зрения разных наук.

Таким образом, сформулируем определение, которое отражает смысл положений, указанных выше:

Дискурс — это сложное коммуникативное явление, включающее кроме текста, еще и экстралингвистические факторы, необходимые для понимания текста.

На данное определение мы будем опираться в нашем научном исследовании.

2.4 Война и военный дискурс

В лингвистической литературе военный дискурс представлен как многоаспектное и многоплановое явление, как комплекс элементов, образующих единое целое.

Военный дискурс состоит из формальной и неформальной частей. К формальной части военного дискурса мы относим военно-художественные материалы, военно-публицистические, военно-политические, военно-технические и военно-научные материалы и акты военного управления (различные военные документы). С точки зрения стилистической характеристики все военные материалы отличаются насыщенностью специальной военной лексикой, широким использованием военной и научно-технической терминологии, обилием военной номенклатуры и специальных сокращений и условных обозначений, использующихся только в военных материалах.

Неформальный военный дискурс включает в себя неофициальное общение в военной среде, которое возможно только при условии относительно равных статусно-ролевых отношений коммуникантов.

Единицы военного дискурса активно используются в медийном пространстве, при этом информация военной тематики проходит по двум основным медиа-каналам: Интернет-источники и печатные издания. Информация, передаваемая посредством Интернета, доходит до адресата гораздо быстрее, что обуславливает быстрый и свободный доступ к ней широкой аудитории [Юсупова 2010: 5].

В целях общественной и психологической безопасности населения власти намеренно замалчивают отдельные факты, а подчас заведомо искажают истину событий. На протяжении многих лет разрабатывались методы построения сложных военных эвфемизмов (не просто подмена слов и понятий, а языковые конструкции с точно измеренными эффектами воздействия на массовое сознание). Вследствие этого стало возможным говорить о такой технологии манипуляции сознанием как изменение смысла слов и понятий. Из прессы все чаще исключается лексика с отрицательной коннотацией, а вместо нее вводится нейтральная. Таким образом, создается виртуальная дискурсивная реальность, в контексте которой война воспринимается аудиторией иным образом, что выгодно правящим элитам.

Современная война может быть далека от открытого насилия и военных действий. Местом ее проведения и одновременно целью является психика человека. Последствия таких дискурсивных войн гораздо более разрушительны. Учитывая скрытый характер войны, она ведет к незаметному обретению господства одних социальных или этнических групп над другими, не имеющими доступа и контроля над информационными потоками.

Рассмотрение лингвистических аспектов военного дискурса непосредственно связано с проблемами информационной безопасности, особенностями проведения информационных и психологических операций. Это позволяет выявить приемы манипуляции сознанием социальных или этнических групп, получить новые знания о лингвистическом инструментарии информационных войн.

2.5 Понятие манипуляции

Само слово «манипуляция» имеет корнем латинское слово manus — рука (manipulus — пригоршня, горсть, от manus и ple — наполнять). В словарях европейских языков слово толкуется как обращение с объектами с определенными намерениями, целями (например, ручное управление, освидетельствование пациента врачом с помощью рук и т. д.). Имеется в виду, что для таких действий требуется ловкость и сноровка. В технике те приспособления для управления механизмами, которые как бы являются продолжением рук (рычаги, рукоятки), называются манипуляторами. Отсюда произошло и современное переносное значение слова — ловкое обращение с людьми как с объектами, вещами.

Таким образом, термин «манипуляция» есть метафора, и употребляется в переносном смысле: ловкость рук в обращении с вещами перенесена в этой метафоре на ловкое управление людьми (и, конечно, уже не руками, а специальными «манипуляторами»") [Кара-Мурза 2000: 13].

Основываясь на определениях, которые дают авторитетные зарубежные исследователи, можно выделить главные, родовые признаки манипуляции.

Во-первых, — это вид духовного, психологического воздействия (а не физическое насилие или угроза насилия). Мишенью действий манипулятора является дух, психические структуры человеческой личности.

Во-вторых, манипуляция — это скрытое воздействие, факт которого не должен быть замечен объектом манипуляции. Как замечает Г. Шиллер, «Для достижения успеха манипуляция должна оставаться незаметной. Успех манипуляции гарантирован, когда манипулируемый верит, что все происходящее естественно и неизбежно».

В-третьих, манипуляция — это воздействие, которое требует значительного мастерства и знаний [Шиллер 1980: 129].

Еще важный, хотя и не столь очевидный признак: к людям, сознанием которых манипулируют, относятся не как к личностям, а как к объектам, особого рода вещам. Манипуляция — это часть технологии власти, а не воздействие на поведение друга или партнера [Кара-Мурза 2000: 14].

