Китайская и корейская миграция на Дальний Восток России и её влияние на социально-экономическое развитие региона: 1860-1917 гг

Актуальность темы

исследования. На современном этапе развития истории человечества, характеризующемся кардинальными изменениями в мире, прежде всего распадом социалистической системы, ликвидацией «железного занавеса», расширением и углублением связей между странами и континентами, международная миграция населения стала универсальным феноменом. В настоящее время межгосударственные миграции населения, являющиеся одним из составных элементов мировой системы народонаселения, хозяйства, культуры и т. п., стали результатом многовековой эволюции процессов территориального перемещения огромных народных масс.

Аспекты международной миграции, реализующиеся последовательным образом в эмиграции и иммиграции, затрагивают сотни миллионов людей и вызывают научный интерес. Необходимость комплексного исследования проблемы определяется в первую очередь её тесной взаимосвязью с политическим, экономическим, правовым, демографическим и культурным развитием стран, охваченных миграционными процессами.

Актуальность данной работы определяется современным экономическим положением российского общества и развитием международных отношений Российской Федерации со странами Азиатско-Тихоокеанского региона. В последние годы перед российским правительством возник ряд проблем, связанных с внешней трудовой миграцией и неблагополучной демографической обстановкой в стране. Испытывая постоянный дефицит рабочих рук, российское государство заинтересовано в привлечении иностранных эмигрантов. Особой остроты ситуация достигла в дальневосточных районах страны, где наблюдается тенденция оттока населения в европейскую часть России.

В условиях складывающейся демографической ситуации перед российским правительством встал вопрос о разработке новой концепции миграционной политики в целях использования рабочей силы из стран Азиатско-Тихоокеанского региона. Однако привлечение большого числа иностранных рабочих в то же время может создать угрозу политической, экономической и общественной безопасности страны.

Исследование прошлого не дает готовых ответов на подобные вопросы в настоящее время. Тем не менее оно может показать разрешение сходных проблем предыдущими поколениями и, в частности, избежать негативных последствий при привлечении внешних трудовых мигрантов. С этой точки зрения опыт деятельности российской администрации в период с 1860 по 1917 гг. представляет большой интерес. В изучаемый период в Приамурском крае была особенная специфика демографических и социально-экономических процессов, к числу которых относилось постоянное присутствие значительного количества китайских и корейских подданных.

Обращение к теме китайской и корейской эмиграции в дореволюционной России является актуальным. До сих пор в отечественной и зарубежной историографии не появилось комплексного обобщающего исследования, посвященного вопросам влияния китайской и корейской эмиграции в рассматриваемый период на демографическое и социально-экономическое развитие восточной окраины.

Историография темы представлена работами отечественных и зарубежных авторов. При этом в отечественной историографии, сложившейся до 1990 г., можно выделить два периода: дореволюционный и советский. Исследования, появившиеся после 1990;х гг., следует отнести к современному периоду.

В трудах дореволюционного периода отражены различные аспекты, связанные с пребыванием китайского и корейского населения в Дальневосточном регионе. Миграционный поток из соседних азиатских государств характеризовались следующими особенностями: массовостью, высокой конкурентоспособностью на рынке труда и в предпринимательстве и т. д. Поэтому проблемы, возникавшие в процессе взаимодействия переселенцев из Китая и Кореи с российским обществом и властью, не могли оставаться без внимания исследователей.

Первые работы, в которых были рассмотрены вышеуказанные вопросы, появились на раннем этапе освоения Приамурского края, в 1860—1880-е гг. Их авторы рассматривали такие проблемы, как численность, география расселения, хозяйственная деятельность эмигрантов из Китая и Кореи. Первые сведения о существовании китайских и корейских переселенцев в Уссурийском крае сообщили исследователи Дальнего Востока России А. Ф. Будищев и М. И. Венюков, изучившие в начале 1860-х гг. в экспедициях южную часть региона1.

Важный этнографический материал об эмигрантах собрал и обобщил руководитель русской православной духовной миссии в Пекине, российский китаевед П. И. Кафаров. Он подробно рассмотрел историю эмиграции китайцев в регион, их социальный состав, численность и систему самоуправления2.

К изучению темы применения азиатского труда в регионе обращались и дальневосточные чиновники, часто соприкасавшиеся с эмигрантами в силу своих служебных обязанностей. Материал, собранный ими, содержится в статистических обзорах, публицистических произведениях и путевых записках. Так, наиболее ранние сведения о трудовой деятельности китайских и корейских подданных в Приамурском крае оставили А. Ф. Будищев, В. В. Крестовский, И. П. Надаров, М.И.Венюков3.

Известный русский исследователь Н. М. Пржевальский, посетивший Уссурийский край в 1867—1869 гг., составил подробное описание деятельности китайцев и корейцев4. Он изучил районы расселения, основные занятия, внешний вид, быт и условия проживания китайцев, а также коснулся событий 1868 г. («Манзовской войны»), когда китайские золотоискатели, потеряв работу, занимались разбоем в Приморье. Исследователь обратил внимание на существование у китайцев собственного организованного управления. Н. М. Пржевальский выделил основные причины переселения на российскую территорию корейцев, а также отношение властей Кореи к эмигрантам. Он отмечал у корейцев такие черты характера, как услужливость, вежливость, трудолюбие и опрятность. Поэтому корейскую эмиграцию на Дальний Восток России исследователь отнес к числу «замечательных явлений, совершающихся в последнее время на крайнем востоке Азии"5.

Российский этнограф Л. И. Шренк на основе материалов, собранных в ходе экспедиции 1855−1856 гг., осветил территорию расселения китайцев в регионе, проанализировал этимологию термина «манцзы"6. Комендант Владивостока Е. С. Бурачек, описывая жизнь на далекой окраине в 1861—1862 гг., оставил одно из наиболее ранних наблюдений о существовании у китайцев самоуправления7.

Дореволюционная литература располагала большим количеством публикаций по истории азиатских эмигрантов на Дальнем Востоке России. Немалый интерес у авторов вызывала деятельность китайских и корейских подданных в золотопромышленности, на строительстве и в других отраслях экономики края8.

К числу подобных публикаций относится статья «Корейцы на Амуре» сибирского публициста В. И. Вагина. Он обратил внимание на причины переселения корейцев на российскую территорию, на их численность и мероприятия, проводимые местной администрацией по обустройству переселенцев в регионе. Автор отметил, что отношение властей к корейским эмигрантам отличалось непоследовательностью и «отсутствием системы», «не было выработано ясного взгляда на значение корейского движения и о возможных последствиях его для России». В. И. Вагин считал переселение корейцев выгодным и важным для России как в экономическом, так и в политическом отношении9.

В.В.Крестовский считал, что китайцев, поселившихся в Приамурском крае, можно было бы обратить в российское подданство. С целью приобщения китайского населения к русской культуре он предлагал комплекс таких мероприятий, как знакомство китайцев с российским законодательством, поселение их в регионе на постоянное жительство с предоставлением им недвижимости, вступление в брак, получение китайскими детьми российского образования и т. д. Однако автор признавал, что на практике процессу ассимиляции китайцев мешало, прежде всего, нежелание и неготовность их к такому шагу10.

Известный в прошлом публицист А. Я. Максимов с позиции государственных интересов пытался апеллировать к демократической общественности в связи с жестоким отношением российской власти к корейской эмиграции11. Чиновник горного департамента К. А. Скальковский писал, что можно «без всякой опасности и стеснения для своих принять несколько тысяч корейцев» и что «желательно создать для них в русских владениях более спокойное житье». Изучив состояние приграничной торговли, он пришел к выводу о целесообразности заключения торгового договора с Кореей12.

Заведующий переселением в Южно-Уссурийском крае Ф. Ф. Буссе на основе личных наблюдений отмечал, что «.переселенцы из Кореи представляют полезный элемент для нашей колонии. Они, кроме экономического значения, имеют еще и политическое, состоящее в отчуждении от родины, преданности России"13.

Проходивший службу в Приамурском крае подполковник Генштаба И. П. Надаров сообщал, что китайские поселения существовали на юге Приморья до появления там русских. Поток китайских эмигрантов, по его мнению, усилился в 1870-е гг., который первоначально направлялся в Суйфунский округ, где требовались рабочие и предметы первой необходимости. И. П. Надаров также заметил, что китайское население жило «особенною своей жизнью, нисколько не смешиваясь с русским населением."14.

Взвешивая положительные и отрицательные моменты китайской эмиграции, И. П. Надаров пришел к заключению, что «польза же, временно приносимая манзами населенным пунктам страны, несомненна. Но в виду политических причин, а также ввиду того, что Уссурийская страна должна иметь чисто русскую физиономию, манзовский элемент в ней вовсе не желателен.». В отношении корейских поселенцев, которых местные власти Приамурского края охотно принимали, он высказывал мнение об их большей способности, в отличие от китайцев, «к принятию и усвоению европейской цивилизации. Корейцы обещали образовать со временем мирное земледельческое население, в котором тогда так нуждался новый и пустынный край». Но при этом И. П. Надаров замечал, что «корейцы не оправдали возлагавшихся на них надежд"15.

В конце XIX — начале XX вв. к рассматриваемой теме обращались чиновник по особым поручениям переселенческого управления МИД России А. А. Риттих, пограничный комиссар в Южно-Уссурийском крае Е. Т. Смирнов, подполковник российского Генштаба А. Рагоза и др.16 Большая часть работ этих авторов посвящена китайскому и корейскому населению, поселившемуся в Приморской области. В то же время не остались без внимания у дореволюционных авторов китайские и корейские эмигранты в Амурской области. Сведения о численности, жизни, быте, внешнем виде поселений, хозяйственной деятельности китайского населения, оставленного проживать на российской территории по р. Зее и находившегося под юрисдикцией Китая сообщил А.Ю.Назаров17.

Пограничный комиссар в Южно-Уссурийском крае Н. Г. Матюнин обратил внимание на проблемы, возникавшие с недостаточной доработкой статей Ай-гуньского и Пекинского договоров, касавшихся эмигрантов из Китая. По его мнению, китайские подданные не подчинялись требованиям российских властей, их невозможно было контролировать, они не поддавались никаким мерам для регулирования порядка пребывания их на российской территории18.

Составитель Географо-экономического словаря Амурского и Приморского краев А. В. Кириллов, изучавший корейское население с. Благословенного, выразил сомнение в возможности ассимиляции корейских переселенцев. Он заметил, что они «составляют изолированное, особенное, чужеземное население, не имеющее ничего общего с окружающим его русским населением"19.

В начале XX в., когда поток эмигрантов из Китая и Кореи в Дальневосточный регион существенно увеличился, круг проблем, волновавших современников, расширился. Такие негативные моменты, как заселение края китайскими торговцами, обусловленное особой организацией торговли, хунхузничество, антисанитарные условия проживания и постоянная угроза эпидемий, развитие преступности, употребление и распространение опиумокурилен и игорных домов, спаивание местных жителей вследствие массового контрабандного ввоза ханшина (китайской водки), ограбление природных ресурсов, эксплуатация китайцами коренного населения края и другие, нашли отражение во многих работах20.

Важнейшим этапом в изучении китайской и корейской эмиграции стала Амурская экспедиция21. Одной из основных её задач являлось оказание помощи властям в выработке мероприятий по организации контроля над эмигрантами из Китая и Кореи, сдерживанию их переселения в край и предупреждению негативного воздействия эмиграции на развитие экономики Дальнего Востока России.

В этой экспедиции работал поручик 1-го Сибирского стрелкового полка В. Д. Песоцкий, который проанализировал причины переселения корейцев на российскую территорию и привел данные о численности их населения. Исследователь считал, что корейские переселенцы принесли Уссурийскому краю немалую пользу и ассимиляция их возможна, в отличие от китайцев22.

В дореволюционной историографии особо выделяется обобщающий труд уполномоченного МИД В. В. Граве «Китайцы, корейцы и японцы в Приамурье». Он явился итогом работы, проведенной в рамках Амурской экспедиции, и представлял собой наиболее полную характеристику азиатской эмиграции. Глубина анализа, объем и качество привлеченного фактического и статистического материала сделали исследование В. В. Граве «настольной книгой» каждого ученого, занимавшегося дореволюционной историей Дальневосточного региона23.

Одной из важных проблем, поднимаемых в работах дореволюционных авторов, является угроза постепенного заселения края, исходящая от эмигрантов из Китая и Кореи, невозможность ассимиляции их российским обществом. Например, Д. И. Шрейдер, рассматривая способность китайцев к интеграции в российское общество, отметил обособленный характер их поселений, а также невозможность ассимиляции китайцев24. По мнению Приамурского генерал-губернатора Н. Л. Гондатти, выходцы из Китая практически не ассимилировались и не интегрировались в российское общество, они жили по своим законам25. Корейцы, напротив, воспринимались большинством исследователей как удобный колонизационный элемент, так как были более склонны к ассимиляции, лояльны к российской власти, стремились заняться хозяйственной деятельностью и получить российское подданство. Подобную позицию разделял и В.В.Граве26.

