Холодное оружие в эпоху Средневековья

Введение

Актуальность исследования.

Средневековье… от этой эпохи нас отделяет более 500 лет, но дело не только во времени. Сегодня принято считать, что мы знаем о мире всё. Для школьников 20-го столетия является азбукой то, над чем бились многие умы в 16 веке. Однако, кто из нас хотя бы изредка не мечтал оказаться в средневековье!

В наших рациональных душах живёт ностальгия по давно ушедшим временам по великим людям и идеям, которых так не хватает в наши дни. Кроме того, средним векам удалось связать функции конкретного ума с сознанием священного, понять место человека в мировозздании и тем самым воссоздать ценности на основе наследия прошлых веков.

И, несомненно, одно из самых замечательных явлений средневековья — это система рыцарства, вобравшая в себя глубинную суть древних традиций и воскресавшая к жизни вечные ценности и высшие добродетели.

И главная цель моей курсовой работы — представление в «изначальной чистоте жемчужины» идеи рыцарства как модели существования в смутные времена. Заявленная цель моей работы обусловила выбор следующих задач. Во-первых, исследование рыцарского мировоззрения и мировосприятия, его традиции и быта. Именно через эту систему взглядов на мир, на мой взгляд, можно полнее понять сущность феномена рыцарства. А во-вторых, рассмотрение рыцарства в том виде, в каком оно должно было бы быть в идеале.

В качестве основного источника информации я использовал, прежде всего, книгу под названием «Рыцарская энциклопедия» А. Солдатенко, которая вобрала в себя, на мой взгляд, всё самое основное, что необходимо знать для понимания рыцарского быта и нравов. Вспомогательной литературой для меня послужили «Многоликое средневековье» К. Иванова и «История рыцарства» Ж. Руа, а также ряд других пособий по данной теме.

Проблемы изучения рыцарства являются одними из наиболее популярных в медиевистике, поскольку напрямую связаны с целым комплексом системообразующих черт средневекового общества. В богатой историографии, посвященной рыцарству, кажутся изученными буквально все стороны этого феномена, тем не менее, вопрос типологизации поведения в бою остается исследованным слабо, и многочисленные рассуждения о так называемых «рыцарских войнах» не дают четкого понимания данного явления. Неизученными остаются и морально-этические ценности, формирующиеся в ходе этих войн, а так же остается мало освещенным в исторической литературе вопрос о общесоциальной роли рыцарской этики. Более исследованными в этом отношении, по известным причинам, является западноевропейские рыцари, менее — воюющие других Евразийских регионов. Тем более, эти вопросы никогда не рассматривались в комплексе, на широком территориальном и временном фоне, хотя правомерность такого подхода прекрасно продемонстрировал Ф. Кардини в «Истоках средневекового рыцарства» .

Между тем, рассмотрение евразийских обществ на обширном пространстве от Гибралтара до Японских островов убедительно показывает наличие ряда социальных образований — сословно-классовых групп, каст и пр. (арабские фарисы, адыгские уорки, тюрко-монгольские «батыры», индийские раджпуты, японские самураи и др.), деятельность которых отразилась в эпических, исторических и др. произведениях, имеющих немало общих черт, которые позволяют рассматривать западноевропейское рыцарство на фоне этих воинских сообществ.

Рыцарство — это, прежде всего социальная элита, жизни которой и роли которой в обществе ныне уделяется все возрастающее внимание, как носителю наиболее репрезентативных для общества качеств, свойств, характеристик. И в 1 Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М., 1987. том числе, носителю определенных идеалов, ценностей, которые служили ориентирами как в обществе современников, в конкретный хронологический период эпохи, так и оставались привлекательными для последующих поколений на многие века. Рыцарский идеал, пропитывавший на протяжении столетий мировоззрение знати, демонстрировал и предоставлял модель и нормы «благородного» поведения так же и самым широким слоям средневекового общества. Воздействие рыцарских идей на выработку светского этико-эстетического идеала в общественном сознании и практике людей этой эпохи было чрезвычайно велико. Рыцарство положило начало светской этике в Западном мире и на Востоке. Феодально-рыцарская этика, возникнув, дала идеал военной доблести и верности. «Если освободить понятие чести от аристократической спеси и склонности к насилию, то в нем останется нечто такое, что помогает человеку сохранять порядочность и распространять принцип взаимного доверия в общественных отношениях» 3. Сказанное имеет особую ценность для современного российского общества, которому еще только предстоит по-настоящему освободиться от тоталитарно-бюрократического отношения к человеку, научиться уважать его достоинство и честь.

Вед. Конечно же, все мы слышали о рыцарях. О них написано много книг, существуют также многочисленные мифы и легенды, связанные с рыцарством. Скажите, кто из нас не слышал что-нибудь о Короле Артуре и рыцарях Круглого Стола?

Мы можем не только читать о рыцарстве, но в наше время — также смотреть различные фильмы, дающие нам визуальное представление о том, как все происходило в эпоху Средневековья.

Существуют различные взгляды и представления о том, какими были рыцари на самом деле. Одни говорят, что они были благородными, доброжелательными с низшими, мужественными. Конечно, все это соответствует основным законам их Кодекса чести. Другие же считают, что это действительно были только законы, какие-то идеи, а на самом деле рыцари были жестокими, высокомерными по отношению к другим людям, считали себя наивысшим сословием.

Я постаралась отметить оба этих взгляда на средневековое рыцарство. Сейчас, конечно, оно уже не существует. Но, мне кажется, что люди нашего времени должны перенять кое-какие черты тех воинов, как честь, храбрость, благородство, сделаться как бы прообразами тех, кто когда-то, несколько веков назад, защищали свой народ и отчизну от несправедливости.

Эпоха средневековья составляет примерно около тысячи лет человеческой истории. Этот исторический период в Европе отметился колоссальными изменениями в общественных отношениях, появлением новых государств и их исчезновением, приходом на смену рабовладельческому строю феодализма, междоусобными войнами, диктатом Церкви и иными событиями, которые характеризуют этот период как один из самых мрачных в истории.

Но эта эпоха оставила нам в наследство очень своеобразную культуру, воспевшую духовные ценности, которые имеют непреходящее и универсальное значение до сих пор. Понятия долга, чести, верности многие из нас впервые узнали, знакомясь с той эпохой, читая литературные произведения или, что более свойственно современному человеку, видя ожившее средневековье на экранах телевизоров и кинотеатров. Эти понятия существуют и в настоящее время, хотя само рыцарство ушло с исторической арены достаточно давно. Рыцарская этика не исчезла вслед за средневековьем, она прошла через эпохи, сменившие средние века и продолжает оставаться эталоном, который должен служить примером для современных людей.

Рыцарский этос — это стиль жизни, общая ориентация культуры, принятая в ней иерархия ценностей, которая выражена в явном виде, либо может быть выведена из поведения людей. Нас интересует в исследовании рыцарский этос. Его объем выходит за рамки ценностей, которыми занимается этика. Это один из основных терминов социальной культуры.

Культура рыцарской среды средневекового Запада это взаимосвязанный стиль мышления и мироощущения, являющий себя как в повседневном, обыденном поведении, так и празднично-репрезентативном, как в визуальных образах замков, маргинальных рисунков и скульптур, так и словесных конструкциях поэтических текстов. В этом смысле нами в исследовании преследуется двоякая цель — с одной стороны, проникнуть «вглубь» социокультурной ткани процессов, понять взаимосвязь интеллектуально-психологической оснастки культуры рыцарского общества и его социальных практик, с другой стороны — увидеть органическую связь явлений культуры внешне разрозненных, дискретных, на деле представляющих некую целостность, явленную в образе и духе того, что принято именовать рыцарской культурой.