Ясно, что само слово манипуляция имеет отрицательную окраску. Им мы обозначаем то воздействие, которым недовольны, которое побудило нас сделать такие поступки, что мы оказались в проигрыше. Простой обман, будучи одним из важных частных приемов во всей технологии манипуляции, сам по себе составить манипулятивное воздействие не может [Кара-Мурза 2000: 16]. Манипулирование общественным сознанием является возможным благодаря использованию специфических особенностей языка.

Язык — это система знаков, которые мы используем для обозначения реально существующих объектов; слова могут служить для создания образов, истинно отражающих действительность, и глубокого расхождения между образами, которые возникают, когда мы говорим, слушаем, читаем или пишем, и реальным положением вещей. Именно символическая и знаковая сущность языка позволяет манипулировать сознанием большого количества людей. Это происходит в силу сложности и тонкости функционирования языка как особой знаковой системы, которая характеризуется следующим:

— языку присуще явление полилексии как порождение многочисленных лексем, обозначающих один и тот же предмет (например, доктор, врач, лекарь, эскулап);

— языку присуще явление полисемии, которым обладают полнозначные лексемы: они обладают различными вариантами значений, границы между которыми зачастую размыты. Разные значения одного языкового знака актуализируются в определенном речевом контексте. Следовательно, непонимание контекста может привести к неправильной интерпретации знака, к неправильной информации о факте действительности. Только знак-термин инвариантен в смысловом отношении и передает однозначную информацию;

— кроме основного значения — денотации — ряд слов обладает еще определенными коннотациями (дополнительное содержание слова или выражения, его сопутствующие семантические, стилистические и эмоциональные оттенки), которые накладываются на основное значение и служат для выражения разного рода экспрессивных, эмоционально-оценочных обертонов. Слова с определенными коннотациями в политическом дискурсе могут искажать или тенденциозно представлять информацию о реальном факте, которая содержится в основном значении слова [Засурский 1978: 129].

Язык как система понятий, слов (имен), в которых человек воспринимает мир и общество, есть самое главное средство подчинения. «Мы — рабы слов», — сказал К. Маркс, а потом это буквально повторил Ф. Ницше [Кара-Мурза 2000: 53].

2.6 Структурные особенности военного дискурса

Военные эвфемизмы, являющиеся важной составляющей политических эвфемизмов, вошли в сферу интересов лингвистов со времен войны во Вьетнаме. Данный термин используется для обозначения группы эвфемизмов, «употребляемых в текстах политической коммуникации, адресатом которых является массовая аудитория, с целью смягчить негативные ассоциации, связанные с некоторыми фактами, часто за счет искажения смысла самого описываемого факта» [Обвинцева 2003: 51].

Военный дискурс, наряду с политическим, наиболее приспособлен для приукрашивания действительности, а также, чтобы скрыть реальное положение дел, поэтому тенденция к эвфемизации является одной из прагматических закономерностей языка [Шейгал 2000: 237].

Л.А. Баркова отмечает, что «…выбор эвфемизмов в сфере политики обусловлен в первую очередь прагматическим фактором, а сами эвфемизмы — весьма эффективное средство воздействия на общественное сознание широких слоев общества» [Баркова 1986: 167].

Эвфемизмы в военной сфере особенно зависят от контекста. Э. Бенвенист полагает, «чтобы охарактеризовать какой-либо эвфемизм, нужно восстановить, насколько это вообще возможно, условия его употребления в разговорной речи… Только ситуация определяет эвфемизм, и в зависимости от того, является ли она типичной или случайной, она формирует тип эвфемистического выражения в соответствии с нормами того или иного языка» [Бенвенист 1974: 233].

Еще одной специфической особенностью военных эвфемизмов является проявление так называемой магической функции: при изменении имени происходит изменение и свойств самого денотата — благодаря этому как бы меняется его сущность. В действительности меняется не суть явления, а способ его донесения до потенциального реципиента [Шейгал 2000: 368]. Например, возьмем различные эвфемистические выражения, обозначающие понятие «ядерная бомба»: device (устройство), unit (единица), special weapon (специальное оружие), modern weapon (современное оружие).

Чтобы создать реальность, выгодную для правительства, создаются специальные «мифологемы», подчеркивающие позитивные стороны действующей власти и камуфлирующие ошибки и промахи. Эта интенция появляется вследствие необходимости следовать принятой в обществе системе ценностей [Шейгал 2000: 368].

Речевому акту эвфемизм могут сопутствовать и другие речевые акты, такие как ложь и обман. О связи эвфемизмов с темой манипуляции говорит Е. А. Земская: «Особая очень важная проблема <�…> сокрытие подлинной иллокутивной силы, прием маскировки истинного смысла речи. Сюда относятся, в частности, такие явления, как эвфемизация [Земская 1998: 125].

Действительно, лживость и обман присущи любой государственной структуре по причине ее неблаговидной деятельности в отношении граждан или другого государства в силу объективных политических, экономических и военно-стратегических причин. Противоборство между государством и населением заключается в подавлении сопротивления масс, в организации и управлении этими массами, в сокрытии реального положения дел от населения, то есть в осуществлении непопулярных мер (unpopular measures).