Совершенно иных взглядов придерживался Приамурский генерал-губернатор П.Ф.Унтербергер27. Он утверждал, что корейцы «создают зло» для русских колонистов, не способны к ассимиляции и могут образовать внутри России «свое государство». В случае военных действий с Японией или Китаем они «представят из себя чрезвычайно благоприятную почву для широкой организации нашими врагами шпионства"28.

Однако мнение П. Ф. Унтербергера не следует оценивать односторонне. При всех обстоятельствах он признавал за корейцами «заметную роль» в развитии края, считая, что они «до основания проникли в сферу земледельческого труда», где завоевали себе твердое положение своей работоспособностью и умеренностью в потребностях жизни. Весьма познавательный материал статисти-ко-географического и экономического характера о корейских эмигрантах собрал и обобщил российский востоковед Н.В.Кюнер30.

Известный исследователь Дальнего Востока В. К. Арсеньев систематизировал сведения по численности, хозяйственной деятельности и самоуправлению китайцев в Дальневосточном регионе. Он довольно категорично высказался по поводу возможности ассимиляции китайцев. «Какие бы усилия не применялись, китаец навсегда останется китайцем». В. К. Арсеньев считал, что разрешение «желтого вопроса» зависело от устойчивой и последовательной политики, проводимой администрацией Приамурского края. По его мнению, при отсутствии контроля со стороны российских властей у китайских поселенцев появилась необходимость создания собственных правил и нормативов, регулировавших их жизнь31.

Многие авторы писали книги, статьи и доклады о так называемой «желтой опасности», под которой они понимали постоянно увеличивавшийся поток эмигрантов из Китая и Кореи, вытеснявший «российский труд в крае». При этом делались диаметрально противоположные выводы. Одни утверждали, что китайцы и корейцы своей массой ассимилировали бы все русское население Дальнего Востока, если бы «вовремя не предприняли ограничительные меры"32. Другие предлагали организовать широкое использование дешевого труда китайских и корейских эмигрантов в экономике региона при усиленном контроле со стороны органов власти33.

В дискуссию по проблеме «желтой опасности» были вовлечены широкие слои общества: представители власти, общественные и политические деятели, журналисты, экономисты и предприниматели. Дореволюционные авторы по-разному оценивали уровень угрозы, которую несла массовая эмиграция из сопредельных азиатских государств. Большинство из них признавало необходимость установления контроля за ее масштабами. Особенно острое обсуждение развернулось по проблеме влияния китайских и корейских эмигрантов на региональный рынок34.

С одной стороны, было очевидно, что китайские и корейские рабочие необходимы для хозяйственного освоения региона, но с другой — дешевизна «желтого труда» создавала конкуренцию русским рабочим. Одни авторы доказывали, что официальные оценки численности азиатских подданных занижены, а экономический ущерб от эмигрантов из Китая и Кореи и зависимость рынка от них достигли катастрофических масштабов. Они говорили, что азиатская эмиграция стала непреодолимым препятствием для российской колонизации и могла привести к утрате Россией дальневосточных территорий. Наиболее жесткую позицию в этом вопросе занимал председатель землеустроительной комиссии Л. М. Болховитинов, призывавший к немедленному выселению китайцев с российской территории. Самым горячим сторонником данной позиции, пожалуй, считался С. Д. Меркулов, известный в Приамурском крае предприниматель, экономист и юрист35.

Другая группа авторов отличалась меньшим радикализмом в неприятии «желтого труда». Признавая зависимость экономики региона от китайского и корейского труда, они считали, что применение его в малонаселенном крае необходимо и неизбежно. Без этого труда, по их мнению, было невозможно хозяйственное освоение региона, становление и развитие местной промышленности, обеспечение населения края товарами и услугами. Наиболее отчетливо данную позицию выразил А.А.Панов36.

В целом в дореволюционный период китайская и корейская эмиграция привлекала внимание путешественников, чиновников, публицистов и ученых. Но их работы носили, в основном, описательный и проблемно-постановочный характер. Существовавшие в исторической науке взгляды в тот период не позволили создать целостную и объективную картину процесса китайской и корейской эмиграции, хотя и был накоплен обширный историко-географический, экономико-статистический и этнографический материал, не утративший своего значения и в наши дни.

В советской историографии (1917;1991 гг.) работа над изучаемой темой шла в рамках исследования как проблем формирования населения Дальневосточного региона страны, так и различных аспектов социально-экономического развития региона, которые на протяжении этого периода находились в зоне довольно пристального внимания. Однако проблеме китайско-корейской эмиграции и вкладу переселенцев в развитие экономики региона не всегда уделялось должное внимание.

В 1920;е гг., когда в регионе еще присутствовали эмигранты, численность которых не уступала дореволюционной, а даже превышала её, эта проблема освещалась в целом ряде работ37. Наиболее детально её рассмотрел Н. Б. Архипов. Внедрение в Дальневосточный край китайцев и корейцев он называл «важным антропогеографическим фактором в экономике». Автор отмечал, что отношение региональной власти к «желтой» эмиграции «постоянно менялось в зависимости не только от политики, диктуемой в тот или иной момент центральным правительством, но и от взглядов отдельных генерал-губернаторов"38. Одними из первых интерес к проблеме формирования корейского населения на Дальнем Востоке проявили Н. Салтыков и С.Кремянский. С привлечением большого фактического материала С. Д. Аносов показал процесс заселения корейцами Уссурийского края, а также охарактеризовал политику местных властей в этом вопросе39.

В 1940;е гг. в период сталинского режима изучение корейского вопроса в СССР было по существу прекращено. После 1954 г., несмотря на частичную реабилитацию корейцев, всплеска научных изысканий по проблеме формирования корейской диаспоры на российском Дальнем Востоке не произошло. Эта тема продолжала оставаться «зоной умолчания». То же самое можно сказать и об исследовании темы китайской эмиграции в регионе. Причины сходныефактическая ликвидация при советской власти китайской диаспоры в крае в результате ссылки и депортации.

В 1960;е гг. заметным изданием стала работа Ким Сын Хва «Очерки по истории советских корейцев». Однако она была написана под влиянием государственной идеологии, а потому изначально предопределилась её основная цельвозвысить сделанное в период социализма и в то же время в негативном свете показать деятельность царской администрации в отношении корейцев. Несомненно и то, что в силу ограниченного доступа к архивным источникам, очерк был написан на основе опубликованных материалов, некритическое восприятие которых породило к тому же немало досадных неточностей. Тем не менее, представленный автором широкий спектр научно обработанного фактического материала, комплексный анализ основных проблем жизнедеятельности корейской эмиграции от начала ее зарождения до середины 50-х годов XX в. позволяет считать его монографию заметным вкладом в разработку истории корей.

40 скои эмиграции .

После образования Дальневосточного филиала Академии наук СССР, произошел определенный подъем исторических исследований в регионе. Но, несмотря на это, проблема китайской и корейской эмиграции не удостоилась должного внимания. Сказывалось существование идеологических установок, не только определявших приоритетные направления исследования, но и фактически ставивших под запрет отдельные темы.

Только в 1980;е гг. произошел некоторый положительный сдвиг в данном направлении. В работах, посвященных формированию населения края и проблемам его социально-экономического развития, появилась оценка роли азиатских эмигрантов. Так, Л. И. Галлямова в своём исследовании подчеркивала значение притока эмигрантов из сопредельных азиатских стран как одного из источников трудовых ресурсов региона. Она отмечала внушительные размеры этого миграционного потока, особенно усилившегося после окончания строительства КВЖД41.

В монографиях, посвященных заселению Дальневосточного края, В. М. Кабузан обобщил статистический материал по численности китайских и корейских эмигрантов. В его работах показана динамика эмиграции из Китая и Кореи на различных этапах освоения региона. Однако он допустил неточности в подсчете численности иностранно-подданных корейцев, проживавших в регионе42.

В конце 1980;х — начале 1990;х гг. появились специальные исследования по изучаемой проблеме. Эта монография Ф. В. Соловьева, посвященная китайским переселенцам, диссертация и статьи А. И. Петрова по корейским иммигрантам, а также работа Л. Л. Рыбаковского. Труд Ф. В. Соловьева явился примером комплексного исследования, освещавшего различные стороны пребывания китайцев в регионе: расселение, основные сферы деятельности, правовое положение, особенности быта и т. п. При этом он изучал как положительные, так и негативные аспекты пребывания китайцев на российской территории. А. И. Петров высоко оценивал колонизационный потенциал и вклад корейских земледельцев в хозяйственное освоение края. Значительную роль эмиграции из азиатских стран в деле колонизации российского Дальнего Востока отмечал в своей работе Л. Л. Рыбаковский, рассматривая процесс формирования населения Приамурского края43.

При работе над диссертацией автор опирался на труды таких российских ученых по общей истории Дальнего Востока России как А. Л. Нарочницкого, А. И. Алексеева, Б. Н. Морозова и др.44.

Фундаментальную монографию «История Дальнего Востока СССР в эпоху феодализма и капитализма», написанную в 1990;х гг. коллективом дальневосточных историков под руководством А. И. Крушанова, можно считать определенным рубежом в исторической науке, завершившим советский этап историографии. В ней подведен итог накопленным авторами знаний, в том числе и по проблемам влияния эмиграции на демографические процессы и экономику региона. В работе подчеркнута такая важная особенность состава населения региона как высокий удельный вес азиатских подданных, показана степень влияния китайской и корейской эмиграции на социально-экономическое развитие.

45 края .

Следует отметить, что в советский период постановка исследовательских задач была ориентирована, прежде всего, на доказательство возраставшей роли КПСС в решении национального вопроса в стране. Возводились в абсолют и получали всеобщее одобрение считавшиеся прогрессивными межнациональные отношения. Характер существовавших в обществе идеологических установок зачастую предопределял идеализированную описательность, лакировку действительности, не давая возможности вторгнуться «посторонним» в засекреченные архивы и показать трагизм исторических судеб дальневосточных китайцев и корейцев.

Принципиально новый, третий период в изучении истории китайской и корейской эмиграции наступил с началом 1990;х гг., когда Россия встала на путь демократических преобразований. Описательность, схематизм и полуправда уступили место более глубокой разработке проблемы, критическому переосмыслению прошлого, научной конкретности, причем на новом концептуальном, методологическом и источниковедческом уровне. Характерной чертой научного поиска стало более широкое использование архивных документов.

Специальный раздел о дальневосточных корейцах содержался в книге «Дело краевого масштаба». Ее автор А. Сутурин в целом дал оценку политики российского царизма в отношении корейцев, участия их в хозяйственном освоении края, защиты от внутренних и внешних врагов на Дальнем Востоке России. Углубленный анализ фактов, цифр и событий в своём исследовании дал известный кореевед Б. Д. Пак. Это позволило автору сделать нетрадиционные выводы 46 относительно социально-экономического положения корейцев .

Проблемы китайской и корейской эмиграции рассматривались на международной конференции, состоявшейся во Владивостоке в сентябре 1994 г. Особого внимания заслужили тезисы сообщений А. В. Алепко о влиянии корейской эмиграции на развитие русского Дальнего Востока в конце XIX — начале XX вв., Ю. Н. Осипова и Е. П. Сычевского — о применении наемного труда корейцев в сельском хозяйстве Дальнего Востока47.

В современной литературе представлен целый спектр разносторонних проблем, находившихся в поле зрения исследователей. В условиях резкого ослабления идеологического контроля стало возможным исследовать и освещать проблемы китайской и корейской эмиграции открыто и объективно. Тем более что необходимость вложения иностранных инвестиций в развитие экономики Дальнего Востока России, создания предприятий с зарубежным участием, широкого использования китайского и корейского труда, развития международных отношений и усиления эмиграции населения из азиатских стран обусловили повышенный интерес к этим аспектам истории дореволюционного Дальневосточного региона. Резко увеличилось число исследователей данной проблемы, активно стал вводиться в оборот новый фактический материал. Появилась возможность свободно дискутировать, шире знакомиться с зарубежными исследованиями. Для ученых-историков стали доступными поездки и работа за границей. Исследование вышеуказанных проблем продолжилось и активизировалось как на общероссийских (европейской части России), так и на сибирских и дальневосточных архивных материалах.

В последние годы существования СССР и постсоветский период, когда страна столкнулась с новым витком внешней трудовой миграции, в России появились работы, построенные как на обобщении ранее накопленного материала, так и на описании малоизвестных фактов пребывания китайских и корейских рабочих в регионе. В 90-х гг. XX — начале XXI вв. появился ряд работ, затрагивавший историографию темы «желтого труда» и общие аспекты миграционного движения иностранных рабочих в регион в дореволюционный период. Объектом исследования была не только динамика китайского и корейского присутствия на рынке труда, но и механизм проникновения эмигрантов в край, формы и характер их деятельности. Эпизодически изучались и отдельные проблемы иммиграционной политики России на Дальнем Востоке48.