В этом смысле необходимо определиться с самим понятием «рыцарь». Как правило, оно используется в самом широком смысле этого слова для характеристики представителя военного сословия Средневековья, вне зависимости от имущественного положения, знатности, этнополитической принадлежности. Именно в таком смысле большей частью и будут трактоваться проблемы рыцарского этоса. Однако, совершенно очевидно, что смысловая наполненность культурных идеалов рыцарства на заре становления средневекового общества и на закате того, что именуют средневековой эпохой, существенно трансформировалась во времени. Равно как очевидно и то, что ценностные ориентиры рыцарского сословия варьировались в зависимости от групповой или национальной идентичности его носителей. Нас в исследовании интересует период XI — XIII веков в Западной Европе, где проявления рыцарского этноса можно назвать наиболее показательными. В последнее время, в эпоху уничтожения старых идеалов, несоблюдения этических норм и правил, многие стали интересоваться средневековой культурой, мировоззрением, искать в рыцарских ритуалах, например «Культа Прекрасной Дамы», нормы поведения в современном мире. Все это говорит об актуальности выбранной нами темы.

Глава 1. Происхождение рыцарства О происхождении рыцарства писали многие; одни относят его появление к эпохе первых крестовых походов, другие же к временам более отдаленным. Шатобриан объясняет, что оно возникло в начале VII столетия. Не приводя здесь рассуждений по этому предмету, мы представим вкратце состояние Европы в ту эпоху, когда рыцарство начало видимо оказывать свое благодетельное влияние. В это только время оно нас занимает и восхищает, теряя свой интерес потом: вместе с успехами просвещения, право сильного, которое одно только могло укрощать злоупотребления, сменилось восстановленным порядком и могущественным действием законной власти. Но прежде чем достигнуть этой эпохи, необходимо обозреть более трех веков варварства и мрака. «К счастью проходишь эту длинную и утомительную пустыню под прикрытием любезного и блестящего рыцарства. Это превосходное учреждение, это дивное усилие энтузиазма и добродетели, которое в наше время кажется только благородным безумством, было однако же во времена анархии дополнением к законам и защитой самых дорогих прав; оно было опорой вдов и сирот, прибежищем слабых, ужасом для разбойников; словом, оно было даром, который небо ниспослало на землю, чтобы удержать на ней в эти времена опустошений влияние добрых начал».

Вторжение варваров, в продолжение многих веков наводнявших Европу, поглотило в своих волнах все остатки римского просвещения. Законы, литература, искусство, памятники — все погибло в этом наводнении. Явился Карл Великий; гений его поставил плотину разрушающему потоку; но когда не стало его мощной руки, чтобы поддержать начатое им дело, поток с еще большей силой возобновил свое течение. «X век представляет ужасное соединение невежества, грубости и суеверия: науки буквально скрылись в монастыри, которые сделались их убежищем; монахи — только их хранители, но не истолкователи; искусства пали под безобразной формой нескольких готических сооружений; нравственное состояние общества в таком же жалком и отчаянном положении; всеобщая грубость нравов дошла до высшей степени; приятное обращение, изящный вкус, все связи и сношения, украшающие жизнь, как будто покинули общество».

Новые варвары, известные под именем норманнов, покрывают своими бесчисленными ладьями все берега океана и проникают по течениям рек во внутренность земель, внося с собой повсюду грабеж, убийства и пожары. «Великая империя, основанная Карлом Великим, разлагается, и тогда же возникает громадная революция, преобразующая древний мир в мир феодальный. Герцоги, графы, виконты овладевают замками, городами, провинциями, вверенными их начальству. Личное рабство, исчезая мало-помалу, заменяется зависимостью крепостной. Так в недрах древней монархии возникает новая система, которая под именем феодализма образует иерархию верховных владельцев, вассалов и подвассалов, связывает с ними все классы, все личности, от монарха — высшего властителя — до крепостного земледельца».

Во всей Европе действует одна причина, совершаются одни события: монарх только по имени глава религиозной и политической аристократии.

Вместе с феодализмом, этим союзом мелких деспотов, неравных между собой и имевших друг к другу разные обязанности и права, но пользовавшихся в своих собственных владениях, над своими непосредственными подданными, безусловным произволом, явились — ненависть, порождаемая неравенством состояний, опасности, возникающие от своеволия, опустошения, происходящие от ссор между соседями, — и потому все испытывало постоянное присутствие насилия.

«Бросим взгляд на Европу: она растерзана всеми этими кровавыми распрями. Что видно на этих землях? Поля кое-где лишь обработаны, долины и равнины затоплены, горы и холмы покрыты старым темным лесом; тут же воинственные жилища владельцев, с укрепленными зубчатыми башнями, и в соседстве с ними хижины рабов, прикованных к земле, возделывающих пашни своих господ. Замки почти всегда строились в местах, удобных для защиты: или на вершине горы, крутой и неприступный склон которой делал невозможным нападение, или возле потока, который, размывая глубокие пропасти, приготовил естественный ров для построенной на его берегах крепости. Издалека виднелись эти воинственные убежища, возвышаясь над самыми высокими местами; казалось, они хотели поработить всю природу».

Замки состояли обыкновенно из широких круглых или четырехугольных башен с зубчатыми платформами; иногда к башням приставлялись огромные камни, поддерживавшие бельведеры. Эти башни были особенным уделом дворянства, так что, желая выставить величие какого-нибудь дворянина, говорили: у него есть башня.

Из башен замка, одна, меньшая по объему, возвышалась значительно над другими; слуховые окна были у нее на всех четырех сторонах. Эта башня, называвшаяся сторожевой, служила местом наблюдений. Здесь на двух брусьях висели набатные колокола, в которые били тревогу, завидев неприятеля в окрестностях, чтобы предупредить жителей о его приближении. При этом сигнале крестьяне оставляли работу и собирались в замок защищаться под начальством своего владельца. На сторожевой башне всегда был караульный. Он трубил в рог на утренней заре, чтобы собирались на работу; он же особенным криком подавал сигнал, когда в замке случались воровство или убийство. Крик этот повторялся каждым из вассалов, чем вовремя предупреждался побег виновного.

Крепкие башни замка соединялась между собой зубчатыми галереями или флигелями с разнообразными окнами, амбразуры которых показывали толщину стен и парапетов.

Окна были или круглые, или четырехугольные; им давали иногда форму глаз, ушей, трилистника; ставни делались из холста. Палисады, рвы, бойницы и амбразуры в стенах защищали вход в жилище феодального владельца. Потайные входы, бойницы, проходы, калитки, висячие на железных цепях перекладины, низкие подземные двери со скрытым в сыром глинистом грунте порогом, водоемы и мосты без перил, шум невидимых вод, глухо журчавших под мрачными сводами, — все внушало опасение в этих необычайных местах и оправдывало народные сказания соседних деревень. Комнаты в замках были дурно расположены: беспрерывно попадались мрачные комнатки, обширные покои с кроватями шириною сажени в полторы, плохо запиравшиеся большие залы, где паук свободно прятал свои легкие ткани, где летучая мышь летала вокруг столбов, подпиравших потолки; в пыльных углах галерей приученные собаки подстерегали мышей и крыс.

Камины были так громадны, что целые дубы сгорали в них зараз, в одну топку. Владелец, его семья, оруженосцы и все домочадцы могли свободно греться у камина, ставить шахматный стол, лиру, арфу, пяльцы и даже маленьких пажей, руки которых служили мотовилом прелестным кузинам (aux belles cousines). Иногда верх этих огромных очагов украшался копьями и алебардами; чаще же над ними были скульптурные изображения — рельефы и гербы хозяина жилища. Когда дурная погода не позволяла заседать во дворе замка, величайшая из зал, украшенная оружием и знаменами, обращалась в место суда и расправы. Владелец самовластно произносил свои приговоры, свои несвязные, сбивчивые, варварские постановления, создаваемые весьма часто по капризу и выгодам деспота, которые разнообразились, смотря по подсудности этих верховных владельцев, похитителей самого дорогого и священного из прав, права суда над имуществом и жизнью людей.

Охота была самым обыкновенным и почти единственным занятием владельцев в мирное время. Сопровождаемые своими ленниками и домашними служителями, они проводили в лесах по целым неделям, охотясь весь день, а ночью засыпая в палатках или шалашах.