Общая лживость и боязнь огласки неблаговидной деятельности государства обусловила потребность правительства в своем особом языке, который бы камуфлировал смысл непопулярных действий, а так же в словах и выражениях, маскирующих суть происходящего.

Дисфемизмы, в свою очередь, наоборот, не направлены на сокрытие истинного смысла, поскольку используются, как правило, в оппозиционном дискурсе, одной из характерных черт которого является активность отрицательной оценочной номинации [Какорина 1996: 409]. Дисфемизмы в оппозиционном дискурсе чаще всего являются способом «понижения» имиджа врага.

2.7 Темы и цели эвфемизации речи

Традиционной сферой, в которой активно употреблялись и употребляются эвфемистические средства выражения, считается дипломатия. Совершенно очевидно, что те коммуникативные задачи, с которыми приходится иметь дело дипломатам и политикам, невозможно решить, используя лишь прямые номинации, обходясь без намеков, недоговоренностей, камуфляжа, то есть без всего того, для выражения чего и предназначены эвфемизмы. Отсюда вытекают и специфические цели. Л. П. Крысин выделяет три основные цели эвфемизации:

1. Основной целью, которую преследуют говорящие при использовании эвфемизмов, является стремление избежать коммуникативных конфликтов и неудач, не создавая у собеседника ощущения коммуникативного дискомфорта. Это соответствует одному из сформулированных Г. Грейсом постулатов — постулату вежливости: стремление с помощью эвфемизмов избежать коммуникативного дискомфорта. Эвфемизмы этого рода сравнения называют объект, действие, свойство. Эвфемистические средства, используемые для этой цели, весьма разнообразны. Например, эвфемизмы для номинации прямого денотата «ложь»: white ice, erroneous report, misstatement, a fantasy world of spin, inoperative statements, categorical inaccuracy, embroidery и т.д.

2. Более специфической является другая цель эвфемизации: завуалировать истинную сущность явления. Причиной использования эвфемистической лексики является боязнь огласки неблаговидной или антигуманной деятельности. К эвфемизмам прибегают в тех случаях, когда прямое обозначение объекта, действия или свойства, по мнению говорящего, может вызвать нежелательный общественный эффект, негативную реакцию массового адресата и т. п.

3. Третья цель заключается в стремлении сообщить нечто адресату таким образом, чтобы это было понятно только ему. Разумеется, такого рода зашифрованность сообщения относительна, и очень скоро она становится мнимой, если подобные сообщения содержатся не в частной переписке, а публикуются и тем самым делаются доступными для интерпретации каждому читающему или слушающему.

В военном языке с давних пор употребляются обозначения, с помощью которых от противника скрывается подлинный смысл передаваемых сообщений, например, «a party» в значении «a battle».

Заварзина Н.Г. отмечает, что наиболее часто эвфемистические обороты в современной речи и СМИ используются для обозначения:

1) органов власти и их деятельности.

Сюда относятся репрессивные действия власти: «persuasion» вместо «torture», — политкорректный оборот, употребляется с целью избежать негативных оценок населения. Сюда же относятся характерные для недавнего времени обозначение мер партийного и административного воздействия на людей: «and social order» вместо «internal repression» и др.;

2) военных действий и их участников.

В эту группу входят государственные и военные тайны и секреты, к числу которых относится производство оружия, определенных видов техники, социальный и численный состав учреждений (не только военных), профиль их работы и многое другое. Например, «special materials» вместо «enriched uranium and plutonium» (имеются в виду обогащенный уран и плутоний для производства бомбы). Таким образом, к данной группе относится деятельность армии, разведки, полиции и некоторых других органов власти, действия которых не должны быть «на виду».

Эвфемия является следствием табу, т. е. запретом на употребление определенных слов. Запреты возникают в сфере общественной жизни на разных ступенях развития общества и обусловлены различными факторами религиозными, историческими, политическими, этическими и др.

Эвфемизм — это факт языка, ориентированный на речевую коммуникацию; оборот речи, семантика которого складывается из отношения между знаком, значением и говорящим; оборот, который используется для совершенно определенного действия — смягчения речи. Поэтому эвфемизм можно рассматривать с точки зрения теории речевых актов как трехкомпонентный феномен, в семантическую структуру которого входят локутивная, иллокутивная и перлокутивная составляющие.

Эвфемизмы и дисфемизмы являются прямо противоположными по своей иллокутивной силе речевыми актами. Область значения речевого акта дисфемизм — сознательное огрубление речи. Область значения речевого акта эвфемизм — сознательное смягчение речи.

Существуют три основных цели эвфемизации:

1) Стремление избегать коммуникативных конфликтов и неудач, не создавать у собеседника ощущения коммуникативного дискомфорта.