Вопросы трудовой эмиграции подданных сопредельных азиатских стран нашли отражение в научных статьях, посвященных использованию китайской и корейской рабочей силы в экономике Сибири и Дальнего Востока России во второй половине XIXначале XX вв.49 Исследователи обстоятельно изучили вопросы формирования рынка труда в регионе, дали оценку деятельности азиатских рабочих в тех или иных отраслях промышленности и сельского хозяйства. Весьма уникальные, до недавнего времени сведения о корейцах, занятых на дальневосточных рыбных промыслах, ввел в научный оборот А.Т.Мандрик50.

Существенный вклад в исследование рассматриваемой темы внес А.И.Петров51. Поставив целью своей работы, изучение истории корейской иммиграции в эпоху российского капитализма, он раскрыл её предпосылки и причины, дал ответы на вопросы, связанные с характером иммиграционной политики царизма, формированием корейского населения, его социально-экономическим, культурным и политическим развитием, международно-правовым положением. Отмечая ярко выраженный земледельческий характер корейской эмиграции, А. И. Петров обратил внимание на «чрезвычайно медленный, но вместе с тем необратимый процесс втягивания» ее в промышленную сферу, сделав вывод о прогрессивной роли корейской диаспоры в хозяйственной жизни края52.

Отдельные проблемы политики российского правительства в отношении трудовой эмиграции азиатских рабочих были изучены в работах А. А. Волоховой и Т. Н. Сорокиной. А. А. Волохова рассмотрела отношения центральных российских властей к китайско-корейской иммиграции, раскрыла основные положения иммиграционного законодательства53.

Т.Н.Сорокина объяснила причины столкновения интересов «русской государственности» и определенных социальных групп, которые, опираясь на архаичный механизм принятия юридических актов в России, препятствовали принятию единого иммиграционного закона54. Она также подробно рассмотрела ведомственные противоречия между МИДа и МВД при проведении иммиграционной политики накануне Первой мировой войны. Особое внимание автор уделила регулированию хозяйственной деятельности китайцев в Дальневосточном регионе55.

Массовое проникновение китайцев на территорию России активизировало изучение проблемы «желтой опасности» в дореволюционный период. Исследователи рассматривали причины китайской эмиграции, её масштабы, хозяйственную деятельность китайцев, структуру китайских обществ и другие вопросы56. В ряду наиболее изучаемых аспектов был вопрос отношения российских властей к китайской эмиграции57. Появились источниковедческие, а также историографические работы, посвященные анализу взглядов дореволюционных авторов на проблемы китайской трудовой эмиграции58.

Одним из направлений в изучении китайской и корейской эмиграции явились исследования проблемы правонарушений, совершенных на российской территории во второй половине XIX — начале XX вв. Эти вопросы рассматривали Г. А. Сухачева, В. Г. Дацышен, В. В. Синиченко, Р.В.Кондратенко59.

Факты экономической преступности китайцев на российском Дальнем Востоке нашли более широкое отражение в работах В. Г. Дацышена, Т. Н. Сорокиной, А.В.Алепко60. Однако, и здесь анализировалась только структура китайских правонарушений. Системного изучения политики российских властей в отношении трансграничной преступности не было.

Исследование дискуссионного вопроса о влиянии китайских и корейских эмигрантов на развитие экономики Дальневосточного региона характерно для работ А. В. Алепко, Н. А. Троицкой, Е. Г. Молчановой, Г. Ю. Ладисова и др. Они отмечали, что появление азиатских рабочих на Дальнем Востоке страны — это результат не недостаточных мер правительства по укреплению национальной безопасности региона, а инициатива местных предпринимателей и чиновников, стремившихся восполнить дефицит рабочих рук на региональном рынке труда во второй половине XIX в.61.

Предметом исследования в современный период была не только азиатская эмиграция на российский Дальний Восток, но и политика власти России в отношении этой эмиграции. Данную проблему поднял и развил А. В. Алепко, который один из первых в отечественной историографии изучил законодательные акты российского правительства по регулированию китайской эмиграции в регионе, а также китайского и корейского предпринимательства62. Е. И. Нестерова предприняла попытку изучения законодательных актов, на которых строилась политика центральных и местных властей по адаптации внешних мигрантов в России. В её монографии дана оценка участию региональной администрации в выработке иммиграционной политики, а также деятельности отдельных чиновников по отношению к китайской диаспоре в Приморье63.

Изучение вопроса социальной адаптации иностранных подданных в Приамурском крае характерно для работ Т.З.Позняк64. Она изучила социальный и демографический состав азиатского населения. Научные труды Е. И. Нестеровой и Т. З. Позняк во многом пересекались в методике исторического исследования иностранных диаспор. Вместе с тем, осветив и проанализировав факты хозяйственного и политического взаимодействия региональной администрации с китайским и корейским населением, эти авторы не рассмотрели вопросы пограничной и иммиграционной политики российского государства.

Деятельность китайской «диаспоры» на востоке Российской империи затрагивалась в монографиях А. Г. Ларина, В. Л. Ларина, А. И. Петрова и О.А.Тимофеева65. Они исследовали вопросы взаимодействия китайской общины и местных российских властей, особенности китайской торговли и применения китайского труда в золотопромышленности и сельском хозяйстве региона. Особый интерес вызвали монографии А. Т. Кузина, С. Г. Нама, Б. Д. Пака, статьи А. И. Петрова и Н. А. Соловьёвой, в которых рассмотрены различные аспекты.

V/ V и ПО деятельности корейских эмигрантов на российской территории .

Кроме специальных работ по рассматриваемой проблеме были изданы труды сравнительного плана, в которых сопоставлялись особенности корейского, китайского и российского миграционных потоков67. Важно отметить проявившийся в последнее время интерес к этнокультурным аспектам эмиграций. А. И. Петров, И. О. Сагитова, Е. И. Нестерова, Г. Н. Романова рассмотрели отдельные проблемы социально-экономической адаптации китайских и корейских эмигрантов в Дальневосточном регионе в дореволюционный период68.

Китайская и корейская эмиграция на российский Дальний Восток как объект научного исследования привлекала внимание зарубежных ученых и историков. Американский ученый Дж. Стефан проявил интерес к истории переселения корейцев на Северный Сахалин69. В работах по истории Дальнего Востока России он касался вопроса, связанного с появлением азиатских эмигрантов в России и развитием китайско-корейского предпринимательства70. Проблемы проникновения в край китайских и корейских этнических групп рассматривались в работах Дж. Форсайта «История сибиряков. Российская северо-азиатская колония 1581−1990», Ю Хе Джона «Европейский город в Азии» и др.71.

Важными положительными чертами работ последних лет стали расширение спектра изучаемых проблем, более позитивное отношение исследователей к деятельности в регионе китайских и корейских предпринимателей, утверждение взгляда на эмиграцию как на неоднозначное, противоречивое явление, придававшее специфику политическому и социально-экономическому развитию Дальнего Востока России и требовавшее разносторонних подходов и оценок.

Однако, несмотря на довольно интенсивную работу исследователей в данном направлении, на обилие опубликованных работ и поднятых в них проблем многие аспекты остались вне пристального внимания ученых. Поэтому назрела необходимость комплексного анализа воздействия эмиграции на хозяйственное освоение региона. Важно также и то, что китайские и корейские подданные как составная часть населения региона до сих пор не стали объектом специального исторического исследования, хотя их присутствие наложило существенный отпечаток на развитие Приамурского края.

Цель исследования — изучение основных причин, условий, направлений перемещения, численности китайского и корейского населения в Приамурском крае, анализ эволюции российского законодательства по регулированию вопросов, связанных с пребыванием китайцев и корейцев на российской территории, а также их вклада в социально-экономическое развитие региона.

С учётом этого в работе ставятся следующие взаимосвязанные задачи:

— воссоздать целостную картину процесса китайской и корейской эмиграции, раскрыть её специфические особенности, основные причины и предпосылки с учетом внешних и внутренних политических факторов;

— проанализировать географическую направленность миграционных потоков из Китая и Кореи, а также их социально-демографическую эволюцию;

— проследить основные направления российской политики по регулированию китайской и корейской эмиграции на российский Дальний Восток, опираясь на законодательные нормы, определявшие их статус, положение и права;

— охарактеризовать мероприятия российской администрации, связанные с экономической деятельностью китайских и корейских мигрантов;

— изучить социально-экономическое положение китайских и корейских эмигрантов в Приамурском крае, раскрыть отраслевую структуру их занятости, а также роль в экономическом развитии региона.

Хронологические рамки диссертации охватывают период с 1860 по 1917 гг. — от момента подписания Пекинского договора (1860), урегулировавшего вопрос об окончательное присоединение Приамурья и Уссурийского края к России, и до 1917 г., когда вследствие февральских событий произошло кардинальное изменение государственной политики в отношении китайского и корейского населения в крае. В процессе изучения отдельных вопросов, помогающих раскрыть тему, автор исследования выходит за хронологические рамки.

Территориальные рамки работы охватывают Амурскую и Приморскую области, которые в 1860 г. входили в состав Восточно-Сибирского генерал-губернаторства, а с 1884 по 1917 гг. являлись частью Приамурского генерал-губернаторства. В то же время китайско-корейская миграция в таких районах Приморской области, как о. Сахалин, п-ов Камчатка, Чукотский п-ов, а также территории, прилегавшие к северо-восточному побережью Охотского моря, не рассматривалась, так как там она была незначительной. В соответствии с современным административным делением в изучаемую территорию входят.

Амурская, Еврейская автономная области, Приморский край и южные районы Хабаровского края.

Объект исследования — китайская и корейская эмиграция в Россию, рассматриваемая в социальном и экономическом аспектах.

Предметом исследования является процесс переселения и деятельность китайских и корейских эмигрантов на юге Дальнего Востока России в период с 1860 по 1917 гг.

Методологическую основу диссертации составляют научные принципы историзма и объективности. Принцип историзма позволил исследовать причины появления, факторы формирования и динамику развития миграционного потока из Китая и Кореи, его взаимодействие с местным населением российского Дальнего Востока. Следуя принципу объективности, автор опирался на конкретные исторические факты, выявляя основную тенденцию развития в рамках указанной проблемы и периода. В работе были рассмотрены как положительные, так и отрицательные стороны китайской и корейской эмиграции в Дальневосточный регион.

При проведении исследования автор использовал цивилизационный подход, дающий возможности для анализа и обобщений, раскрытия специфики изучаемого объекта и понимания механизма управления китайскими и корейскими эмигрантами. С помощью историко-системного метода были отобраны необходимые для решения поставленных задач источники, которые позволили наиболее полно описать характер внешней миграции на российском Дальнем Востоке.

В работе автор использовал методы исторической науки: проблемно-хронологический, сравнительно-исторический, которые позволили выделить основные этапы развития китайской и корейской эмиграции в Дальневосточном регионе. Проблемно-хронологический метод позволил изучить китайскую и корейскую эмиграцию на Дальний Восток России и деятельность государства по её регулированию в последовательном развитии. С помощью сравнительно-исторического метода были установлены общие тенденции, присущие миграционным процессам из Китая и Кореи.

Помимо общелогических методов (анализа, синтеза, индукции, дедукции), в исследовании применялся и специальный статистический метод. На основе анализа собранной и систематизированной информации составлены таблицы, которые позволили детализировать характеристику состава и деятельности китайских и корейских эмигрантов на Дальнем Востоке России.

Изучение проблем диссертационной темы невозможно без предварительного уяснения сущности понятийного аппарата, который характеризует международную миграцию. Следует отметить, что в работе под «международной миграцией», понимается перемещение населения из одной страны в другую. Именно для «межгосударственной миграции» характерны такие понятия как «иммиграция» и «эмиграция"72.

Первое означает въезд граждан одного государства в другое государство на постоянное или временное (на длительный срок) жительство. Во втором случае речь идет о добровольном или вынужденном переселение из какой-либо страны в другую, вызываемое различными причинами (экономическими, политическими, религиозными и пр.) .

Различия в определении понятий «иммиграция» и «эмиграция» относительные, так как речь идет об одной и той же категории людей. Они сводятся в основном к изменению направления движения. А вот собирательное значение совокупности переместившихся лиц имеет лишь «эмиграция», обозначающее «совокупность эмигрантов, проживающих в какой-либо стране"74. Поэтому автор в исследовании использует это понятие.

Применительно к проблеме китайской и корейской эмиграции на территорию российского Дальнего Востока, в работе употреблены термины «прибывающие», «выбывающие», «миграционный поток», «прибытие», «приток», «вселение», «выселение», «переселение», «миграционный процесс», «внешняя трудовая миграция», «переселенцы», «трудовые мигранты», описывающие одно и тоже общественное явление.

Среди специфических терминов, которые использованы в работе, заслуживают также внимания и предварительного уяснения следующие: «желтая ми.

75 76 77 78 грация", «желтое население», «азиатские подданные», «диаспора», «ман.

79 80 81 82 зы", «зазейские маньчжуры», «хунхузы», «желтая опасность», «манзов-ская война"83, «желтый труд"84, «Приамурский край"85, определения которых изложены в диссертации.

Источниковую базу исследования составляют опубликованные и неопубликованные материалы. Первая группа источников представлена сборниками законов, узаконений и другими нормативно-правовыми актами, статистико-экономическими и справочно-энциклопедическими изданиями.