С искусством и особенным старанием занимались они вынашиванием ловчих птиц, которых выучивали схватывать на лету добычу охотника. Они держали голубятника, дербничка, орла и ястреба; но сокол по своему полету, своей смелости и той легкости, с которой он вынашивается, стал особенно дорог дворянству: в глазах дворянства право владеть им считалось особенным преимуществом. Не только на охоте, но и в гостях, в путешествиях, даже в церкви во время службы, владельцы и дамы носили эту любимую птицу, украшенную погремушками и кольцами. Рука, на которой сидел сокол, была обыкновенно в перчатке, вышитой бусами и каменьями.

Сокол был в таком почете, что дворянин или владелец, попавший в плен, не мог пожертвовать соколом для своего освобождения, а между тем закон дозволял ему выкупать свою свободу двумястами невольников. Похититель сокола наказывался наравне с убийцей раба, и владельцы до того дорожили исключительным правом охоты, что во времена варварских законов, ограждавших эту привилегию, в глазах их убить человека было преступлением более простительным, чем убить оленя или кабана.

Между тем молодые дочери владельца изучали свойства растений, годных к лечению болезней и в особенности ран, весьма обыкновенных в эти времена беспрерывных и неизбежных войн. Они собирались со своими матерями и прислужницами в особенном покое замка, вроде терема; стены терема зимой покрывались циновками и тростником, а летом украшались зеленью и цветами; там женщины занимались работами шерстью, забавляя себя песнями или рассказами о битвах и подвигах рыцарей.

Замки были окружены полями, предназначенными самой природой на плодородие; но вместо обработанных полей и хорошо устроенных дорог, здесь виднелись только болота и равнины, пересеченные кое-где насыпями, и леса с просеками, а по сторонам дороги — столбы, виселицы и другие орудия смерти и пытки.

При въезде в лес, при переправе через реку, на рубеже феодала, на краю пропасти, около каждого замка, путешественник, предоставленный самовластным приказаниям владельца, подвергался платежу самой высокой, самой причудливой и весьма грубо вымогаемой пошлины. Перевозившие дорогие товары на лошадях или в телегах вынуждены были брать конвои, платить за них страшно дорого, и между тем подвергались грабежу того же самого конвоя, который должен был бы их защищать; часто по приказанию владельца, товары эти переносились в его вертеп.

«Посреди этих печальных памятников тирании и грустного рабства, появлялись трогательные символы евангельской религии, которая осушила столько слез, облегчила стольким бремя и утешила стольких в несчастье. Крест Спасителя воздвигался на распутье несчастными рабами. После той страшной картины, которую представляла опустошенная Европа, радуешься, взирая на этих несчастных: под гнетом бедствий они прибегали к священному знамени и иногда около дерева спасения находили убежище, недоступное тиранству владельца».

Описав сельский быт таким, каким он был со времени пресечения династии Меровингов до воцарения Людовика Святого, мы перейдем к городам.

Вельможи жили почти всегда в своих укрепленных замках, а двор пребывал часть года в увеселительных дворцах, любимых государями, так что только два класса — священнослужители и ремесленники — населяли города.

Эти города, окруженные более или менее крепкими оградами и построенные или на вершине гор, или на берегу рек, состояли из узких улиц, неправильных, темных, лишенных свежего воздуха и солнечного света. Вдоль этих смрадных улиц, почти всегда не мощеных, нечистых и запруженных, посреди которых слонялись многочисленные стада свиней, тянулись в беспорядке грубые мазанки; площади обстраивались балаганами ярмарочных торговцев.

Почти всегда ремесленники одного ремесла и купцы, торговавшие однородным товаром, жили на одних и тех же улицах. Купцы или ремесленники, вступая в товарищества, находили в союзе защиту против притеснений. Чтобы придать такой гарантии больше могущества, они принимали характер религиозный, составляя из своего товарищества богоугодное братство, которое имело свой устав, свою хоругвь и своего покровителя. На эти товарищества и братства надо смотреть, как на зачатки общин и гражданства.

При отсутствии полицейского управления на отдаленных улицах случались такие же разбои, как и по дорогам в уединенных лесах. Вот почему жители должны были подчиняться двум, по-видимому, противоположным постановления. Они обязаны были в известный час выходить из дома не иначе, как с зажженными смоляными факелами, и в известный же час, смотря по времени года, после удара колокола, гасить огонь в домах. Запирая двери, жители тушили свои очаги и выходили из дома только по необходимости. На улицах в дождливое время бывала такая грязь, что по ним можно было только ездить верхом или ходить на ходулях. Сырость была так велика, что ржавчина покрывала железо на дверях и окнах. Смрадные испарения порождали и распространяли страшные болезни, известные под именем повальных, преимущественно проказу, самую страшную из всех, от которой зараженный умирал два раза. В самом деле, прокаженный объявлялся умершим, лишался права на наследство, брак его расторгался, справляли его похороны и, прежде чем он умирал действительно, его заточали в отдаленный квартал, где никто не мог иметь с ним сношений.

Это короткое описание дает понятие, что такое были Франция и остальная Европа в X, XI и XII веках. «Франция, говорит Шатобриан, была тогда федеративная аристократическая республика, признававшая над собой бессильного главу. Эта аристократия была без народа, всюду было только рабство, граждане еще не родились, работники и купцы принадлежали монастырским и господским мастерским, средние собственники еще не появились, так что эта монархия (аристократия по праву и имени) на самом деле была демократией, потому что все члены этого общества были равны, или думали, что они равны. Трудно себе представить, говорит тот же автор, какую гордость внушало феодальное правление: самый ничтожный владелец считал себя равным королю. Аристократия была притеснителем общей свободы и врагом королевской власти».

Сколько несправедливости, насилия, жестокости производилось безнаказанно человеком сильным и честолюбивым против беспомощного! Беда семейству, утратившему своего главу, если сыновья не достигли еще возможности защищать мать, сестер и самих себя. Часто тогда враг семейства, и обыкновенно честолюбивый и злой сосед, не встречая препон своей ненависти и мстительности, отнимал у вдов и сирот отцовское наследие. Счастливы были они, когда сами не попадали в руки своего грабителя и когда находили убежище и заступничество у другого владельца, родственника или союзника. Тогда-то воин, тронутый их несчастьем, возмущенный несправедливостью, жертвами которой они были, клялся отомстить за них, а настойчивость и мужество побуждали его исполнить клятву. Благородное самопожертвование возбуждало благодарность и удивление всех, преимущественно женщин, нуждавшихся, по своей слабости, в покровителе могучем и мужественном. Пример, похвалы прекрасного пола мужеству, желание отличиться блистательными подвигами воспламеняли сердца молодых дворян, и они с нетерпением ожидали того возраста, когда им дозволялось опоясаться мечом, сразиться копьем, словом обратиться в рыцаря. Таким образом феодализм вызывал личную храбрость, а опасности, среди которых жили в то время люди, требовали энергии и характера. Тогда оружие было в игрушку, турниры — препровождением времени, война ремеслом, а общество — настоящим полем битвы.