2) Стремление сообщить нечто адресату таким образом, чтобы это было понятно только ему.

Таким образом, прагматическое назначение эвфемизмов и дисфемизмов состоит в манипулятивном воздействии на реципиента информации с целью изменить, приукрасить или скрыть информацию о реальном факте, выставить что-либо или кого-либо в положительном, или напротив, отрицательном свете, побудить адресата манипуляции к каким-либо действиям или бездействию. Наряду с функцией вуалирования выделяют и другие функции эвфемизмов: манипулирования, акцентирования, самозащиты, которые реализуются через тактики, характерные для стратегий политического дискурса. Дисфемизмы, напротив, употребляются с целью совершения актов оскорбления. Дисфемизмы, наряду с эвфемизмами, широко используются в политическом, в частности, в военном дискурсе.

Дискурс — это сложное коммуникативное явление, включающее кроме текста также экстралингвистические факторы, необходимые для понимания текста. Существует два типа дискурса: персональный и институциональный. Военный дискурс является институциональным и состоит из формальной и неформальной части. Рассмотрение лингвистических аспектов военного дискурса непосредственно связано с проблемами информационной безопасности, особенностями проведения информационных и психологических операций. Оно позволяет выявить приемы манипуляции сознанием социальных или этнических групп, получить новые знания о лингвистическом инструментарии информационных войн.

Манипуляция — это вид скрытого психологического воздействия, требующий значительного мастерства и знаний. Манипулирование сознанием является возможным только благодаря использованию специфических особенностей языка.

3. Прагматический потенциал эвфемизмов и дисфемизмов в военном дискурсе

3.1 Темы эвфемизации в современном военном дискурсе

В современных условиях наибольшее развитие получают способы и средства эвфемизации, затрагивающие социально значимые темы, сферы деятельности человека, его отношений с другими членами общества, с властью.

Война имеет большое воздействие на весь мир, и в первую очередь является актуальной сферой для создания эвфемизмов. Правительства нуждаются в эвфемизмах, чтобы народы легче мирились с тяготами войн. В современной словесной войне называть вещи своими именами можно лишь для устрашения противника.

При проведении анализа эвфемизмов военного дискурса, нами было выявлено, что данные эвфемизмы отличаются высокой вариативностью. Этот факт нашел отражение в данном практическом исследовании, где для обозначения прямого денотата использованы синонимические серии эвфемизмов.

В результате проведенного исследования, эвфемизмы современного военного дискурса можно разделить на несколько тематических групп:

1. Эвфемизмы, характеризующие ход военных действий.

2. Эвфемизмы, обозначающие ранения и болезни, полученные в результате войны.

3. Эвфемизмы, камуфлирующие недоблестные действия армии.

4. Эвфемизмы, замещающие прямые наименования различных видов оружия.

5. Эвфемизмы, связанные с терроризмом.

6. Эвфемизмы, обозначающие убийства и смерть.

7. Эвфемизмы, обозначающие результаты военных действий.

8. Эвфемизмы, обозначающие участников военных действий.

9. Эвфемизмы, обозначающие вспомогательные устройства и учреждения, используемые в военных целях.

10. Эвфемизмы, камуфлирующие деятельность разведки.

11. Эвфемизмы, связанные с темой ядерного вооружения.

12. Эвфемизмы, исключающие различные виды репрессий и дискриминаций.

3.2 Эвфемизмы, характеризующие ход военных действий

Ход военных действий и планы военных операций должны строго скрываться от гражданского населения в целях его же безопасности и успеха проводимой операции. Поэтому сообщения о тех или иных событиях в этих сферах изобилуют весьма расплывчатыми оборотами. Эта особенность позволяет говорящим варьировать свою речь в зависимости от условий общения, при необходимости скрывать или вуалировать свои намерения. Для обеспечения информативной безопасности избегают употребления прямого денотата и заменяют его на соответствующее эвфемистическое выражение.

British military operations in Iraq will finally end today, eight years after the US invasion… — Сегодня в Ираке, спустя 8 лет после вторжения США, наконец-то будут прекращены военные действия Британии… [The Sunday Times — British military operations in Iraq end today].

Военные эвфемизмы

Подавляющее большинство примеров приходится на эвфемизмы, обозначающие убийства и смерть (27%). Существующие данные описывают напряженную военно-политическую обстановку во многих странах мира, требующую смягчения предоставляемой информации во избежание негативного психологического воздействия.

Большую группу составляют эвфемизмы, характеризующие ход военных действий (19%). Данный факт наглядно демонстрирует наличие различных подходов к ведению военной борьбы, способам устранения противника и организации вооруженного нападения.

Довольно распространены эвфемизмы, заменяющие прямые наименования различных видов оружия (13%). Этот показатель обозначает разнообразие различных способов устранения противника и необходимость камуфлирования истинного наименования для обеспечения успеха военной операции.