В основу работы положены главным образом неопубликованные документы, выявленные автором в 28 фондах 5 архивов: в Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ), Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА), Российском государственном историческом архиве Дальнего Востока (РГИА ДВ), Государственном архиве Хабаровского края (ГАХК).

Наиболее информативными оказались материалы следующих фондов АВПРИ: 143 (Китайский стол), 148 (Тихоокеанский стол), 327 (Чиновник по дипломатической части при Приамурском генерал-губернаторе). Материалы фонда 143 АВПРИ помогли изучить отношение российских властей к проблеме проникновения китайских и корейских эмигрантов в регион. В фонде 327 того же архива были найдены меры по ограничению эмиграции подданных из Китая и Кореи. Документы, касающиеся эмиграции «жёлтых» в Приамурский край, находятся в фонде «Тихоокеанский стол».

В фондах 99 «Приамурский генерал-губернатор П.Ф.Унтербергер», 1558 «Приамурский военный округ. Штаб округа», 958 «Управление пограничного комиссара Амурской области» РГВИА хранятся сведения о китайских и корейских преступниках, о применении «жёлтых» рабочих на казённых предприятиях и о количестве билетов, выданных им на проживание на российской территории.

Немалую ценность представляют документы фондов ГАРФ в Москве: ф. 102 Д-2 «Департамент полиции МВД», ф. 918 Дмитриевский Павел Андреевич, консул в Китае и Корее, ф. 730 «Игнатьев Николай Павлович», ф. 818 «Плансон Георгий Антонович, дипломат, посол в Сиаме, Генеральный консул в Сеуле, начальник дипломатической канцелярии наместника на Дальнем Востоке». Они знакомят автора с деятельностью центральных и региональных органов власти по регулированию китайской и корейской эмиграции.

Значительное количество информации по исследуемой теме представлено в следующих фондах РГИА ДВ: 1 (Приморское областное правление), 702 (Канцелярия Приамурского генерал-губернатора), 704 (Канцелярия военного губернатора Амурской области). Они содержат многочисленные проекты по управлению китайскими и корейскими эмигрантами, правила перехода границы китайцами и корейцами и выдачу им русских билетов на пребывание в России, постановления местной администрации о правилах проживания и регламентации различных видов деятельности подданных из Китая и Кореи в русских пределах.

В фондах ГАХК П-2 (Дальневосточнный краевой комитет ВКП (б)), П-44 (Дальистпарт) находится материал о контрабандной деятельности китайцев в регионе и о китайских рабочих на российских предприятиях.

Значительная часть архивных документов введена в научный оборот впервые. При этом важно отметить, что материалы по исследуемой проблеме хранятся разрозненно и представлены фрагментарно в большом количестве архивных дел, что представляло существенную трудность для автора при поиске исторических фактов.

Использованные источники подразделяются на несколько групп:

1. Документы внешнеполитического характера: договоры, соглашения и контракты, которые устанавливали и закрепляли границу, регулировали экономические, политические взаимоотношения между странами. В первую очередь, это трактаты, заключенные с сопредельными странами: Китаем, Кореей и Японией. Они помогают узнать не только внешнеполитическую обстановку, в которой происходил приток китайских и корейских эмигрантов на российский.

Дальний Восток, но и правовую основу их пребывания в России.

2. Важнейшим источником для исследования политики правительства и местных административных органов в отношении китайского и корейского населения, проживавшего на российской территории, служат законодательные и нормативные акты, как общероссийские, так и действовавшие только на региональном уровне. Наиболее ценным из опубликованных законодательных актов является «Собрание узаконений и распоряжений правительства», издаваемое при правительствующем Сенате в период с 1868 по 1917 гг.

Несомненный интерес представляют материалы, раскрывавшие деятельность китайцев и корейцев в дальневосточных областях. К ним относятся «Сборник главнейших официальных документов по управлению Восточной Сибирью» за 1860−1882 гг., изданный по распоряжению генерал-губернатора Восточной Сибири Д. Г. Анучина, и «Всеподданнейшие отчеты Приамурского генерал-губернатора» за 1893−1907 гг., опубликованные в разное время в г. Хабаровске и г. Санкт-Петербурге. Небольшие по объему, но все же важные сведения о корейской эмиграции содержатся в приложении к отчету общеземской организации за 1908 год86. Эти уникальные издания, являющиеся важными историческими источниками, сегодня представляют библиографическую редкость и могут быть вполне приравнены к архивным документам.

3. Официально-документальные материалы государственных учреждений и местных административных органов также содержат сведения по китайским и корейским эмигрантам (массовые однотипные документы, например билеты на жительство, выдаваемые иностранным подданнымжурналы генеральных проверок торгово-промышленных заведениймногочисленные прошения, ходатайства, с которыми обращались китайские и корейские эмигранты к представителям российской власти).

4. Основную группу использованных документов составляют издания справочного и статистического характера, содержащие разнообразную информацию демографического и социально-экономического характера как в обзорах военных губернаторов областей, материалах переписей населения края и обследований рабочего рынка, статьях, справках и списках, так и в цифровых данных, в виде таблиц и т. п. Среди них энциклопедические издания, справочники, описания, обзоры, путеводители, торгово-промышленные календари, указатели, перечни, статистические ежегодники и др., издававшиеся как в центральных, так и в местных издательствах. Эти документы несут разнообразную информацию о китайском и корейском участии в развитии экономики региона.

5. Важнейшей частью источниковой базы является материал, издававшийся центральной и дальневосточной прессой в исследуемый период. В ней публиковались отчеты, законы и подзаконные акты, сведения о политической и социально-экономической жизни тихоокеанских областей Российской империи. Уникальный материал, содержащийся в прессе, позволил заполнить многие пробелы в изучении китайской и корейской эмиграции и её влияния на развитие Дальнего Востока России в исследуемый период. Сопоставление различных источников дало возможность выяснить достоверность освещения прессой миграционной ситуации на Дальнем Востоке, мер, принимаемых местной администрацией по отношению к китайским и корейским переселенцам, результатов деятельности китайских и корейских предпринимателей на дальневосточной окраине и др.

На страницах прессы отражено мнение российской общественности по вопросам привлечения в край китайских и корейских рабочих. Газетные и журнальные дискуссии 1870−1909 гг. были посвящены русской миграционной и таможенной политики России, «желтой» опасности на дальневосточной окраине. Ценность прессы как источника обусловлена ещё и тем, что с помощью других групп источников можно выяснить пропагандистскую редукцию или гиперболизацию значения происходящих событий. Это позволяет сделать вывод о позиции и политике конкретного органа печати и его издателя.

Значительный массив вторичных источников составили монографии и статьи отечественных и иностранных авторов, что при проверке ряда фактов с помощью других источников дало возможность оценить не только степень изученности темы, но и выявить в ней новые моменты.

Рассмотренные опубликованные и неопубликованные документы не исчерпывают всего комплекса источников для изучения китайского и корейского населения региона. Большинство их содержит исключительно ценную информацию демографического и социально-экономического характера. К сожалению, многие из имеющихся в нашем распоряжении статистических материалов неточны, фрагментарны, охватывают лишь отдельные районы, а по некоторым вопросам и вовсе не содержат необходимой информации. Поэтому изучение такого аспекта как структура занятости китайско-корейских эмигрантов в динамике затруднено.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые осуществлен подход к изучению масс китайцев и корейцев, проникавших и проживавших на территории дальневосточных областей России, как к эмигрантам, т. е. иностранным гражданам, а не как к «переселенцам», «поселенцам», «колонистам», «земледельцам» и т. п.

Рассмотрена деятельность государственных структур по осуществлению механизма пропуска китайских и корейских подданных через границу в Приамурский край. Детально освещены основные полномочия должностных лиц по оформлению необходимых документов для въезда, проживания и занятия трудовой деятельностью в соответствии с российским законодательством.

Впервые осуществлена попытка исследования государственной политики России по привлечению и регулированию деятельности китайских и корейских эмигрантов в интересах развития Дальневосточного региона, проанализирована эволюция законодательных мер местной администрации по регулированию миграционных потоков из Китая и Кореи на тихоокеанской окраине страны.

Впервые в научный оборот вводится широкий круг не публиковавшихся ранее архивных документов.

Практическая значимость исследования состоит в том, что опыт деятельности государственных органов власти по регулированию эмиграции из Китая и Кореи, отраженный в диссертации, может быть применен для дальнейшей разработки современных законодательных норм. Собранные в работе материал и аналитический инструментарий могут быть использованы при создании и оптимизации учебно-методических комплексов по различным дисциплинам: истории российско-китайских и российско-корейских отношений, истории эмиграции из Китая и Кореи, истории Приамурского края, региональному и отраслевому страноведениюобобщающих трудов по истории России, Китая, Кореи, международных отношений на Дальнем Востоке России.

Основные положения и выводы могут быть применены в качестве дополнительного источника при подготовке лекционного материала по специальным курсам на международных и восточных факультетах вузов, при комплексной разработке проблем истории китайской и корейской эмиграции в Дальневосточном регионе. В связи с заинтересованностью данной проблемой со стороны стран Азиатско-Тихоокеанского региона результаты исследования представляют значимость и в международном плане. Диссертация и научные статьи автора позволяют расширить отечественную историографию по китайской и корейской эмиграции и её влиянию на социально-экономическое развитие российского Дальнего Востока.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации отражены в публикациях, обсуждены на заседаниях секций и докладывались на региональных и международных конференциях. Результаты проведенных исследований были апробированы и опубликованы в материалах научных конференций: «Общество, человек, власть: перспективы взаимодействия». Хабаровск: ДВГУПС, 2005; «Государство, право, общество: современное состояние и проблемы развития». Хабаровск: ДВЮИ МВД РФ, 2005; «Обеспечение безопасности России в пограничном пространстве». Хабаровск: ХПИ ФСБ РФ, 2005; «Актуальные вопросы совершенствования военного образования и исследований по истории России». Хабаровск: ХПИ ФСБ РФ, 2006; в том числе 4 международных: «Культурно-экономическое сотрудничество стран СевероВосточной Азии». Хабаровск: ДВГУПС, 2005, 2006; «Гуманитарные науки в контексте международного сотрудничества». Владивосток: ДВГТУ, 2005; «Актуальные проблемы языков, истории, культуры и образования стран АТР». Владивосток: ДВГТУ, 2006; в сборниках научных трудов: Сборник научных статей адъюнктов и соискателей / под ред. Ю. Н. Ципкина. Хабаровск: ДВГТУ, 2006; Журнал «Научное обозрение». М., 2006. № 1. С. 131−134- Журнал «Дальневосточный форпост». Хабаровск, 2006. № 1. С. 39−44- Журнал «Россия и АТР», определенный перечнем ВАКа. Владивосток, 2006. № 4. С. 71−76. По результатам исследования опубликовано 12 работ.

Диссертация обсуждалась на заседании кафедры истории отечества, органов безопасности и зарубежных пограничных органов Хабаровского пограничного института Федеральной службы безопасности России.

СНОСКИ И ПРИМЕЧАНИЯ.

I Будишев А. Ф. Описание лесов части Приморской области // Сборник главнейших официальных документов по управлению Восточной Сибирью. — Иркутск, 1883. — T. V. — Вып. 1- Венюков М. И. Путешествие по Приамурью, Китаю и Японии. — Хабаровск, 1870.

Кафаров Петр Иванович (в монашестве Палладий) (1817−1878) — рос. китаевед, начальник Пекинской православной духовной миссии. Кафаров П. И. Этнографическая экспедиция в Южно-Уссурийский край // Известия ИРГО. — СПб., 1871. — T. VII. — Вып. 2- Палладий А. Уссурийские маньцзы // Известия ИРГО. — СПб., 1871. -№ 8. — С. 369−377.

3 Будишев А. Ф. Описание лесов части Приморской области. С. 23−29- Крестовский В. В. Посьет, Суйфун и Ольга. Очерки Южно-Уссурийского края // Крестовский B.B. Собр. соч. — СПб., 1900. — Т. 7. — С. 397−448- Нада-ров И.П. Северо-Уссурийский край // Записки ИРГО. — СПб., 1887. — Т. 17. — С. 1−166- Венюков М. И. Путешествие по Приамурью, Китаю и Японии.- Он же. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. — СПб., 1873.

4 Пржевальский Н. М. Инородческое население в южной части Приморской области // Известия ИРГО. — СПб., 1871. — T. V. — Вып. 2. — С. 185−201- Он же. Путешествие в Уссурийском крае. 1867−1869 гг. — СПб., 1870.

5 Пржевальский Н. М. Путешествие в Уссурийском крае. С. 115, 121.

6 Шренк Л. И. Об инородцах Амурского края. — СПб., 1883. — T. 1.

7 Бурачек Е. С. Воспоминания заамурского моряка. Жизнь во Владивостоке. 1861−1862 гг. До и после Владивостока // Бурачек В. В. — Владивосток, 1899. — С. 125.