Если рассматривать рыцарство как обряд, по которому молодые люди, назначенные к военной службе, получали право носить оружие, то придется отнести его к эпохе Карла Великого и даже гораздо ранее. Этот государь, вызвал своего сына, Людовика Добродушного, из Аквитании, торжественно препоясал его мечом и дал ему воинское вооружение. Таких примеров было много во времена Меровингов. Можно бы даже проследить начала рыцарства и в германских гелейтах. Но если рассматривать это учреждение, как звание, которое занимало первое место в военном сословии и которое давалось посредством инвеституры, сопровождавшейся некоторыми религиозными и военными обрядами и торжественной клятвой, то в этом смысле оно возникло не ранее XI века. Только тогда французское правительство вышло из хаоса, в который погрузили его как волнения, последовавшие за пресечением Карловингов, так и беспорядки, причиненные набегами норманнов. Чем сильнее зло во времена политического перелома и анархии, тем оно продолжительнее, и тем более возвращение к порядку становится всеобщей потребностью. По этому ко всему, что только может способствовать удовлетворению этой потребности, привязываются страстно и восторженно. Благодарность и энтузиазм воодушевляли великодушных воинов, вооружавшихся для восстановления столь желанного порядка и для наказания разбоя некоторых злых владельцев. Религия, видя в рыцарях защитников веры, опору слабого и бедного, смотрела с тех пор на рыцарство, как на священное воинство, достойное благодати небесной. С тех пор католическая церковь придала больше величия и важности этому героическому учреждению, освящая прием в рыцари своей пышною обрядностью. Рыцари, со своей стороны, при мысли о священном характере, в который их облекали, удвоили ревность и мужество, а народ возымел к ним больше уважения. Государи ежедневно учились более ценить людей с неизменным величием души; и благодарность, и политика требовали от них чествования такого ордена, который был и оружием, и защитой, и украшением трона.

Вот как рыцарство достигло той степени славы, которой домогались даже короли, славы скоро возросшей до чудесного. Она настала в то время, когда отважный путь крестоносцев усилил степень энергии и всех рыцарских доблестей и открыл новое поприще для удальцов.

Рыцарство распространяет вокруг себя волшебную прелесть, которая занимает, привязывает и обольщает; с ним забывается отсутствие искусств и литературы; можно сказать, это луч просвещения, который пробивается и блещет среди мрака варварства. Трубадуры идут с ним рядом, ибо во все времена и у всех народов подвиги и поэзия были неразлучны; их наивная и простая муза поет удальство, честь и любезность; она славит умирающих и вдохновляет живущих.

Обозрев первые века средней истории, неожиданно и как бы волшебством приходишь к той достопамятной эпохе, когда начинают развиваться все добрые свойства и когда рождается эта любезная обходительность, которая едва сохраняется между нами, несмотря на нашу образованность.

Уже одно описание вежливости, мужества и великодушия этих удальцов, употреблявших оружие только на защиту угнетенных и на успокоение общества, ставит в наших глазах рыцарство в число лучших человеческих учреждений. Оно тем более заслуживает внимания, что проникло в самую сущность общественных отношений.

Женщины были в большем или меньшем рабстве у всех народов Востока и Африки. Законодательства Греции и даже Рима оставили много примеров этого рабства, и унижения, из которого женщины вышли в Римской империи только с введением христианства, указавшего человеку его настоящее достоинство и обратившего жену из рабы в подругу. Столь великое преобразование с большей или меньшей быстротой обнаружилось в разных краях Европы. Особенно же обозначилось это у потомков галлов, германцев и северных народов, которые смотрели на женщину, как на существо, наделенное даром пророчества и нравственной силой, как на создание высшее, чем мужчина. Все думы, все сердечные движения рыцарства связаны с этими верованиями, и от этого союза родилась великодушная любовь и верность, очищенная религией и нисколько не похожая на грубую страсть. Как только рыцарь избрал себе особу, которой со временем надлежало быть его подругой, он старался заслужить ее уважение своими подвигами и доблестями. Желание ей понравиться было новым возбуждающим средством, удваивавшим его храбрость и заставлявшим его презирать величайшие опасности. Но храня ненарушимую верность к даме своего сердца (la damme de ses pensees), он обязан был почтением и покровительством ко всем прочим особам слабого и столь часто угнетаемого пола. Если бы не рыцари, готовые всегда вооружаться на защиту женщин, то они не были бы в силах удержать за собой свои имущества и не имея возможности защищать свою оскорбляемую невинность, слишком часто лишались бы собственности и подвергались бы клевете. Одна из основных статей рыцарского устава состояла в том, чтобы не злословить на женщин и не дозволять этого никому в своем присутствии.

Итак Бог, честь и женщина стали девизом всех рыцарей, достойных защитников отечества. Эти магические слова сияют на их роскошных и воинственных празднествах, в их воинских играх, в торжественных собраниях удальцов и красавиц, в их вымышленных сражениях, в великолепных турнирах, которые размножались и на которых честность приобретало такое значение, храбрость — столько рукоплесканий, вежливость — столько лавров, нелицемерная любовь — столько милых вознаграждений — шарфов и эмблем.

Рыцарству же обязаны мы сохранением вассальской верности и простоты, которые красили человека в то время, когда одно слово считалось ненарушимым залогом в важнейших договорах. Из всех преступлений самыми гнусными считал рыцарь ложь и вероломство; они заклеймены его презрением и позором.

Блестящие подвиги заслужили рыцарям почетные отличия. Им давали разные титулы: don, sire, messire, monseigneur; они могли восседать за одним столом с королями; они одни имели право носить копья, броню, золоченные шпоры, двойные кольчуги, золото, шлемы, горностаевые и беличьи меха, бархат, красное сукно; они ставили флюгера на своих башнях. По вооружению рыцаря узнавали издали. Ограды ристалищ, мосты замков опускались пред ним. Везде ему был любезный, услужливый, почтительный прием, на который он отвечал ласково, скромно, вежливо.

Глава 2. Общий взгляд. Характерные черты военной истории Средневековья После вторжения германских народов в период с IV по VI в. и образования королевств варваров сложились новые институты власти, а наряду с новой организацией общества утвердились и новые жизненные ценности. При этом неизбежно изменились представления как о самой войне, так и о способах ее ведения. Последствия этих перемен будут ощущаться на протяжении столетий и даже, в некоторых отношениях, до конца Средних веков. Как, почему, в какой степени то, что можно назвать военным искусством варваров, превзошло военное искусство римлян?

Во-первых, следует знать, что злобный вой племен отовсюду тревожит Римскую империю, и коварные варвары, спрятавшиеся в естественных укрытиях, осаждают ее границы со всех сторон" 1. Так неизвестный автор трактата «О военном деле» (De rebus bellicis) описывает положение Римской империи (Romania) к 366−375 гг. Судя по посланию св. Иеронима, при жизни следующего поколения ситуация еще более ухудшилась: «Я не могу без содрогания перечислять все бедствия нашего столетия. Вот уже более двадцати лет на землях между Константинополем и Юлиановыми Альпами каждый день льется римская кровь. Скифия, Фракия, Македония, Дардания, Дакия, Фессалия, Ахайя, Эпир, Далмация и обе Паннонии стали добычей готов, сарматов, квадов, аланов, гуннов, вандалов, маркоманов, которые их опустошают, терзают и грабят».

Диоклетиана. Но с середины IV в. рейнская граница трещит под напором франков, аламаннов и саксов. Следует признать, что Юлиану (в сражении при Аргенторате в 357 г.) и Иовину (в сражении при Скарпоне в 366 г.) удалось стабилизировать ситуацию, но они не смогли помешать франкам окончательно обосноваться к югу от устья Рейна, в Токсандрии. Затем, с 407 г. войска Империи покинули Британию, оставив бриттов жить «по их собственным обычаям, не подчиняясь римскому праву"3, и в одиночку отражать нападения саксов, пиктов и скоттов. Начиная с 413 г. вестготы, которые в 376 г. переправились через Дунай и заняли Балканы, а потом двинулись в Италию, прочно осели на юго-западе Галлии, в районе Нарбонны, Тулузы и Бордо. В 418 г. патриций Констанций заключил с ними мирный договор, дав разрешение поселиться здесь. После 409 г. значительная часть Испании ненадолго оказалась под властью аланов и вандалов хасдингов и силингов, но прежде всего гораздо дольше здесь господствовали свевы. В то же время аламанны поселяются на территории современных Эльзаса и Пфальца. Между 429 и 442 г. вандалы захватили самую богатую, восточную часть Северной Африки. При жизни одного поколения, с середины V в. по 484 г., вестготы подчинили себе всю Испанию, за исключением королевства свевов на северо-западе, а также юг Галлии, в то время как натиск франков, бургундов и аламаннов уничтожил остатки римского владычества в остальной Галлии. И, наконец, Италия, пережив в 476⁹³ гг. иго Одоакра, покорилась королю остготов Теодориху. Падение Римской империи не везде было окончательным.