Следующие группы эвфемизмов менее распространены ввиду недавнего возникновения явлений или объектов, которые они характеризуют, или по причине узкого круга людей, использующих их. Эвфемизмы, связанные с терроризмом (6%), эвфемизмы, камуфлирующие недоблестные действия армии (6%), эвфемизмы, обозначающие ранения и болезни, полученные в результате войны (3%), эвфемизмы, обозначающие результаты военных действий (3%), эвфемизмы, обозначающие участников военных действий (5%), эвфемизмы, обозначающие вспомогательные устройства и учреждения, используемые в военных целях (3%), эвфемизмы, камуфлирующие деятельность разведки (5%), эвфемизмы, связанные с темой ядерного вооружения (5%), эвфемизмы, исключающие различные виды репрессий и дискриминаций (5%).

Статистические данные показывают, что для успеха военных операций правительство прибегает к достаточно большому количеству методов, которые могут вызвать негативную реакцию населения. Однако ввиду их эффективности, государство не может отказаться от их использования. Поэтому для обеспечения информационно-психологической безопасности прибегают к эвфемистическим заменам при обозначении прямого денотата.

В последнее время просматривается тенденция недоверия населения всего мира к информации в СМИ о военных действиях, в частности, ситуация на Ближнем Востоке. Здесь основной целью государственных структур является сокрытие подлинной информации, камуфлирование негативных поступков, событий и явлений, которые могут подорвать авторитет правительства и армии. В данном случае эвфемизмы в полной мере раскрывают свой манипулятивный потенциал.

Употребление эвфемизмов обусловлено способностью данных лексических единиц наиболее адекватно передавать информацию.

3.3 Дисфемизмы в военном дискурсе

Дисфемизмы прямо противоположны эвфемизмам. Данное явление заключается в намеренном огрублении речи.

Обширнейшие синонимичные ряды военных дисфемизмов постоянно обновляются. В ХХ веке в связи с мировыми войнами они пополнились новыми выражениями. Употребление дисфемизмов обусловлено повышенным эмоциональным состоянием, а именно, чувством раздражения и неприязни. На лексическом уровне огрубление выражается, в частности, в увеличении употребительности грубо-просторечных слов и выражений типа: cow-son (негодяй), chump(дурак), clutch (подонок), deadneck, deadbeat (кретин, придурок; очень глупый человек), dim-wit (глупец). Многократное использование дисфемизмов в прессе и в современной литературе обуславливается частотностью событий в мире, связанных с террористическими актами, высоким уровнем преступности, приводящими к человеческим жертвам. Все это заставляет говорящего независимо от его статуса в обществе, классовой принадлежности, прибегать к употреблению столь грубых слов. Следует отметить, что наиболее высокий «интерес» к слову «meatwagon» наблюдался в период терактов в 2001 году в США и в начале военных действий в Ираке в 2003 году. В прессе «ambulance» практически повсеместно подменялось «meatwagon». Вполне очевидно, что во время войн и различных катастроф пресса изобилует дисфемизмами, связанными с происходящими событиями.

Дисфемизмы, как и эвфемизмы обладают манипулятивным потенциалом, однако они имеют другую направленность — дисфемизмы служат для формирования негативного отношения, создания отрицательного имиджа врага в глазах массового адресата с целью убедить последнего в правильности своих действий.

The Indian press refers to the Mig 21 as the Flying Coffin, but they are all flying coffins or crematiion discs for the IAF pilots. - Индийская пресса называет МиГ 21 «Летающий Гроб», но они все — летающие гробы или платформы для кремации пилотов ВВС Индии [Rupee News — World record: 500th Indian «Flying Coffin» Mig crashes. The IAF has the worst crash record on the planet].

Дисфемизмы в военном дискурсе

Анализ примеров дисфемизмов приводит к общему выводу, что этот лексический разряд имеет чрезвычайно большой потенциал и обнаруживает тенденцию дальнейшего роста в связи с историческими и культурными предпосылками, среди которых наиболее явными являются следующие: повышенное эмоциональное состояние возмущения, негодования в обществе, обусловленное определенными социальными и политическими событиями в мире.

Эвфемизм — это речевой акт, иллокутивной составляющей которого является сознательное создание смягчающей замены тем выражениям, которые, по мнению говорящего, являются неприятными, грубыми для собеседника с целью обеспечить коммуникативный комфорт в обществе.

Ожидаемое воздействие на реципиента речевого акта эвфемизм (перлокутивный эффект) в военном дискурсе заключается в благоприятном воздействии смягченной речи на собеседника, в успешном манипулировании общественным мнением, а так же в том, чтобы скрыть негативную суть явлений или создать расплывчатое представление об этих явлениях. Использование эвфемизмов военного дискурса также происходит с целью обеспечения информационной безопасности, с целью сокрытия секретной информации от непосвященных.