8 Суванов A.B. К вопросу об увеличении русских рабочих в Приамурском крае // Приамурские ведомости. -1894. — № 4. — С. 1−11: Вильчинский Ф. Л. Рабочие силы промышленных предприятий Приморской области. -Владивосток, 1904; Тове Л. Л., Иванов Д. В. Отчет по статистико-экономическому и техническому исследованию золотопромышленности Амурско-Приморского района. — СПб., 1905. — Т. 2. — 4. 1- Комов А. Желтая раса и рабочий вопрос в Амурской золотопромышленности // Сибирские вопросы. — 1909. — № 32. — С. 7−17- Материалы по изучению рабочего вопроса в Приамурье. Вып. 1.

Введение

Приморская область. — СПб., 1911; Вып. 2. Рабочий рынок Приамурья в 1911 г. Амурская область. — СПб., 1912; Панов A.A. Движение рабочих на заработки в 1911 г. — СПб., 1911; Он же. Борьба за рабочий рынок в Приамурье // Вопросы колонизации. — СПб., 1912. -№ 11.-С. 242−282- и др.

9 Вагин В. И. Корейцы на Амуре // Сборник историко-статистических сведений о Сибири и сопредельных ей странах. — СПб., 1875. — T. 1. — Вып. 2. — С. 24,29.

10 Крестовский В. В. О положении и нуждах Южно-Уссурийского края. — СПб., 1881.

II Максимов А. Я. Наши задачи на Тихом океане. — СПб., 1894.

12 Скальковский К. А. Русская торговля на Тихом океане. — СПб., 1883. — С. 9, 119.

13 Буссе Ф. Ф. Переселение крестьян морем в Южно-Уссурийский край в 1883—1893 гг. — СПб., 1896. — С. 20−22.

14 Надаров И. П. Очерк современного состояния Северо-Уссурийского края. — Владивосток, 1884- Он же. Материалы к изучению Уссурийского края // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. — СПб., 1887. — Т. 5. — Вып. 26. — С. 91−150- Он же. Северо-Уссурийский край. С. 129−130.

15 Надаров И. П. Материалы к изучению Уссурийского края. С. 143−145.

16 Ритгих A.A. Переселенческое и крестьянское дело в Южно-Уссурийском крае. — СПб., 1899- Смирнов Е. Т. Приамурский край на Амурско-Приморской выставке 1899 г. в г.Хабаровске. — Хабаровск, 1899- Рагоза А. Краткий исторический очерк переселения корейцев в наши пределы // Военный сборник. — СПб., 1903. — № 6. -С. 206−222- Пуцилло М. П. Опыт русско-корейского словаря. — Хабаровск, 1874- Вебель Ф. Заметка о Приамурском крае // Военный сборник. — СПб., 1894. — № 3. — С. 159−184- Насекин H.A. Корейцы Приамурского края: Краткий исторический очерк переселения корейцев в Южно-Уссурийский край // Труды Приамурского отдела ИРГО. — Хабаровск, 1896. — С. 1−36.

17 Назаров А. Ю. Маньчжуры, дауры и китайцы Амурской области // Известия Восточно-Сибирского отдела ИРГО. — Иркутск, 1883. — Т. 14. -№ 1−2.

18 Матюнин Н. Г Записка о китайцах и маньчжурах, проживающих на левом берегу Амура // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. — СПб., 1894. — Вып. 58. — С. 33−39.

19 Кириллов A.B. Корейцы села Благословенного // Приамурские ведомости. — Хабаровск, 1895. — № 58. — Прил.

20 Арсеньев В. К. Китайцы в Уссурийском крае: очерк историко-этнографический // Записки Приамур. отд. ИРГО. — Хабаровск, 1914. — Т. X. — Вып. IОн же. Краткий военно-географический и военно-статистический обзор Уссурийского края. 1901;1911 гг. — Хабаровск, 1912; Унтербергер П. Ф. Приморская область, 18 561 898 гг. — СПб., 1900; Он же. Приамурский край, 1906;1910 гг. — СПб., 1912.

21 Амурская экспедиция состоялась 27 октября 1909 г. Ею руководил шталмейстер, Приамурский генерал-губернатор H.JI. Гондатги.-Авт.

2 Песоцкий В. Д. Корейский вопрос в Приамурье // Труды Амурской экспедиции. — Хабаровск, 1913. -Вып. XI. — С. 3−5.

23 Граве B.B. Китайцы, корейцы и японцы в Приамурье // Труды Амурской экспедиции. — СПб., 1912. -Вып. XI.

24 Шрейдер Д. И. Наш Дальний Восток. — СПб., 1897. — С. 378−379.

25 Гондатти H.JI. Движение китайцев в Россию принимает угрожающие размеры // Источник. — М., 1997. -№ 1.-С. 69−71.

26 Граве B.B. Указ. соч. С. 173−183.

27 Унтербергер П. Ф. Приморская область.- Он же. Приамурский край.- Он же. О Приамурском крае: сообщение в ИРГО. — СПб., 1914.

28 Унтербергер П. Ф. Приамурский край. С. 419.

29 Там же.

30 Кюнер H.B. Статистическо-географический и экономический очерк Кореи, ныне японского генерал-губернаторства Циосен // Известия Восточного Института. — Владивосток, 1912. — Т. 16−18. — Вып. 1. — Ч. 1.

31 Арсеньев В. К. Китайцы в Уссурийском крае. С. 196−197.

32 Унтербергер П. Ф. Приморская область.- Менгден О. Ф. Желтая опасность или иммиграция китайцев и её влияние на белую и желтую расы. — СПб., 1906; Меркулов С. Д. Порто-франко и колонизация Приамурского края русским населением. — Ч. I. — СПб., 1908; Он же. Вопросы колонизации Приамурского края. Ч. III. Желтый труд и меры борьбы с наплывом желтой расы в Приамурье. — Владивосток, 1911; Суботич Д. И. Задачи России на Дальнем Востоке. — Ревель, 1908; Комов А. О китайцах и корейцах в Приамурском крае // Сибирские вопросы. — 1909. — № 27. — С. 18−27- С. 12−19- Болховитинов JI.M. Желтый вопрос на русском Дальнем Востоке // Военный сборник. — 1910. — № 3. — С. 181−196- Панов A.A. Желтый вопрос на Дальнем Востоке // Сибирские вопросы. — 1909. — № 49−50. — С. 15−26- Он же. Желтый вопрос в Приамурье. Историко-статистические очерки // Вопросы колонизации. — 1910. — № 7. — С. 53−116- Он же. Желтый вопрос и меры борьбы с «желтым засильем» в Приамурье // Вопросы колонизации. — 1912. — № 11. — С. 171−184- Он же. Борьба за рабочий рынок в Приамурье.

33 Березовский A.A. Таможенное обложение и порто-франко в Приамурском крае. — Владивосток, 1907; Граве B.B. Указ. соч.- Левитов И. С. Желтая Россия. — СПб., 1901; Он же. Желтороссия как буферная колония. — СПб., 1905.

34 Подробный анализ данной дискуссии дан в статье В. И. Дятлова: Миграция китайцев и дискуссия о «желтой опасности» в дореволюционной России // Вестник Евразии. — М., 2000. — № 1 (8). — С. 63−90.

35 Болховитинов Л. М. Желтый вопрос на русском Дальнем Востоке // Военный сборник. — 1910. — № 2. — С. 161 174- Мацокин П. Г. Оценка данных производств в японских, китайских и европейских ремесленно-промышленных заведениях гор. Владивостока за 1910;1911 гг. // Вестник Азии. Харбин, 1911. — № 10. — С. 1−20- Меркулов С. Д. Вопросы колонизации Приамурского края. Ч. III.

36 Граве В. В. Указ. соч.- Ковалевский М. Порто-франко во Владивостоке // Вестник Европы. — СПб., 1909. -Т. 255. — С. 423−437- Панов А. Желтый вопрос в Приамурье.- Он же. Борьба за рабочий рынок в Приамурье.- Он же. Желтый вопрос и меры борьбы с «желтым засильем» в Приамурье.

37 Дербер П. Я., Шер М. Л. Очерки хозяйственной жизни Дальнего Востока. — М.-Л., 1927; Глуздовский В. К. Дальне-Восточная область. — Владивосток, 1925.

38 Архипов Н. Б. Дальневосточный край. — М.-Л., 1929. — С. 33,36.

39 Салтыков H. Территория и население Приморской губернии // Экономическая жизнь Приморья. -Владивосток, 1924. — № 6−7. — С. 43−64- Кремянский С. Национальный состав сельского населения Приморской губернии // Там же. — № 4. — С. 32−40- Аносов С. Д. Корейцы в Уссурийском крае. Хабаровск-Владивосток, 1928.

40 Ким Сын Хва. Очерки по истории советских корейцев. — Алма-Ата, 1965.

41 Галлямова Л. И. Формирование рабочего класса на Дальнем Востоке России (1860−1917 гг.). Дис.. канд. ист. наук. — Владивосток, 1980.

42 Кабузан В. М. Как заселялся Дальний Восток (вторая половина XVII-начало XX века). — Хабаровск, 1976; Он же. Дальневосточный край в XVII-начале XX вв. (1640−1917). — М., 1985.

43 Соловьев Ф. В. Китайское отходничество на Дальнем Востоке России в эпоху капитализма (1861−1917 гг.). -М., 1989; Петров А. И. Корейцы на русском Дальнем Востоке в эпоху российского капитализма (1861-февраль 1917 г.): Автореф.. канд. ист. наук. — Владивосток, 1988; Он же. Корейская эмиграция на русский Дальний Восток и позиция цинското Китая (1864−1884 гг.) // Общество и государство в Китае. — М., 1988. — Ч. 2. — С. 199 204- Рыбаковский Л. Л. Население Дальнего Востока за 150 лет. — М., 1990. — С. 25−26.

44 История Северо-Восточного Китая XV11-XX вв. — Владивосток, 1987. — Кн. 1- История Кореи. — М., 1974. -Т. 1- Алексеев А. И., Морозов Б. Н. Освоение русского Дальнего Востока (конец XIX в.—1917 г.). — М., 1989; Нарочницкий АЛ. Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке. 1860−1895. — М., 1956. Алексеев А. И. Освоение русскими людьми Дальнего Востока и русской Америки до конца XIX в. — М., 1982.

45 История Дальнего Востока СССР в эпоху феодализма и капитализма (XVII в.-февраль 1917 г.). — М., 1990.

46 Сутурин А. Дело краевого масштаба. — Хабаровск, 1991; Пак Б. Д. Корейцы в Российской империи. -Иркутск, 1994.

47 Апепко A.B. Влияние корейской и китайской миграции на развитие русского дальнего Востока в конце XlX-начале XX вв. // Миграционные процессы в Восточной Азии. — Владивосток, 1994. С. 101−103- Осипов Ю. Н., Сычевский Е. П. Применение наёмного труда китайцев и корейцев в сельском хозяйстве Дальнего Востока // Там же. — С. 109−110.

48 Пак Б. Д. Корейцы в Российской империи.- Дубинина Н. И. Приамурский генерал-губернатор НЛ.Гондатти. — Хабаровск, 1997; Нам С. Г. Российские корейцы: История и культура (1860−1925 гг.). — М., 1998; Галлямова Л. И. Дальневосточные рабочие России во второй половине XIX-начале XX вв. — Владивосток, 2000.

49 Дацышен В. Г. Проблема зазейских маньчжур во второй половине XIX в. // Исторический опыт открытия, заселения и освоения Приамурья и Приморья в XV1I-XX вв. — Владивосток 1993. — С. 88−90- Он же. Китайцы-земледельцы в Приморье во второй половине XIX в. // VII Арсеньевские чтения. — Уссурийск, 1994. — С. 61−64- Он же. Проблемы китайского труда в золотопромышленности России во второй половине XIX в. // Россия и Восток: Взгляд из Сибири в конце столетия. — Иркутск, 2000. — Т. II. — С. 170−174- Алепко A.B. Экономическая деятельность китайцев в дальневосточном регионе России в XIX-начале XX вв. // Проблемы Дальнего Востока. — М., 2002. — № 4. — С. 135−144- Он же. О роли иностранного предпринимательства в хозяйственном освоении русского Дальнего Востока во второй половине XIX-нач. XX в. // Гродековские чтения. — Хабаровск, 1996. -Ч. 1. — С. 24−26- Он же. Труд китайских рабочих в освоении Приамурья в 1906;1914 гг. // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. — Благовещенск, 2001. — Т. 2. — С. 30−36- Ромас A.A. Импорт рабочей силы на русский Дальний Восток (60-гг. XIX B.-1913 г.) // Записки Амурского областного краеведческого музея и общества краеведов. — Благовещенск, 1999. — Вып. 9. — С. 51−53- Зиновьев В. П. Китайские и корейские рабочие на горных промыслах Сибири и дальнего Востока в конце XIX-начале XX в. // Вопросы экономической истории России XVIII—XX вв. — Томск, 1996. — С. 79−100- Разумов О. Н. Из истории взаимоотношений российского и иностранного акционерного капитала в сибирской золотопромышленности в начале XX в. // Предприниматели и предпринимательство в Сибири (XVIII-начало XX вв.). — Барнаул, 1995. — С. 138−153- Хроленок С. Ф. Иммиграция рабочих на золотые прииски в дооктябрьский период // Хозяйственное освоение Сибири в XIX-начале XX вв. — Иркутск, 1991. — С. 66−77- Он же. Китайские и корейские отходники на золотых приисках русского Дальнего Востока (конец Х1Х-начало XX вв.) // Восток. — М., 1995. — № 6. — С. 70−81- Ларин В. Л. Синдром «желтой опасности» в дальневосточной политике России в начале и конце XX в. // Известия РГИА ДВ. — Владивосток, 1996. — Т. 1. — С. 34−52- Ларин А. Г. Желтый вопрос // Родина. — 1999. — № 1. — С. 66−71- Анисимов А. Л. Особенности китайской, корейской, японской и русской колонизации российского Дальнего Востока в середине XIX в. // Российское Приамурье: история и современность. — Хабаровск, 1999. — С. 79−86.