В 533 г. Юстиниану удалось вернуть часть Северной Африки; эти земли были утрачены только в начале VIII в., на этот раз захваченные арабами. В Испании борьба за возвращение территорий ограничилась лишь районами Кадиса, Кордовы, Малаги и Картахены. Впрочем, с 629 г. последние признаки византийского владычества там исчезли. Между 536 и 554 г. к византийским владениям вновь была присоединена Италия, но уже с 568 г. вторжение лангобардов привело к падению римского мира. К концу VI в. Восточная империя еще контролировала там узкую полосу территорий от Равенны до Рима, надвое разделявшую полуостров, а также Сицилию, Сардинию, Корсику и обширные владения в Южной Италии. В конечном счете лангобарды так и не смогли завладеть всем полуостровом, и только в XI в. норманны окончательно вытеснили византийцев из Калабрии и Апулии.

Процесс, который повлек за собой падение римского владычества на Западе, не был быстрым и необратимым: различные события прерывали и оттягивали его завершение. Происходили неоднократные «приливы и отливы». Тем не менее неумолимый натиск варварских племен относительно редко прерывается крупными сражениями и продолжительными осадами. Чаще всего собственно римские войска отказывались вступать в открытые столкновения с вражескими силами, постепенно разлагались изнутри.

Причины этого разложения отчасти раскрывает отрывок из Прокопия Кесарийского. Рассказав о том, как вестготы захватили Испанию и часть Галлии к западу от Роны, он добавляет: «Другие римские воины были поставлены там для охраны в крайних пределах Галлии. У этих солдат не было никакой возможности вернуться в Рим, они отказывались покориться врагам-арианам и со всеми знаменами и страной, которую они издавна охраняли для римлян, сдались арборихам и германцам; потомкам они передали все обычаи своих предков, свято храня их и теперь [в середине VI в.]. Римских воинов легко можно узнать по номерам тех легионов, в которых в прежнее время они несли боевую службу; и в бой они идут, неся перед собой те знамена, которые у них были, и всегда применяют законы своей родины».

Действительно, войска императорского Рима на протяжении долгого времени внешне выглядели прекрасно. Между 324 и 337 г. Константин при­дал армии более четкую структуру, исходя из общей стратегической концепции. В отличие от Диоклетиана, который в конце III в. стремился оберегать границы и сосредоточил там большую часть войск, Константин существенно усилил боеспособность и численность мобильной армии за счет регулярного изъятия людей из частей прикрытия, а также за счет новых кавалерийских и пехотных полков. Тем самым обозначилась взаимодополняемость — но вместе с тем и противопоставление — мобильной армии (comitatenses), с одной стороны, пограничников (limitanei), береговой охраны (ripenses) и крепостных гарнизонов (castellani) — с другой.

Позже, с раздроблением Империи и ростом внешних угроз, мобильная армия разделилась на отдельные отряды, каждый из которых, в принципе, был прикомандирован к какому-либо большому району, тогда как в личном распоряжении императора, или императоров, помимо собственно телохранителей (scholae). оставались элитные отряды палатинов (palatini). Римские воины должны были подчиняться суровой дисциплине и про­ ходить безупречную подготовку. Солдаты и офицеры служили на протяжении долгого времени. Это были настоящие профессионалы, которые регулярно получали приличное натуральное (annonae) — хлеб, мясо, вино, масло — или денежное довольствие, размеры которого зависели от занимаемой должности в армейской иерархии. Войска снабжались однотипным наступательным и защитным вооружением, изготовленным и хранящимся в государственных.

Часть первая. Характерные черты военной истории Средневековья мастерских (fabricae). При необходимости даже лошадей для римской конницы поставляло государство. Все это позволяло солдатам вести привольный образ жизни и иметь семью, многие из них владели рабами. Постоянным местом пребывания пограничных отрядов являлись крепости (castella), укрепленные лагеря и башни. Внутренние части римской армии иногда размещались в казармах, но чаще всего жилище и (если не по закону, то фактически) мебель, дрова, освещение им должны были предоставлять горожане. Солдаты пользовались различными налоговыми льготами (были освобождены от уплаты по­ головного налога (capitatio)). После 20 лет службы в армии они получали по­ четное увольнение (honesta missio), после 24 лет ­ увольнение с пенсией за выслугу лет (emerita missio).

В этом случае они не только сохраняли налоговые льготы, но и получали денежную сумму, которая позволяла начать торговлю или приобрести участок, правда, чаще всего целинной земли вместе с не­ большим пекулием, семенами для засева и парой волов. Для обороны пограничных рубежей надо было создавать и содержать в порядке стратегические дороги, рвы и оборонительные укрепления, крепости. Из одного документа начала V в. мы узнаем о существовании 89 крепостей вдоль Дуная, 57 ­ на восточной границе, простирающейся от Черного до Красного моря, 46 ­ в Африке от Триполитании до Тингитании, 23 ­ в Британии и 24 ­ в Галлии.

Специалисты, тем не менее, считали, что этого недостаточно: «Безопасность рубежей будет обеспечена гораздо лучше линией крепостей с крепкими стенами и очень мощными башнями, возведенных на расстоянии тысячи шагов друг от друга [т. е. через каждые 1500 м]».

Во всяком случае, римские императоры призывали своих подданных к выполнению этой задачи с расчетом на будущее. Об этом свидетельствует письмо Валентиниана I, направленное в июне 365 г. дуксу Прибрежной Дакии (Dacia Ripensis): «Высокородный муж, на доверенной тебе границе ты должен не только восстанавливать укрепления, пришедшие в негодность, но также каждый год возводить новые башни в местах, которые для этого пригодны. Если ты ослушаешься моего приказа, то по истечении срока твоей власти тебя вызовут на границу, и укрепления, которые ты забудешь построить при помощи армейских рабочей силы и средств, тебе придется возводить за свой счет».

На территории Империи находилось около 40 мастерских, где работали оружейники (fabricenses, barbaricarii), зачисленные на военную службу. Лошади поставлялись начальником конюшен (comes stabuli) или из императорских, или провинциальных конных заводов за счет специального налога.

Между тем, римская армия имела серьезные недостатки, значительно умалявшие ее достоинства. Уже тогда общая стратегия, на основе которой создавалась армия, подвергалась критике. Так, Зосим противопоставляет Диоклетиана, расположившего армию в фортах на границе Империи, Константину, «отозвавшему оттуда большую часть солдат, чтобы поместить их в города, не нуждавшиеся ни в какой защите». Следствием этого были упадок городов, отягощенных воинским постоем, и потеря боеспособности войск. Конечно, это суждение язычника о первом императоре-христианине пристрастно. Несомненно, политика Константина, впрочем, начатая уже Галлиеном в III в., была наилучшей; его преемники не смогли предложить никакой другой. Во всяком случае, части мобильной армии, удаленные от непосредственной опасности, рисковали потерять боеспособность; более того, они легко превращались во внутренние гарнизоны, теряли всякую подвижность, втягивались в решение задач охраны и поддержания общественного порядка. Столь же важен вопрос о комплектовании войск Империи и их численности.