Употребление дисфемизмов — редкое явление. Дисфемизмы используются преимущественно в оппозиционном дискурсе, где они употребляются для дискредитации, через тактику оскорбления, обвинения, через иронию и сарказм. Таким образом, дисфемизация направлена на унижение и оскорбление объекта речи, а также на разоблачение и высмеивание недоблестных действий. В то же время она используется для привлечения большего числа союзников.

В ходе анализа нами было выделено 12 тематических групп эвфемизмов. Наиболее распространенными среди них являются: эвфемизмы, характеризующие ход военных действий; эвфемизмы, связанные с терроризмом; эвфемизмы, обозначающие убийства и смерть; эвфемизмы, заменяющие прямые наименования различных видов оружия; эвфемизмы, камуфлирующие деятельность разведки.

Заключение

B настоящей выпускной квалификационной работе предпринята попытка изучить функционирование эвфемизмов и дисфемизмов в военном дискурсе с точки трения теории речевых актов. Работа выполнена на обширном теоретическом и практическом материале с опорой на комплекс современных методов лингвистического исследования.

Исследовав феномен эвфемии и дисфемии в военном дискурсе с позиции теории речевых актов, мы пришли к заключению, что:

Эвфемизм — это речевой акт, иллокутивной составляющей которого является сознательное создание смягчающей замены тем словам или выражениям, которые, по мнению говорящего, являются неприятными или грубыми для его собеседника, с целью обеспечения этического и коммуникативного комфорта в обществе. Перлокутивная составляющая речевого акта «эвфемизм», заключается в благоприятном воздействии смягченной речи на собеседника, в эффекте эмоционального сближения собеседников, в успешном манипулировании общественным мнением и сокрытии негативной сущности явлений.

Эвфемизмы и дисфемизмы являются прямо противоположными по своей иллокутивной силе речевыми актами. Основное содержание дисфемизма как речевого акта — сознательное огрубление речи. Основное содержание речевого акта «эвфемизм» — сознательное смягчение речи.

И эвфемизм, и дисфемизм относятся к противоположным по функции этикетным речевым актам, оказывающим полярное воздействие на собеседника. За этим стоит прямо противоположное речевое поведение — вежливое, тактичное, сочувственное и напротив, невежливое, бестактное, грубое, агрессивное.

Прагматическое назначение эвфемизмов и дисфемизмов состоит, прежде всего, в суггестивном воздействии на реципиента информации с целью изменить, приукрасить или скрыть информацию о реальном факте, выставить что-либо или кого-либо в положительном, или напротив, отрицательном свете, побудить адресата манипуляции к каким-либо действиям или бездействию. Наряду с функцией вуалирования выделяют и другие функции эвфемизмов: манипулирования, акцентирования, самозащиты и дискредитации, которые реализуются через тактики, характерные для стратегий политического дискурса. Основной прагматический эффект, достигаемый при помощи дисфемизмов — пейоративное воздействие. Шокирование публики достигается путем употребления негативной оценочной лексики — пейоративов.

Настоящее исследование показало, что критерием выделения военных эвфемизмов из общего словаря эвфемизмов является их функционирование в коммуникации и средствах массовой информации, а также наличие особых сфер использования военных эвфемизмов в языке. Примеры эвфемистических и дисфемистических лексических единиц данных сфер употребления представлены в таблицах 1−13 с указанием иллокутивной силы и перлокутивного эффекта для каждой лексико-семантической группы. В таблицах также приведены синонимические серии эвфемизмов, которые свидетельствуют о распространенности и частотности употребления эвфемии в военном дискурсе.

Намеренное искажение истины свойственно эвфемизмам, манипулирующим сознанием и поведением реципиента. В результате проведенного исследования мы установили, что эвфемизмы, используемые в военном дискурсе, не теряют статуса эвфемизма даже при условии слабой связи с денотатом. Они заменяют слова и выражения, нежелательные для коммуникантов и взывающие негативную реакцию массового адресата. Данные лексические единицы обладают нейтральной коннотацией. Так же, помогают избежать конфликта в общении и скрыть неприятные явления действительности.

Список источников

эвфемизм табу военный манипуляция

1. Арапова, Н.C. Эвфемизм [Текст] / Н. С. Арапова // Лингвистический энциклопедический словарь. — М.: 1990, — С. 590.

2. Арутюнова, И. Д. Дискурс [Текст] / Н. Д. Арутюнова // Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990. — С. 136−137.

3. Ахманова, О. С. Эвфемизм [Текст] / О. С. Ахманова // Лингвистический энциклопедический словарь. — М. 1969. — С. 592.

4. Баркова, Л. А. Эвфемизмы как единицы языковой системы и социальные сферы их употребления [Текст] / Л. А. Баркова // Системная организация английской фразеологии: Сб. науч. тр. — М.: 1986. — 356 с.