50 Мандрик A.T. История рыбной промышленности российского Дальнего Востока (50-е годы XVII в.-20-е годы XX в.). — Владивосток, 1994.

51 Петров А. И. Когда же началась корейская иммиграция в Россию? // Россия и ATP. — Владивосток, 2000. -№ 2. — С. 93−104- Он же. Корейская иммиграция на Дальний Восток России в 1860—1917 гг. // Вестник ДВО РАН. — Владивосток, 1998. — № 5. — С. 3−17- Он же. Корейцы на русском Дальнем Востоке в эпоху российского капитализма (1861-февраль 1917 гг.).- Он же. Корейцы-переселенцы: их история в русской историографии до 1917 г. // Россия и АТР. — Владивосток, 1996. — № 4. — С. 97−102- Он же. Международно-правовое положение корейцев на Дальнем Востоке России: 1860−1897 гг. // Таможенная политика России на Дальнем Востоке. -Владивосток, 2000. — № 1. — С. 92−111- Он же. Корейская диаспора на Дальнем Востоке России, 60−90-е гг. XIX века. — Владивосток, 2000.

52 Петров А. И. Формирование корейского населения и его хозяйственная деятельность на территории русского Дальнего Востока, 1864-февраль 1917 г. — Владивосток, 1987. — С. 30,32.

53 Волохова A.A. Китайская и корейская иммиграция на российский Дальний Восток в конце XIX-начале XX вв. // Проблемы Дальнего Востока. — М., 1996. — № 6. — С. 105−114- Она же. Попытки принятия закона о регулировании китайской и корейской иммиграции на русский Дальний Восток в начале XX в. // Общество и государство в Китае. — М., 1995. — С. 81 -84.

34 Сорокина Т. Н. Хозяйственная деятельность китайских подданных на Дальнем Востоке России и политика администрации Приамурского края (конец XIX-начало XX вв.). — Омск, 1999. — С. 162.

55 Сорокина Т. Н. Отношение администрации Приамурского края к китайскому отходничеству в конце XIX-начале XX в. (по материалам отчета Н.И.Гродекова) // Научная конференция памяти Н. М. Ядринцева. — Омск, 1992. — С. 35−38- Она же. Китайские подданные в Амурской области в конце XIX в. // Исторический опыт открытия, заселения и освоения Приамурья и Приморья в XVII—XX вв. — Владивосток, 1993. — С. 85−87- Она же. Отношение русской администрации к китайским подданным на Дальнем Востоке в конце 70-начале 80-х годов XIX в. // Проблемы историографии, источниковедения и исторического краеведения в вузовском курсе отечественной истории. — Омск, 1993. — С. 77−81- Она же. Отношение администрации Приамурского края к китайским обществам взаимного вспомоществования в дальневосточных городах России в начале XX в. // Таре 400 лет. — Омск, 1994. — Ч. 1. — С. 116−119- Она же. Отношение администрации Приамурского края к китайскому общественному управлению на русском Дальнем Востоке в конце XIX в. // Проблемы социально-экономического развития и общественной жизни России (XIX-начало XX вв.). — Омск, 1994. — С. 48−60- Она же. Почему в начале XX в. так и не был принят иммиграционный закон для дальневосточных областей? // Мост через Амур. Внешние миграции и мигранты в Сибири и на Дальнем Востоке. — М.-Иркутск, 2004. — С. 172−181.

56 Сухачева Г. А. Китайские тайные общества во Владивостоке в конце Х1Х-начале XX в. // Китай. Китайская цивилизация и мир: история, современность, перспективы. — М., 1993. — Ч. 2. — С. 176−180- Она же. Причины увеличения миграции китайцев на русский Дальний Восток в конце XIX начале-ХХ в. // Миграционные процессы в Восточной Азии. — Владивосток, 1994. — С. 105−107- Она же. Обитатели «Миллионки» и другие // Россия и АТР. — Владивосток, 1994. — № 1. — С. 62−70- Дацышен В. Г. Проблема зазейских маньчжур во второй половине XIX в. С. 88−90- Галлямова Л. И. Китайское предпринимательство в Приморье // КНР 50 лет: История и современность. — Владивосток, 1999. — С. 107−110- Петров А. И. Некоторые стороны деятельности Китайского общества взаимного вспомоществования в Приамурском крае: 1907;1917 гг. // Российское Приамурье: история и современность. — Хабаровск, 1999. — С. 103−106- Нестерова Е. И. Деятельность китайских торговых обществ на Дальнем Востоке России в начале XX в. // Исторический опыт освоения Дальнего Востока. — Благовещенск, 2000. — Вып. 4. — С. 139−140.

57 Волохова A.A. Попытки принятия закона о регулирования китайской и корейской иммиграции. С. 81−84- Она же. Китайская и корейская иммиграция на российский Дальний Восток. С. 105−114- Осипов Ю. Н., Дацышен В. Г. Китайская эмиграция в Приморье и отношение к ней российских властей в конце XIX в. // Миграционные процессы в Восточной Азии. — Владивосток, 1994. — С. 107−108- Ларин В. Л. Синдром «желтой опасности» в дальневосточной политике России. С. 34−52. Нестерова Е. И. Управление китайским населением в Приамурском генерал-губернаторстве (1884−1897 гг.) // Вестник ДВО РАН. — Владивосток, 2000. — № 2. -С. 40−50- Она же. Система управления иммигрантами на Дальнем Востоке (1860−1884 гг.) // Россия и АТР. -Владивосток, 2000. — № 2. — С. 58−67.

58 Алепко A.B. Документы архивов России о деятельности иностранных предпринимателей на русском Дальнем Востоке во второй половине XIX-начале XX в. // Архивы Дальнего Востока России на пути в новое тысячелетие. — Владивосток, 1998. — С. 225−228- Позняк Т. З. Источники по истории формирования и деятельности иностранного населения на юге Дальнего Востока (1860−1917 гг.) // Известия РГИА ДВ. -Владивосток, 2000. — Т. V. — С. 83−84- Сорокина Т. Н. Труды Амурской экспедиции как исторический источник по изучению положения китайских подданных в Приамурье в конце XIX-начале XX в. // Проблемы историографии, источниковедения и исторического краеведения в вузовском курсе отечественной истории. -Омск, 1997. — С. 100−103- Петров А. М. КорейцьГ-переселенцы: их история в русской историографии до 1917 года. 97−102- Торопов A.A. К вопросу о миграции корейского населения на Дальний Восток России (18 931 916 гг.) // Известия РГИА ДВ. — Владивосток, 1996. — Т. 1. — С. 101−110- Дятлов В. И. Миграция китайцев и дискуссия о «желтой опасности» в дореволюционной России. С. 63−90.

59 Сухачева Г. А. Обитатели «Миллионки» и другие. С. 62−70- Она же. Хунхузы в России. Отечественная историография последней трети XIX в. о проблемах хунхузничества на русском Дальнем Востоке // Россия и АТР. — Владивосток, 1996. — № 4. — С. 90−96- Дацышен В. Г. Русско-китайская война. Маньчжурия 1900 г.- Синиченко B.B. Правонарушения иностранцев на востоке Российской империи во второй половине Х1Х-начале XX вв. — Иркутск, 2003; Кондратенко P.B. Манзовская война. Дальний Восток. 1868 г. — СПб., 2004.

60 Алепко A.B. Китайцы в амурской тайге. С. 79−86- Дацышен В. Г. Из истории контрабанды спиртных напитков на Дальнем Востоке // Вопросы истории Дальнего Востока. — Хабаровск, 2001. — Вып. 3 (8). — Ч. 1. -С. 15−20- Он же. Проблемы российско-китайской торговли в конце XIX в. // Научный ежегодник КГПУ. -Красноярск, 2002. — Вып. 3. — Т. II. — С. 246−254- Сорокина Т. Н. Хозяйственная деятельность китайских подданных на Дальнем Востоке России и политика администрации Приамурского края (конец XIX-начало XX вв.). — Омск, 1999.

61 Алепко A.B. Иностранный капитал на Дальнем Востоке России и его влияние на развитие края (18 601 917 гг.): Дис.. канд. ист. наук. — Хабаровск, 1998; Он же. Зарубежный капитал и предпринимательство на Дальнем Востоке России (конец XVIII—1917 г.). — Хабаровск, 2001; Троицкая H.A. Тоска о порто-франко. Из истории таможенной политики на русском Дальнем Востоке // Россия и АТР. — Владивосток, 1995. — № 4. -С. 48−53- Она же. Иностранцы как источник формирования буржуазии на русском Дальнем Востоке во второй половине XIX-начале XX в. // Исторический опыт открытия, заселения и освоения Приамурья и Приморья в.

XVIII-XX в. — Владивосток, 1993. — Кн. 1. — С. 82−84- Молчанова Е. Г. О влиянии иностранного торгового капитала на развитие российского Дальнего Востока (вторая половина XIX в.) // Там же. — С. 92−25- Ладисов Г. Ю. Иностранное предпринимательство на территории Приамурья во второй половине XIX-начале XX в.: Дис. .канд. ист. наук. — Благовещенск, 1998. — С. 71.

62 Алепко A.B. Государственная политика и международные экономические отношения на Дальнем Востоке России (конец XVIII в.—1917 г.). — Хабаровск, 2006; Он же. Зарубежный капитал и предпринимательство на Дальнем Востоке России.- Он же. Влияние китайской диаспоры русского Дальнего Востока на развитие края в конце XIX-начале XX вв. // Диаспоры в историческом времени и пространстве. — Иркутск, 1994. — С. 75−78- Он же. Влияние корейской и китайской миграции на развитие русского Дальнего Востока. С. 101−103- Он же. Дальневосточное приграничье Российской империи в XIX-начале XX вв.: Пограничные договоры России с Китаем, Японией и США // Экономика. Право. История. Школа Хабаровского края. — Хабаровск, 2004. — № 1. -С. 9−17 и др.

63 Нестерова Е. И. Китайская иммиграция: Российской империи и США (вторая половина XIX-начало XX вв.) // Россия и АТР. — Владивосток, 2001. — № 3. — С. 111−118- Она же. Китайцы в Приморье: некоторые аспекты социальной адаптации (конец XIX-начапо XX в.) // Адаптация этнических мигрантов в Приморье в XX в. -Владивосток, 2000. — С. 69−82- Она же. Проблемы взаимодействия русского, корейского и китайского колонизационных потоков в условиях Приамурья (вторая половина XIX в.) // Российское Приамурье: история и современность. — Хабаровск, 1999. — С. 87−93- Она же. Управление китайским населением в Приамурском генерал-губернаторстве (1884−1897 гг.) // Вестник ДВО РАН. — Владивосток, 2000. — № 2. — С. 40−50- Она же. Система управления иммигрантами на Дальнем Востоке (1860−1884 гг.) // Россия и АТР. — Владивосток, 2000. -№ 2. — С. 58−67- Она же. Русская администрация и китайские мигранты на юге Дальнего Востока (вторая половина XIX-начапо XX вв.). — Владивосток, 2004.

64 Позняк T.3. Иностранные подданные в городах Дальнего Востока России (вторая половина XIX-начале XX вв.). — Владивосток, 2004; Она же. Иностранцы в Николаевске во второй половине XIX в. // Вопросы археологии, истории и этнологии Дальнего Востока. — Владивосток, 1997. — С. 98−107- Она же. Аккультурация китайских и корейских иммигрантов и отношение российского общества и власти // Мост через Амур. Внешние миграции и мигранты в Сибири и на Дальнем Востоке. — М.-Иркутск, 2004. — С. 141−152- Она же. Источники по истории формирования и деятельности иностранного населения на юге Дальнего Востока (1860−1917гг.) // Известия РГИАДВ. — Владивосток, 2000. — T.V. — С. 83−84- Она же. Переход иностранцев в российское подданство: правовые аспекты и ситуация в дальневосточном регионе (1860−1917) // Исторический опыт освоения Дальнего Востока. — Благовещенск, 2001. — Вып. IV. — С. 185−192.

65 Ларин А. Г. Китайцы в России. — М., 2000; Он же. Китайцы в России вчера и сегодня. — М., 2003; Ларин В. Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях (80-е годы ХХ-начало XXI в.). — M., 2005; Петров А. И. История китайцев в России, 1856−1917 годы. — СПб., 2003; Тимофеев O.A. Российско-китайские отношения в Приамурье (середина XIX-начало XX вв.). — Благовещенск, 2003.