Регулярная армия, за исключением федератов, о которых речь пойдет дальше, пополнялась за счет следующих источников: а) сыновья солдат, физически пригодные к военной службе, должны были наследовать ремесло своих отцов, так как во времена поздней Империи был широко распространен принцип наследования профессии; б) существовал ежегодный рекрутский набор: один или несколько собственников, в зависимости от размера имущества, должны были выставлять человека из своих владений или купленного у торговцев солдатами; такая повинность называлась поставкой новобранцев (praebitio tironum), от нее можно было откупиться, выплатив в казну определенную сумму денег (aurum tironicum); в) добровольцы принимались и вербовались в армию при соблюдении некоторых условий: не допускали слабых и калек, рабов и некоторых колонов (за исключением кризисных периодов), представителей ряда профессий, считавшихся позорными. Напротив, варвары могли поступать в армию в индивидуальном порядке (так или иначе, они служили в смешанных подразделениях либо в частях, состоявших преимущественно из представителей одного народа или этнической группы, но командный состав оставался, хотя бы отчасти, римским). Казалось бы, этих источников комплектования армии должно было хватать; на практике же во многих регионах Империи римские граждане не испытывали никакого влечения к тяготам и опасностям военной службы, надолго, если не навсегда, отрывавшей человека от привычной жизни. Лишь самые бедные, за неимением лучшего, соглашались подчиниться строгостям военной дисциплины. Властям приходилось все чаще прибегать к услугам варваров, что усугубляло разрыв между населением Римской империи (Romania) и ее армией.

3. Происхождение холодного оружия, его роль в Средневековье.

Происхождение.

Холодным оружием принято называть приспособления, предназначенные для поражения противника с помощью мускульной силы. Первыми образцами холодного оружия можно считать камень или палку, которые предок человека впервые взял в руки несколько миллионов лет назад. По мере освоения обработки материалов первобытные люди научились конструировать из дерева, камня и кости орудия, предназначенные для охоты и труда. Это были копья, ножи, топоры.

Освоение процессов добычи и обработки металлов позволило человечеству сделать гигантский шаг вперед на пути эволюционного развития, а также вывело холодное оружие на качественно новый уровень. Именно в этот исторический период появились первые профессиональные армии. Первым материалом для изготовления наконечников копий и стрел, кинжалов и топоров была медь. Впоследствии ей на смену пришла бронза — сплав меди и олова. В эпоху Античности железное холодное оружие постепенно сменило бронзовое. Господство тяжелой пехоты и тактика плотных построений подразумевали наличие стандартного набора вооружения для всех бойцов. Таким оружием было копье и короткий меч для ближнего боя.

С открытием технологий закалки и обогащения железа углеродом человечество открыло сталь — наиболее подходящий материал для холодного оружия.

Средние века прошли в постоянном соревновании между доспехами воина и холодным оружием. Постепенное утяжеление средств защиты привело к усилению средств нападения и распространению ударного оружия — боевых топоров, булав и клевцов.

С распространением огнестрельного оружия защитное снаряжение воинов начало постепенно исчезать, также постепенно уменьшалась роль холодного оружия как средства ведения боя. Кавалерия и пехота большинства стран тем не менее до Первой мировой войны вооружались как огнестрельным, так и холодным оружием.

Первая мировая война открыла новые высокотехнологичные методы ведения боя, что свело использование холодного оружия к минимуму. Вторая мировая война и последовавшие за ней войны и вооруженные конфликты лишь усилили эту тенденцию. В наше время фактически единственным видом холодного оружия, официально оставшимся на вооружении большинства мировых армий, является штык-нож.

Все существовавшее когда-либо холодное оружие можно условно разделить на военное и гражданское.

Военным холодным оружием можно назвать те типы вооружения, которые использовались профессиональными бойцами в составе воинских отрядов. К ним прежде всего относится копье, которое на протяжении многих тысяч лет было основным оружием ближнего боя для большинства воинов. Военным оружием были боевые топоры, булавы, мечи. Как правило, такое оружие предназначалось для действий в строю, но не исключало возможности индивидуального поединка.

Гражданским оружием можно назвать оружие, использовавшееся преимущественно гражданским населением для самообороны. Такое оружие, как правило, предназначалось для использования в индивидуальном бою. Зачастую его ношение скрывалось. Типичным примером гражданского оружия можно считать кастет.

Некоторые типы холодного оружия подходят под категории как военного, так и гражданского оружия. В качестве примера можно привести шпагу, которая использовалась как военными на поле боя, так и гражданскими лицами для дуэли.

Рассматривать военное и гражданское боевое оружие в одном контексте достаточно сложно, поскольку назначение их сильно различалось. Сравнивать европейскую алебарду и китайские боевые спицы по степени эффективности в бою было бы по меньшей мере некорректно.

Все холодное оружие можно также разделить на оружие дистанционное и оружие ближнего боя. В данной книге преимущественно будет рассмотрено оружие ближнего боя. Такие широко распространенные типы дистанционного вооружения, как лук, арбалет, праща, заслуживают отдельного описания и в данном случае рассматриваться не будут.

Холодное оружие для ближнего боя можно условно разделить на несколько основных категорий. Это ударно-дробящее оружие — булавы, клевцы, кистени. К ударно-рубящему оружию относятся боевые топоры. Древковое оружие — оружие на длинной рукояти-древке, как правило, больше человеческого роста — это всевозможные копья и алебарды. Клинковое оружие делится на длинноклинковое — мечи, сабли, шпаги — и короткоклинковое — ножи и кинжалы. Отдельную группу представляет комбинированное оружие оригинальной конструкции. До недавнего времени средневековый меч считался оружием неизменной (хотя и не слишком точно определенной) формы, грубым инструментом для убийства, очень тяжелым, неудобным и кровавым. Одновременно он рассматривался как символ некоего ложного романтизма. Этого взгляда придерживались даже некоторые ученые и коллекционеры оружия. Жив он и сегодня благодаря трудам отдельных историков, не говоря уже о писателях — творцах исторических романов, которые, как правило, не имеют должного интереса к этому замечательному виду оружия и потому смело заявляют, что меч слишком жесток, тяжел, неудобен, да и вообще неэффективен. Подобные заявления, являясь следствием недостаточных знаний о средневековых мечах, вводят читателей в заблуждение, особенно если исходят от авторитетных источников.

Предлагаемая работа является попыткой на основе длившегося четверть века изучения европейского меча 1100−1500 годов вернуть этому удивительному оружию его истинный вид и значение. А поскольку изучение было не только академическим, но и практическим, меч предстанет перед читателем не просто как археологический артефакт, изученный, проанализированный и классифицированный, а как самое благородное оружие, когда-то имевшее большую ценность для людей и служившее им верой и правдой.

Очевидно, стоит начать с попытки понять, почему со временем возникло упомянутое ошибочное представление о мече. В чем причина недоразумения? Прежде всего, вероятно, в относительной редкости и недоступности материалов для исследования. Среди большого количества оружия, дошедшего до наших дней, лишь очень немногие экземпляры могут быть отнесены к периоду, предшествовавшему Ренессансу. Единственные средневековые мечи, которые сегодня доступны для обозрения, — это черные и изъеденные коррозией экземпляры, надежно укрытые за толстыми стеклами музейных витрин. Найденные в процессе раскопок, они имеют такое же отношение к «живым» мечам того периода, как и ржавые обломки, поднятые из донных отложений, к величественным древним судам, частью которых они некогда являлись. Подобные со временем изрядно видоизмененные предметы, которые можно увидеть, но нельзя представить в действии, вполне могут произвести впечатление неудобных и неэффективных. Добавьте к этому фантазии романтических писателей прошлого, которые, желая придать своим героям черты супермена, заставляют их размахивать огромным и тяжелым оружием, демонстрируя таким образом силу, намного превосходящую возможности современного человека. А завершит картину эволюция отношения к этому виду оружия, вплоть до презрения, которое питали к мечам любители утонченности и элегантности, жившие в восемнадцатом веке, романтики Елизаветинской эпохи и почитатели великолепного искусства эпохи Возрождения.

Становится понятным, почему оружие, доступное для обозрения только в его упадочном состоянии, может считаться непродуманным, грубым, тяжеловесным и неэффективным. Конечно, всегда найдутся люди, для которых строгий аскетизм форм неотличим от примитивизма и незавершенности. Да и железный предмет длиной чуть меньше метра вполне может показаться очень тяжелым. В действительности средний вес таких мечей варьировался между 1,0 и 1,5 кг, причем они были сбалансированы (в соответствии с их назначением) с той же тщательностью и мастерством, как, к примеру, теннисная ракетка или удочка. Бытовавшее мнение о том, что их невозможно удержать в руках, является абсурдным и давно устаревшим, однако продолжает жить, как и миф о том, что облаченных в доспехи рыцарей мог поднять на коня только подъемный кран.