5. Бенвенист, Э. Эвфемизмы древние и современные [Текст] / Э. Бенвенист // Общая лингвистика: Пер. с фр. — М., 1974. — С. 233−240.

6. Бойко Т. В. Дисфемизм как лингвистическое явление [Текст] // Вопросы современной филологии: Материалы научно-практической конференции — Петр.-Камч.: Изд-во КГПУ, 2004. — C. 56−60.

7. Бойко Т. В. Эвфемизм и дисфемизм как члены лингвистической дихотомии [Текст] / В. М. Аринштейн // Сб. ст. Studia Linguistica. — СПб.: Изд-во РГПУ им А. И. Герцена, 2005. — C. 266−271.

8. Борисова, E.Г., Мартемьянов, Ю. С. Предисловие [Текст] / Е. Г. Борисова, Ю. С. Мартемьянов // Имплицитность в языке и речи. — М.: 1999. — 9−14 с.

9. Варбот, Ж. Ж — Табу // Русский язык: Энциклопедия [Текст] / Ж. Ж. Варбот. — М.: 1997. — 552 с.

10. Вендлер, 3. Иллокутивное самоубийство [Текст] / 3. Вендлер // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16: Лингвистическая прагматика. — М.: 1985. -228−250 с.

11. Винокур. Т. Г. Говорящий и слушающий: Варианты речевого поведения [Текст] /ТТ. Винокур. — М.: Издательство ЛКИ. 2007. — 176 с.

12. Витгенштейн Л. Философские исследования [Текст] // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. — М., 1985. — С. 79−128.

13. Гак В. Г. Сопоставительная лексикология. [Текст] / М., Междунар. отношения, 1977, с. 5

14. Гальперин. И. Р. Очерки по стилистике английского языка [Текст] / И. Р. Гальперин. — М.: 1958. — 458 с.

15. Гордон, Д., Лакофф. Дж. Постулаты речевого общения [Текст] / Д. Гордон, Дж. Лакофф // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. — М.: 1985. -276−302 с.

16. Григорьева. В. С. Дискурс как элемент коммуникативного процесса: прагмалингвистический и когнитивный аспекты [Текст] / В. С. Григорьева. — Тамбов: Изд-во Тамб. гос. техн. ун-та, 2007. — 288 с.

17. Евгеньева. А. П. Словарь русского языка [Текст] / А. П Евгеньева // Русский язык: 2-е изд., испр. и доп. — М.: 1983. — 752 с.

18. Заботкина. В. И. Новая лексика современного английского языка [Текст] / В. И. Заботкина. — М.: Высшая школа, 1989. — 84 с.

19. Заварзина, Н. Г. Эвфемизмы как проявление «политической корректности» [Текст] / Русская речь. — 2006. — № 2. — с. 54−56.

20. Засурский, Я. Н. Техника дезинформации и обмана [Текст] / Я. Н. Засурский. — М.: 1978. — 129−130 с.

21. Звегинцев, В.А. О цельнооформленности единиц текста / В. А. Звегинцев [Текст] // Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. — 1980. — Т. 39. — № 1. — С. 13−21.

22. Земская. Е. А. Активные процессы в современном русском языке последнего десятилетия XX века [Текст] / Е. А. Земская // Русская речь. — 1998. № 7.-С. 120−127.

23. Иссерс, О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи [Текст] / О. С. Иссерс. — Омск: Издательство Омск. гос. ун-та, 1999. — 284 с.

24. Какорина, Е. В. Стилистический облик оппозиционной прессы [Текст] / Е. В. Какорина // Русский язык конца ХХ столетия (1985;1995). — М., 2000. — 409−425 с.

25. Кара-Мурза, С. Г. Манипуляция сознанием [Текст] / С.Г. Кара-Мурза. — М.: Эксмо-Пресс, 2001. -830 с.

26. Карасик, В.И. О категориях дискурса [Текст] / В. И. Карасик // Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты: Сб. науч. тр. Волгоград: Перемена. 1998. — С. 185−197.

27. Карасик. В.И. О типах дискурса [Текст] / В. И. Карасик // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс: Сб. науч. тр. — Волгоград: Перемена, 2000. — 5−20 с.

28. Кацев, А. М. Языковое табу и Эвфемия [Текст] / А. М. Кацев. — Л.: 1988. — 80 с.

29. Кацев, А. М. Эвфемизмы и просторечие. Семантический аспект // Актуальные проблемы семасиологии [Текст] / А. М. Кацев. — Л.: 1991. 75−83 с.

30. Кифер, Ф. О роли прагматики в лингвистическом описании [Текст] / Ф. Кифер // НЗЛ. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. — М.: Прогресс, 1985. — 333 с.