66 Кузин А. Т. Дальневосточные корейцы: жизнь и трагедия судьбы. — Южно-Сахалинск, 1993; Нам С. Г. Российские корейцы: история и культура.- Пак Б. Д. Корейцы в Российской империи.- Петров А. И. Корейская иммиграция на Дальний Восток России в 1860—1917 гг. // Вестник ДВО РАН. — Владивосток, 1998. -№ 5. — С. 3−17- Он же. Международно-правовое положение корейцев на Дальнем Востоке России: 1860−1897 гг. // Таможенная политика России на Дальнем Востоке. — Владивосток, 2000. — № 1. — С. 92−111- Он же. Корейская диаспора на Дальнем Востоке России 60−90-е годы XIX века. — Владивосток, 2000; Корейская диаспора в России. 1897- 1917 гг. — Владивосток, 2001; Соловьева Н. А. Корейцы в России // Россия и АТР. — Владивосток, 1993.-№ 2.-С. 100−107.

67 Анисимов АЛ. Особенности китайской, корейской, японской и русской колонизации российского Дальнего Востока. С. 79−86- Нестерова Е. И. Проблемы взаимодействия русского, корейского и китайского колонизационных потоков в условиях Приамурья (вторая половина XIX в.) // Российское Приамурье: история и современность. — Хабаровск, 1999. — С. 87−93.

68 Нестерова Е. И. Китайцы в Приморье: некоторые аспекты социальной адаптации (конец XIX-начало XX в.) // Адаптация этнических мигрантов в Приморье в XX в. — Владивосток, 2000. — С. 69−82- Петров А. И. Адаптационные проблемы корейской диаспоры // Там же. — С. 36−55- Романова T. H. Экономическая деятельность китайцев на российском Дальнем Востоке: торговля, предпринимательство, занятость (конец XIX—XX вв.) // Там же. — С. 83−101- Сагитова И. О. Этнокультурная и социально-экономическая адаптация корейской диаспоры на территории Приморского края в дореволюционный период // Там же. — С. 55−68.

69 Stephan J. Sachalin. A History. — Oxford, 1971.

70 Stephan J. John. The Russian Far Eastern. A History. — Stanford, 1994.

71 Forsyth J. A. History of the peoples of Siberia. Russias North Asian colony 1581−1990. — Cambridge, 1992; Khismatdinov A.A. The Russian Far East: Historical Essays. — Honolulu, 1993; Rediscovering Russiain Asia. Siberia and the Russian Far East. Ed. By S. Kotkin and D. Wolff. — London, 1995. The History of Siberia: From Russia conquest to revolution Ed. by Wood. — London, 1991; Ю Xe Джон. Европейский город в Азии // Россия и АТР. -2000. -№ 1.-С. 44−58.

72 Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. А. М. Прохоров. — M., 1998. — С. 727- Словарь иностранных слов / Отв. ред. В. В. Бурцева, Н. М. Семенова. — M., 2003. — С. 416.

73 Словарь иностранных слов. — M., 2003. — С. 253,789.

74 Словарь иностранных слов. — М., 2003. — С. 789.

75 Желтая миграция — переселение китайцев и корейцев в Дальневосточный регион.

76 Заметим, что термин «желтое население», свободно употреблявшийся в то время и в литературе, и в деловой переписке, сам по себе не имел никакой расисткой окраски, а обозначал людей одной из рас. В данном исследовании под ним понимаются китайцы и корейцы, находившиеся на российском Дальнем Востоке.-Авт.

77 Азиатские подданные — граждане Китая и Кореи.-Авт.

78 Диаспора — определенная часть населения данной страны, состоящая из мигрантов и (или) их потомков, объединенных общим родным языком и принадлежащих к одной национальности и культуре. Главными характерными внешними чертами той или иной диаспоры являются, во-первых, стремление к компактности проживания, во-вторых, наличие определенных органов самоуправления того или иного уровня, в-третьих, проведение в жизнь определенных единых целей и задач по обеспечению своей жизнедеятельности.-Авт.

79 Манза (маньцза — у архимандрита Палладия, манцзы — у В. К. Арсеньева, К. А. Скальковского, мандза — у.

A.В.Алепко, «пао-туй-цзы», «пао-туй-рди» — так называли себя манзы, т. е. пешеходами, бродягами и бегунами).

— букв, в переводе с китайского — беглый, бродяга, выходец, вольный человек. (См.: Холодов Н. Уссурийский край. — СПб., 1908. — С. 34). В отчете генерал-губернатора Восточной Сибири за 1862 г. указывалось, что манзы.

— это китайцы, «сосланные сюда на поселение из разных провинций Китая», которым было воспрещено брать с собой жен или на местах «жениться на туземках» (См.: Кабузан В. М. Как заселялся Дальний Восток. С. 45). Д. И. Шрейдер под словом «манзы» понимал «выходцев из Маньчжурии и Монголии, представляющих собой главный контингент инородного населения в крае (Приморском — С.Т.)» (См.: Шрейдер Д. И. Наш Дальний Восток. С. 12.). По свидетельству архимандрита Палладия «маньцзами называли в презрительном смысле всех жителей южного Китая- .в крае (дальневосточном — С.Т.) называли этим именем всех вообще китайцев, живших на русской территории в пределах Уссурийского края» (См.: Палладий А. Уссурийские маньцзы. С. 370.). В. К. Арсеньев давал следующее определение манцзам (в переводе с китайского означало «полный или свободный сын»), «Это преступники, которые спасались от наказаний и бежали из своего государства или такие, которые не хотели подчиняться законам империи и желали жить в полнейшей свободе, на воле» (См.: Арсеньев В. К. Китайцы в Уссурийском крае.С. 48.). В. Г. Дацышен под «манзами» подразумевал «временных китайских промысловиков-бродяг» (См.: Дацышен В. Г. Русско-Китайская война. Маньчжурия 1900 г. С. 23, 25.). Это название пришлого населения, которое закрепилось за китайцами у русских поселенцев в Приморской области. Более полное понятие данному слову дал А. В. Алепко. Под ним он понимал самостоятельных китайских переселенцев, бежавших из Китая в дикую уссурийскую тайгу. Они составляли отверженцев цивилизационного китайского общества (См.: Алепко A.B. Зарубежный капитал и предпринимательство на Дальнем Востоке России. С. 83, 111).

80 Зазейские маньчжуры — китайские подданные, проживавшие в т.н. «зазейском» районе (на левом берегу р. Амур, т. е. от р. Зеи на юг до дер. Хормолдзинь).-Авт.

1 Хунхузы — разбойники.-Авт.

82 Желтая опасность — проблема, связанная с постоянно увеличивавшимся поток мигрантов из Китая и Кореи, вытеснявший «российский труд в крае». -Авт.

83 Манзовская война — борьба с выходцами из Китая — мань цзами, разбойниками и просто бродягами, издавна привыкшими беспрепятственно добывать золото, пушнину, женьшень, грабить местные племена, а также скрываться от правосудия на землях Приморья. Серьезные стычки продолжались чуть более двух месяцев, в апреле-июне 1868 г., и закончились полным поражением манзовских отрядов (См.: Кондратенко Р. В. Манзовская война. С. 3−4- Пржевальский H.M. Путешествия в Уссурийском крае. С. 91, 136- Крестовский.

B.В. Посьет, Суйфун и Ольга. С. 342−346- Рагоза А. Краткий очерк занятия Амурского края и развития боевых сил Приамурского военного округа. — Хабаровск, 1891. — С. 119−125- Матвеев Н. П. Краткий исторический очерк г. Владивостока. 1860−1910. — Владивосток, 1990. — С. 51−52).

84 Желтый труд — деятельность китайцев и корейцев в Приамурском крае.-Авт.

85 Приамурский край отождествлялось с административно-территориальной единицей России — Приамурское генерал-губернаторство. Сужение географических рамок диктуется тем, что в рассматриваемый период китайцы и корейцы на российском Дальнем Востоке практически нигде, кроме дальневосточных областей, не проживали.-Авт.

86 Приамурье. Факты, цифры, наблюдения. Приложение к отчету общеземской организации за 1908 г. -М&bdquo- 1909.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Миграционная обстановка на Дальнем Востоке России в начале XX в. — одна из недостаточно изученных страниц отечественной истории. Особый интерес к этой теме на сегодняшний день связан не только с научными аспектами, но и с событиями, которые происходят на современном этапе развития нашего общества. Постоянные преобразования в российской политике, её стремление к развитию международных связей выдвинули на первый план проблему выработки эффективного механизма межгосударственного взаимодействия, в том числе и в сфере регулирования миграционных отношений. Для развития Дальневосточного региона это особенно актуально, так как здесь нашим партнёром выступает развивающийся быстрыми темпами многонаселённый Китай, с которым Россия имеет достаточно протяженную общую границу. Проблема регулирования потока эмигрантов из Китая в Дальневосточный регион России отличается тем, что между прошлым и настоящим прослеживается целый ряд характерных признаков, изучение которых позволяет глубже понять сегодняшнюю ситуацию.

Слабая заселенность российского Дальнего Востока русским населением, переезд дальневосточников в западные районы страны вызывают сегодня необходимость в привлечении иностранной рабочей силы из соседних многонаселенных Китая и Кореи. Однако в настоящее время этот процесс слабо регулируется местными органами управления региона и соседними странами. Происходит незаметное заселение российского Дальнего Востока эмигрантами из Китая, которое может привести к постепенному отторжению Дальнего Востока от России. Подобные явления наблюдались в Дальневосточном регионе и в дореволюционный период. В связи с этим изучение данной проблемы является актуальным.

Необходимость управления отдаленными и малонаселенными территориями Дальнего Востока ставила перед российской властью трудноразрешимую задачу. На начальном этапе освоения Приамурского края (60−70-е гг. XIX в.) массовое переселение российских граждан в дальневосточные районы было затруднено из-за существовавшего в стране крепостного права. Разработанные в 1858 г. льготы, которые предусматривали освобождение крестьян, пожелавших переселиться на Дальний Восток, от крепостной зависимости, не были реализованы. Следовательно, первоначально притоку китайских и корейских эмигрантов благоприятствовало отсутствие необходимого количества людских ресурсов, требовавшихся российскому правительству для заселения региона.

Второй наиболее важной причиной являлось географическое положение Дальневосточного региона, его близость к Китаю и Корее. Эмиграция китайцев и корейцев на российскую территорию значительно облегчалась благодаря существованию общей сухопутной границы, к тому же недостаточно охраняемой. Дальний Восток России давал уникальные возможности для занятия хозяйственной деятельностью. Поэтому экономической основой китайско-корейской эмиграции служила политика российского правительства, направленная на скорейшее заселение, освоение и развитие региона. Значительные государственные ассигнования в строительство военных и гражданских объектов, в развитие транспортной инфраструктуры требовали привлечения большого объема трудовых ресурсов.

Законодательной основой регулирования миграционного потока китайцев и корейцев в крае являлись «Правила для поселения русских и иностранцев в Амурской и Приморской областях, Восточной Сибири» от 27 апреля 1861 г. Регион представлял собой также перспективный рынок сбыта в условиях слабой конкуренции со стороны русских предпринимателей. Доставка ими товаров из европейской части России была затруднена из-за дальности и трудности пути, высокой стоимости накладных расходов.

Причиной корейской эмиграции на российскую территорию являлось тяжелое социально-экономическое положение трудового населения Кореи. Оно страдало от частых неурожаев, хронических эпидемий и голода, непосильных налогов и сборов, постоянного психологического давления со стороны властей. Притягивавшим фактором явились российские законы, создавшие для корейских эмигрантов в регионе благоприятные условия для занятия хозяйственной деятельностью на территории Приамурского края. Поэтому, несмотря на строгие запреты со стороны корейских властей, жители Кореи в поисках свободных земель и средств к существованию мигрировали на российскую территорию.

После русско-японской войны большое воздействие на корейскую эмиграцию оказала аннексия Японией Кореи. Первоначально политика японцев заключалась в вытеснении корейского населения на российский Дальний Восток. С 1912 г. отношение японских властей к корейцам изменилось, теперь оно было направлено на «ояпонивание» всех подданных Кореи, что создавало предпосылки для усиления японского влияния в Приамурском крае. Таким образом, миграционную активность китайцев и корейцев стимулировали, с одной стороны, негативные социально-экономические условия, сложившиеся в Китае и Корее, и с другой — лучшие условия жизни, которые предоставлял им российский Дальний Восток.

Большинство китайских и корейских эмигрантов проживало в южной части Приморской области. При этом и миграционный поток из Китая и Кореи то усиливался, то ослабевал в зависимости от экономической и политической ситуации на родине и отношения российских властей. Поэтому динамика роста и характер размещения китайского и корейского населения в крае существенно изменялись.