Мечи красивы строгим совершенством линий и пропорций — а ведь именно в этом суть красоты, — сравнимым с великолепными творениями гончаров. Хороший меч имеет нечто общее, скажем, с китайскими гончарными изделиями династии Сунь, чье эстетическое влияние на человека усиливается несоразмерностью с их практическим применением.

«Рыцарский» меч ведет свое происхождение от длинных железных мечей древних кельтов и далее, через мечи периода викингов и эпохи Великого переселения. Это оружие первых четырех веков до нашей эры, немало образцов которого было найдено в различных частях Европы, имело широкие плоские клинки с двумя режущими краями (лезвиями), идущими почти параллельно друг другу и заканчивающимися лопатовидным или закругленным острием. Большинство континентальных мечей имеют среднюю длину около 76 см от острия до плеч клинка и 15−18 см от плеч до головки рукоятки. Они обычно имеют ширину около 5 см и сужаются к острию до 3,5 см. Следует отметить, что почти все образцы кельтских мечей, найденные на Британских островах, значительно меньше и не отличаются высоким качеством, зато мечи, найденные на континенте, изготовлены с большим мастерством. Как правило, все они имеют неглубокий широкий дол, идущий вдоль всего клинка, а самые лучшие — даже двухрядный дол.

Такие мечи использовали кельтские и тевтонские варвары на протяжении всего римского периода. Вспомогательная кавалерия Рима, обычно галльская или германская, была вооружена длинными мечами (спата), в отличие от коротких острых мечей легионеров (гладиус). Многие из этих мечей были совсем не похожими на мечи варваров. Они имели узкие заостренные клинки с жестким плоским четырехили восьмиугольным сечением, как у мечей четырнадцатого и пятнадцатого столетий. Несколько римских кавалерийских мечей было найдено на юге Дании — в основном в Вимозе, вместе с обычными широкими мечами древних кельтов и тевтонцев, которые к началу третьего века нашей эры были приняты в Скандинавии и на Севере. Только в этот период они имели более изящные пропорции, чем их предшественники.

К концу периода Великого переселения преобладали более широкие и тяжелые клинки, а около 900 года, в период викингов, вошел в употребление новый тип клинка — лучше сбалансированный и более изящный по форме. Эти клинки имели те же пропорции, что и некоторые старые кельтские: длина от эфеса до острия — примерно 75 см, ширина в районе эфеса — 5 см и более. Они сужались более резко, чем их непосредственные предшественники, а центр баланса располагался ближе к эфесу; ими можно было рубить с большей силой и скоростью. От этого типа клинка, с развитием которого тесно связана известная фирма Ulfberht, и произошел меч позднего Средневековья.

Скандинавские предшественники рыцарского оружия были проанализированы и классифицированы Бемером и Петерсеном, а позднее тайнам скандинавского меча посвятила свои труды Хильда Дэвидсон, связав археологический материал Бемера, Петерсена и исследователей более позднего периода с литературными и художественными источниками первого тысячелетия нашей эры. Поэтому я представлю это оружие только там, где необходимо сохранить непрерывность картины или объяснить эволюции при изложении аналитического обзора, в котором может быть выработана типология меча начиная со времени, на котором остановились Петерсен и Дэвидсон, то есть с конца периода викингов.

В большинстве главных музеев Европы, так же как и во многих провинциальных, очень мало мечей, относящихся к периоду 1000−1500 годов. Большинство из имеющихся были найдены при раскопках, рытье котлованов или в руслах рек. Вряд ли хотя бы один из них был обнаружен вместе с предметами, поддающимися точной датировке. Почти все они первоначально осели в частных коллекциях, где и пребывали на протяжении нескольких поколений, прежде чем попали в музеи, и информация о месте их находки оказалась безвозвратно утраченной, будучи вытесненной историями весьма сомнительного происхождения. Последних расплодилось так много, что поневоле сомневаешься в происхождении чего бы то ни было, конечно, если нет соответствующей документации.

Хотя оказалась возможной классификация формы европейских мечей по типам и подтипам, о времени и месте их «рождения», опираясь на доступные сегодня материалы, говорить достаточно сложно. Возможно, последнее утверждение следует несколько уточнить. Прежде всего, что мы имеем в виду, говоря о датировке такого предмета, как меч? Хотим ли мы знать примерную дату его изготовления, или приобретения первым хозяином, или период, в течение которого меч находился в использовании? Например, можно предположить, что клинок, сделанный в 1250 году, не был немедленно отправлен к изготовителю эфеса и несколько лет пролежал без дела. Допустим, этот клинок стал оружием в 1254 году и перешел в собственность некоего молодого рыцаря, который не расставался с ним до самой своей смерти, последовавшей в 1300 году. Его изображение с мечом на надгробии было сделано года через два-три. Историк, живущий в двадцатом веке, вполне обоснованно решит, что на могильной плите изображен рыцарь в боевых доспехах 1300 года. Но так ли это?

Рыцарь, даже богатый, вряд ли стал бы приобретать совершенно новое облачение каждые несколько лет, чтобы не отстать от моды. Более вероятной представляется постепенная замена отдельных элементов экипировки по мере их износа, например щита. Любой рыцарь, участвовавший в сражениях, за свою жизнь сменил немало щитов. Но шлем и меч могли служить ему очень долго, а доспехи можно было заменять по частям — это целесообразнее и намного дешевле, чем их полная замена.

Итак, меч, изображенный на гипотетическом могильном камне, вполне может быть собственным мечом рыцаря, с которым тот не расставался всю жизнь и который при погребении лежал в гробу вместе с телом или был положен на могилу. Иными словами, это будет меч не 1300, а 1258 года. Вопрос еще больше запутывается, когда мы вспоминаем, что большинство воюющих рыцарей владели больше чем одним мечом. К тому же мы точно не знаем, изображали ли рыцарей на могильных камнях, облаченными согласно моде своего времени или согласно моде, существовавшей в то время, когда сооружалось надгробие, то есть через десятилетие или даже два после смерти рыцаря. Представляется вероятным, что на некоторых надгробиях изображено оружие, верой и правдой служившее покойному, а на других — оружие, вошедшее в моду уже после кончины рыцаря. Но как их различить?

Памятник из позолоченной латуни Черного принца в Кентерберийском соборе — пример первого типа надгробий. Сегодня известно, что шлем и латные рукавицы из покрытой позолотом меди, которые висели над могилой, являются деталями настоящего боевого облачения рыцаря, и принц вполне мог ими пользоваться. Они в мельчайших деталях совпадают с изображением на надгробии, поэтому и остальное облачение, судя по всему, должно относиться к периоду жизни принца.

Этого нельзя сказать о великолепном памятнике Ричарду Бошампу, графу Уорвику, в церкви Святой Марии в Уорвике. Этот видный деятель своего времени умер в 1432 году, но изображение на надгробии было выполнено только двумя десятилетиями позже. Документ об его изготовлении сохранился до наших дней. «У. Остен, гражданин Лондона и литейщик, согласен отлить и изготовить из превосходной латуни изображение вооруженного человека, должным образом украшенное, а именно: с мечом и кинжалом, орденом Подвязки, шлемом и гребнем под головой, а у ног убитый медведь и грифон.

Все должно быть изготовлено из латуни в соответствии с образцами". Были ли эти образцы (модели для доспехов, меча, шлема и т. д.) поставлены из собственного облачения графа или из запасов оружейных мастеров? Если использовались предметы, принадлежавшие графу, вероятно, это были те, которыми он пользовался в последние годы своей жизни. Если же их позаимствовали у оружейного мастера (а где еще мог раздобыть упомянутые образцы Уильям Остен?), не были ли они устаревшими? Ни на один из вопросов невозможно получить точный ответ.