31. Кобозева. ИМ. «Теория речевых актов» как один из вариантов теории речевой деятельности [Текст] / ИМ. Кобозева // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17: Теория речевых актов. — М.: 1986.-С. 7−21.

32. Ковшова, МЛ. Семантика и прагматика эвфемизмов. Краткий тематический словарь современных русских эвфемизмов [Текст] /МЛ. Ковшова. — М.: Гнозис, 2007.-320 с.

33. Комлев, Н. Г. Иностранные слова и выражения [Текст] / Н. Г. Комлев. — М.: Современник, 1999. — 205 с.

34. Костомаров. В.Г., Бурвикова. Н. Д. Изучение и преподавание русского слова от Пушкина до наших дней. Материалы конференций и семинаров [Текст] / В. Г. Костомаров, Н. Д. Бурвикова — Волгоград, 1999.

35. Крысин, Л. П. Иноязычное слово в роли эвфемизма [Текст] / Л. П Крысин // Русский язык в школе. 1998. — № 2. — 71−74 с.

36. Крысин, Л. П. Эвфемизмы в современной русской речи [Текст] / Л. П. Крысин // Русское слово, свое и чужое: Исследования по современному русскому языку и социолингвистике. — М.: 2004. — 262 -290 с.

37. Кубрякова Е. С. О понятиях дискурса и дискурсивного анализа в современной лингвистике [Текст] / Е. С. Кубрякова // Дискурс, речь, речевая деятельность: функциональные и структурные аспекты: Сб. обзоров РАН ИНИОН (Серия: Теория и история языкознания). — М., 2000. — 15 с.

38. Ларин, Б. А. Об эвфемизмах // История русского языка и общее языкознание [Текст] / Б. А. Ларин. — М.: 1977. — 110 с.

39. Мегентесов, С.А., Мохамад, И. Лингвистические аспекты психического воздействия и приемов манипуляции [Текст] / С. А. Мегентесов, И. Мохамад. — Краснодар: 1997. 92 — 105 с.

40. Миронова, Н. Н. Оценочный дискурс: проблемы семантического анализа [Текст] / Н. Н. Миронова // Известия АН. Серия литературы и языка. — М., 1997. — 54 — 59 с.

41. Михальская, А. К. Основы риторики: мысль и слово [Текст] / А. К. Михальская. — М.: Просвещение, 1996. — 416 с.

42. Москвин, В. П. Эвфемизмы в лексической системе современного русского языка [Текст] / В. П. Москвин. — Волгоград, 1999. — 59 с.

43. Муханов, И. Л. Имплицитные смыслы как составная часть семантико-прагматического потенциала высказывания [Текст] / И. Л. Муханов // Имплицитность в языке и речи. — М.: 1999. — 81−87 с.

44. Обвинцева, О. В. Политический эвфемизм как средство языкового воздействия в газетном тексте [Текст] / О. В. Обвинцева // Перевод и межкультурная коммуникация. Вып. 4. — М.: 2003. — 76−82 с.

45. Остии, Дж, Л. Слово как действие [Текст] / Дж.Л. Остин // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17: Теория речевых актов. — М.: 1986. — 22 — 140 с.

46. Падучева, Е. В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью [Текст] / Е. В. Падучева // Новое в зарубежной лингвистике. — Вып. XVII. — М.: 1986. — С. 5−7.

47. Падучева, Е. В. Семантические исследования [Текст] / Е. В Падучева // - М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. — 225−231 с.

48. Розенталь Д. Э. Эвфемизм // Словарь-справочник лингвистических терминов. — М., 1976.

49. Реформатский, А. А. Введение в языковедение [Текст] / А. А Реформатский. — М.: МГУ, 1967. — С. 99.

50. Сеничкина, Е. П. Эвфемизмы русского языка: Спецкурс [Текст] / Е. П. Сеничкина. — М.: Высшая школа, 2006. — 151 с.

51. Серио. П. О языке власти: критический анализ. [Текст] // - Харьков, 1993.

52. Серль, Дж.Р. Классификация иллокутивных актов [Текст] / Дж.Р. Серль // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. — М.: 1986. — С. 170 — 195.

53. Серль, Дж.Р. Что такое речевой акт? [Текст] / Дж.Р. Серль // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. — М., 1986 (в). — С. 151−170.

54. Ушаков, Д. Н. Толковый словарь русского языка: В 4 т. [Текст] / Д. Н. Ушаков. — М.: Гос. Изд-во иностр. и нац. словарей, 1935;1940.

55. Турецкова И. В. Языковые средства манифестации пейоратива в словаре и тексте: автореферат [Текст]/ И. В. Турецкова. — Самара, 2011 — С. 5−7.

56. Чернявская. В. Е. Дискурс как объект лингвистических исследований. [Текст] / В. Е. Чернявская // Текст и дискурс. Проблемы экономического дискурса: Сб. науч. тр. СПб., 2001. — С. 11−22.