В динамике миграции можно выделить пять основных этапов. Первый этап (1860−1870 гг.) — начало азиатской эмиграции. Так, по условиям Айгуньского (1858) и Пекинского (1860) договоров на российской территории остались 10,5 тыс. подданных Китая. Они проживали в 44 населенных пунктах, расположенных от р. Зеи до дер. Хормолдзин в Амурской области, и пользовались правом экстерриториальности. Кроме того, около 2−3 тыс. китайцев находились в районе притоков р. Уссури или в тайге. В то же время в связи с практически открытой, неохраняемой границей нелегальные эмигранты свободно проникали в Приамурский край.

Корейская эмиграция до 1869 г. она была относительно малочисленной. Переселенцы из Кореи получали от российских властей земельные участки, на которых занимались земледелием. В этот период китайские и корейские эмигранты проживали в основном вне российских населенных пунктов.

На втором этапе (конец 1870-начало 1890-х гг.) наблюдался постепенный рост численности китайцев и корейцев, особенно в дальневосточных городах. В это время администрация Приамурского края стала нанимать китайских рабочих из Чжилийской и Шаньдунской провинций, что было связано с расширением строительства и резким увеличением спроса на тяжелый физический труд.

В Приморской и Амурской областях наблюдался многотысячный поток китайских рабочих на золотые прииски. Корейская эмиграция, носившая в этот период массовый характер, оставалась в основном земледельческой. Однако с отменой в Корее в 1882 г. карательных законов в отношении эмиграции её характер начал меняться. В Дальневосточный регион стали прибывать сезонные рабочие из Кореи.

На третьем этапе (1890−1905 гг.) наблюдался резкий скачок численности китайских и корейских эмигрантов. Поэтому азиатское присутствие в Приамурском крае было достаточно многочисленным. Возросшая колонизационная активность была связана с общим подъемом экономической жизни в регионе, началом железнодорожного строительства, потребовавшего большого числа рабочих и материальных ресурсов, ростом казенного и частного строительства в городах, увеличением грузопотока через порты, а следовательно, расширением рынка труда и рынка сбыта товаров.

В период русско-японской войны, нарушившей обычный образ жизни региона и его хозяйственное освоение, роста волны китайской и корейской эмиграции в крае фактически не наблюдалось. Напротив, в 1904;1905 гг. произошел значительный отток китайских эмигрантов.

На следующем, четвертом этапе (1906;1914 гг.) поток китайских и корейских эмигрантов достиг значительных масштабов. Китайцы и корейцы заполнили дешевой рабочей силой предприятия крупных населенных пунктов и прииски Приамурского края. Одной из попыток российских властей ограничить эту эмиграцию было принятие закона «О некоторых ограничениях найма китайцев и корейцев в Приамурском генерал-губернаторстве и Забайкальской области Иркутского генерал-губернаторства на государственные предприятия» от 21 июня 1910 г. Однако эта мера не привела к решению возникшей проблемы. Тем не менее, масштабы азиатской миграции на Дальний Восток России несколько снизились.

Последний — пятый этап — (1914;1917 гг.) связан с первой мировой войной. Массовые призывы российского населения в армию увеличило потребность многих предприятий края в рабочих. Поэтому действие закона, ограничившего применение «желтого» труда, было приостановлено, что способствовало росту численности китайских и корейских подданных в регионе. В этот период азиатские эмигранты продолжали оставаться весомой составной частью населения Дальнего Востока России.

В Дальневосточном регионе положение китайских и корейских подданных в целом определялось действием общероссийского законодательства. В то же время договоры, заключенные между Россией и Китаем, недостаточно четко определяли права и обязанности китайцев на российской территории. С Кореей международные отношения были установлены только в 80-х гг. XIX в. При заключении российско-корейских договоров распространялась билетная система на категорию корейских эмигрантов, вводилась практика подчинения китайцев и корейцев российскому судопроизводству и пр.

Первоначально в условиях малочисленности русского населения и необходимости хозяйственного освоения местные власти стимулировали азиатский миграционный поток в регион. Они руководствовались правилами «Для поселения русских и иностранцев в Амурской и Приморской областях Восточной Сибири» (1861) и указами 1858−1862 гг., установившими правила торговли в Приамурье. Центральная и региональная власть стремилась создать такую законодательную базу, которая была бы направлена на создание более либеральных законов, способствовавших притоку населения из Китая и Кореи в край.

В середине 80-х гг. XIX в. в иммиграционной политике российских властей наблюдался переход от поощрения китайской и корейской эмиграции к её ограничению.

Введение

ограничительных мер происходило постепенно, но дело никогда не доходило до полного запрета эмиграции. Региональные власти осознавали, что китайское и корейское присутствие необходимо, но его надо сдерживать и контролировать. Нерегулируемая миграция в конечном счете могла привести к чрезмерному усилению китайского и корейского влияния и создать условия для отторжения региона от России.

В русле иммиграционной политики в 80-е гг. XIX в. были введены правила «О порядке выдачи китайским и корейским подданным русских билетов», заключен российско-корейский договор, подписан указ «О необходимости переселения китайцев и корейцев из приграничных районов». В мае 1888 г. принят закон, предоставивший право приамурскому генерал-губернатору разрешать иностранный каботаж, принимать китайцев и корейцев в российское подданство на льготных условиях, вводить для них дополнительный сбор при выдаче русских видов на жительство. С 1892 г. китайцам и корейцам было запрещено приобретать землю в собственность. В 1901 г. последовала отмена режима порто-франко. Однако отрицательные последствия введенных норм и начавшиеся в 1904 г. военные действия с Японией заставили российское правительство вернуться к нему вновь.

Отклонение от общего направления иммиграционной политики происходило только в годы войн или региональных конфликтов: во время «манзовской войны» (1868), военного конфликта на Амуре (1900) и русско-японской войны (1904;1905). В эти периоды отношение к китайским и корейским переселенцам становилось резко негативным, вводились существенные ограничения на их пребывание и деятельность в регионе.

Не удивительно, что после русско-японской войны китайская и корейская эмиграция большей частью воспринималась как реальная угроза политическим и экономическим интересам России. Законотворческая деятельность в отношении китайских и корейских переселенцев стала более интенсивной. Основной упор был сделан на необходимость изменения правил въезда и проживания подданных из Китая и Кореи на российской территории, на ограничение маештабов эмиграции и учет прибывавших переселенцев, на проверку документов у китайцев и корейцев на право нахождения в Приамурском крае, наличия у них российского подданства, на освобождение эмигрантами незаконно занятых земель для размещения русских переселенцев, на введение ограничений на некоторые виды деятельности и др. Однако едва ли не единственным достижением в этом плане было издание 21 июня 1910 г. закона, вводившего запрет на использование труда иностранных рабочих на казенных предприятиях, и 1 декабря 1910 г. указа, запретившего иностранный каботаж в русских дальневосточных водах. Поэтому местные власти самостоятельно принимали меры, направленные на снижение масштабов эмиграции.

Одной из главных проблем взаимодействия власти и «желтых» мигрантов в крае было подчинение их российскому судопроизводству и выработка механизма управления ими. Осуществление контроля над китайскими и корейскими переселенцами осложнялось такой характерной особенностью азиатских общин, как устойчивое стремление к консолидации и самоорганизации, к налаживанию социальных связей и выработке собственных норм и правил поведения. Это отрицательно влияло на организацию региональными властями управления и контроля над переселенцами из Китая и Кореи.

За сравнительно короткий период (1905;1917 гг.) отношение центральной и региональной администрации к китайскому и корейскому присутствию в Приамурском крае претерпело существенные изменения. Это отразилось как в законотворческом процессе, так и в практической деятельности. Основная тенденция политики российской администрации в отношении китайских и корейских эмигрантов на Дальнем Востоке России — переход от благоприятствования переселению и деятельности подданных из Китая и Кореи к последовательному ограничению иностранного влияния. Однако позиция власти не отличалась четко выраженной последовательностью и постоянной преемственностью.

Вполне очевиден и тот факт, что китайские и корейские эмигранты способствовали развитию промышленности и хозяйственной деятельности на российском Дальнем Востоке. В то же время они наносили непоправимый ущерб природным богатствам края.

Введение

таможни не оказало влияние на регулирование промысловой деятельности. Экспортный характер добычи китайцами и корейцами природных богатств России и хроническая неуплата ими налогов подталкивали региональные власти к неэкономическим методам борьбы с промысловиками.

В годы протекционизма (с 1909 по 1914 гг.) происходил рост китайской контрабанды на российском Дальнем Востоке. Чрезмерное вмешательство государства в экономику (введение таможни в 1901 и 1909 гг.) края при незначительности правовой ответственности (конфискация и штраф) и больших доходах от незаконного бизнеса и привели к росту наркопроизводства и бутле-герства в регионе.

Многие китайские и корейские эмигранты, посещавшие Приамурский край по различным целям, нарушали правила въезда и проживания на российской территории, законодательно установленные для всех иностранцев. Из-за большой протяженности границы России с Китаем и огромного наплыва азиатских эмигрантов в край нелегальным способом местные органы власти были не в состоянии контролировать ситуацию в Дальневосточном регионе.

В большинстве случаев китайские подданные совершали грабежи и подделывали документы. Но раскрываемость таких преступлений была редкостью. Слабая техническая оснащенность и отсутствие межведомственного взаимодействия не позволяли отдельным органам власти принимать быстрые и правильные решения по китайским и корейским правонарушителям.

Рабочий рынок Приамурского края находился в большой зависимости от притока переселенцев из Китая и Кореи. Китайские и корейские эмигранты трудились там, где требовался массовый, неквалифицированный и низкооплачиваемый труд. Их нанимали не только государственные учреждения, но и частные предприятия.

Китайские и корейские эмигранты были заняты во всех отраслях экономики российского Дальнего Востока. Китайцы наибольшее предпочтение отдавали торговой деятельности и сфере обслуживания, затем строительству и в меньшей степени обрабатывающей промышленности. Корейцы были заняты строительством и сельскохозяйственной деятельностью.

Одной из основных отраслей хозяйства, в наибольшей степени притягивавшей китайскую и корейскую рабочую силу, была золотопромышленность. Организация работ на приисках наносила значительный ущерб развитию данной отрасли. Это выражалось в том, что разработка приисков носила, во-первых, хищнический характер, во-вторых, создавала благоприятные условия для вывоза шлихового золота. Тем не менее китайские и корейские рабочие, компенсируя дефицит рабочей силы, играли важную роль в увеличении трудового потенциала региона.

В то же время использование китайского и корейского труда носило массовый характер, рабочий рынок находился в зависимости от притока эмигрантов из Китая и Кореи. Это, несомненно, наносило вред интересам отечественной рабочей силы и российским государственным интересам.

Факторов, способствующих обострению негативного отношения к эмигрантам из сопредельных азиатских государств, было несколько. Увеличение притока российских переселенцев вело к постепенному насыщению рынка рабочей силы русскими, к исчерпанию фонда удобных для заселения земель и включению в зону освоения труднодоступных таежных территорий. Однако поток «желтых» эмигрантов не уменьшался, и это увеличивало конкуренцию на рынке труда.

На отношении к проблеме эмиграции сказалось и поражение в русско-японской войне, показавшее слабость позиций России на Дальнем Востоке, усилившее ощущение опасности, идущей со стороны азиатских соседей. К тому же экспансия, проводимая Японией в Корее, давала свои результаты. Она вызвала, во-первых, увеличение корейской эмиграции на российскую территорию, во-вторых, усиление влияния японцев на корейских переселенцев, ставших после аннексии Кореи Японией японскими подданными.

Основными мерами воздействия на эмиграцию китайцев и корейцев в Россию были: паспортно-визовый контроль в пограничных пунктах пропуска и административных центрахквотирование сферы приложения китайского и корейского трудатаможенные пошлины на иностранные товары, потребляемые внешними мигрантаминалоговое обложение китайцев и корейцев, проживавших на российском Дальнем Востоке.

Функциональное несовершенство механизма формирования политики в отношении китайских и корейских эмигрантов породило как противоречивые меры, принимаемые правительством в миграционной сфере, так и «застой» в принятии актов юридического и институционального характера. В результате существования «ведомственных» разногласий по проблемам эмиграции политический курс в отношении китайских и корейских подданных не был последовательным. Поэтому российское правительство так и не смогло принять единого иммиграционного закона, проводя в жизнь лишь противоречивые по своим итогам законоположения.

Сегодня в условиях складывающейся демографической ситуации перед Россией стоит вопрос о модернизации иммиграционной политики в целях привлечения и адаптации эмигрантов из азиатско-тихоокеанских стран. Актуальность данной работы определяется современным положением российского общества и развитием международных отношений со странами Азиатско-Тихоокеанского региона.

Исследование истории прошлого не дает готовых ответов на все возникающие проблемы в настоящем. Историки могут показать решение сходных задач предыдущими поколениями и с помощью сделанных выводов помочь избежать ошибок при привлечении внешних мигрантов в страну. С этой точки зрения Дальний Восток России в период с 1860 по 1917 гг. представляет большой интерес, так как данный регион имел особую специфику демографических и социально-экономических процессов, к числу которых относилось постоянное присутствие значительного числа китайских и корейских подданных и проникновение их во все отрасли экономики.