В рассматриваемом случае создается впечатление, что, каким бы ни был источник «образцов», вооружение и доспехи были лучшими и самыми современными, доступными около 1450 года. Они в точности соответствуют миланским доспехам, относящимся, как известно, именно к этому периоду. Но что можно сказать о многочисленных памятниках из алебастра и песчаника, изображающих менее значительных людей, простых рыцарей и деревенских сквайров? До нас дошли два документа, касающиеся таких надгробий, относящихся к первой половине пятнадцатого века, в которых имеется фраза «в соответствии с образцами», дающая понять, что исполнители воли покойных ожидали, что на надгробиях будут изображены настоящие доспехи и оружие. Однако нет никаких свидетельств того, какое именно боевое облачение украшало гробницу: принадлежащее покойному или любое другое, бывшее в ходу в то время.

Два упомянутых выше великолепных памятника (их можно сравнивать между собой, но никак не с другими) — это воплощение противоположностей. Фигура Черного принца дает нам terminus post quem, потому что его оружие, совершенно очевидно, относится ко времени его жизни. Гробница графа Уорвика дает нам terminus ante quem, потому что изображенное на ней оружие является самым распространенным, вошедшим в моду в двадцатилетний период после его смерти. Несмотря на великое множество надгробных памятников в Европе, мы можем выбрать только некий средний, компромиссный, критерий и предположим, что доспехи и оружие, на них изображенные, могут относиться к стилям, распространенным как во время жизни покойного, лежащего под этим надгробием, так и после его смерти. Установить дату мы можем только с точностью до нескольких десятилетий.

Таким образом, пытаясь датировать меч или определенный тип мечей, вероятно, наиболее целесообразно обозначить период, когда им могли пользоваться, хотя этот период может оказаться слишком продолжительным, и датировка не будет точной. В скандинавской литературе существует много упоминаний о мечах, использовавшихся несколькими поколениями, или о тех, которыми рыцари пользовались всю жизнь и оставляли в наследство потомкам. Так что здесь речь может идти о промежутке времени в столетие или даже больше. Свидетельства столь же долгой жизни мечей в период позднего Средневековья не столь многочисленны и очевидны, но все же их слишком много, чтобы не принимать во внимание. Следует поискать компромисс, предложить наиболее вероятные периоды использования мечей разных типов и установить с максимальным приближением terminus ante quem. В некоторых случаях terminus post quern может иллюстрироваться индивидуальными примерами, такими как мечи из гробниц принцев, но проблема датирования оружия остается нерешенной.

Существует ряд факторов, которые помогают установить дату рождения оружия, но почти все они могут помочь не больше, чем предложить отрезок времени в полстолетия. Мода, проявляющаяся в изменении и развитии разных видов эфеса, становится более важным фактором в конце периода, однако почти не имеет значения в его начале. Разная техника инкрустации и стили надписей на мечах бесценны для классификации, но с ними следует обращаться с большой осторожностью, когда речь идет о датировке. Наличие идентифицируемых геральдических фигур может дать относительно точную дату — в одном хорошо известном случае с точностью до двух лет, — но только дату нанесения герба на оружие. Из этого ни в коем случае не следует, что дата герба есть дата изготовления меча. Речь может идти лишь о времени его приобретения или дарения. Еще в меньшей степени эта дата может свидетельствовать о времени прекращения использования меча, конечно, если он не найден в гробнице.

Различные ножны обычно считаются достойным доверия фактором для датировки. Это действительно так, но только именно для ножен, а не для меча. Ножны менялись довольно часто, особенно в Средние века, когда их постоянно носили на открытом воздухе, подвергая неблагоприятным атмосферным воздействиям. Они изнашивались быстрее, чем мечи. У меча, любимого своим хозяином, было несколько ножен, и каждые новые ножны отражали моду того времени, когда были изготовлены. То же самое можно сказать и об эфесе. Он должен был периодически меняться, также отражая изменения в моде.

Итак, формы мечей можно сгруппировать и классифицировать, но датировать их только весьма неточно. Они четко подразделяются на две группы, благодаря радикальному изменению формы, вызванному таким же коренным изменением защитных доспехов, против которых были направлены. Это изменение произошло примерно между 1275 и 1350 годами, то есть в течение переходного периода, продлившегося три четверти века, во время которого появились некоторые переходные типы. Можно с уверенностью сказать, что меч одного из типов в группе 1 (мечи против кольчужных доспехов) изготовлен до 1300 года, а меч из группы 2 (мечи против пластинчатых доспехов) изготовлен после 1350 года. Но поскольку период мечей группы 1 длится с 1000 по 1300 год, а мечей группы 2 — с 1350 до 1550 года, датировка может быть только весьма приблизительной. Дело еще более усложняет тот факт, что мечи некоторых типов группы 1 снова стали популярными после 1450 года. Переходные типы, изготовленные против доспехов из кольчуг, пластин или их комбинации, являются единственными, которые можно уверенно отнести к 1300−1350 годам — к периоду в полстолетия.

К счастью, для датировки типов мечей мы можем не ограничиваться изучением только археологических находок. Бесчисленные средневековые произведения искусства, изображающие мечи и доспехи — все виды оружия и боевого облачения, — факторы первостепенной важности. Археологу наших дней повезло, если средневековый художник был человеком скрупулезным (и не археологом): он рисовал или лепил то, что видел, не больше и не меньше; в его работах отсутствуют искажения и аффектация, выполненные «во имя искусства». Конечно, существуют и откровенно плохие работы средневековых художников, но их можно не принимать во внимание, потому что хороших намного больше. Большинство этих работ легко подвергаются датировке с точностью до одного-двух лет, максимум — одного-двух десятилетий. Вопрос, который возникает при определении ценности произведения искусства для датировки изображенных предметов, аналогичен вопросу, касающемуся изображений на надгробиях.

Произведение художника ясно показывает, что он либо был сам хорошо знаком с военным делом и предметами, которые изображал, либо пользовался моделями. Были ли эти модели самыми современными, или он использовал любые доступные? Художник тринадцатого века, иллюстрирующий манускрипт сценами войны Саула и Давида, скорее всего, изображал оружие и доспехи, использовавшиеся в то время, когда он выполнял свою работу, хотя, конечно, мы не можем отрицать возможность того, что он в юности был солдатом и рисовал то, что помнил. Конечно, возможностей много, но несомненно одно: художники во все периоды Средних веков в большинстве частей Европы в своих работах проявили замечательную согласованность и постоянство. Выберите любой период, и окажется, что изображения на гробницах, художественные скульптуры и иллюстрации в манускриптах — все показывают одинаковые виды доспехов и оружия, лишь с небольшими вариациями. Если предположить (и это будет вполне разумно), что все нарисованное или вырезанное было именно тем, что использовалось в то время, мы можем поставить рядом имеющиеся в нашем распоряжении археологические материалы и произвести вполне достоверную датировку — в пределах половины или четверти столетия.

Этот метод использовался в приведенных ниже классификациях, но следует помнить, что новые находки доселе неизвестных документов могут повлиять на сделанные выводы.

С проблемами, связанными с любой попыткой установить конкретные регионы происхождения разных типов мечей, иметь дело проще, поскольку они вообще не имеют решения. Даже для эпох викингов и Великого переселения было возможно предположить лишь в порядке рабочей гипотезы, что некоторые точно определенные типы (типы эфесов и стили украшений, клинки вряд ли рассматривались Бремером и Петерсеном) произошли из того или иного региона. Основанием для гипотезы является размещение находок и декоративный стиль. Но в те времена вооруженные отряды и отдельные воинствующие элементы нередко совершали дальние походы и набеги. Они могли оставить свое оружие в местах своих странствий или умереть вдали от родного дома, они могли лишиться оружия самыми разными способами, например обменяв его на оружие других воинов. Поэтому меч норвежского типа можно найти в захоронении на территории Болгарии, а меч франка — в Югославии, но это вовсе не означает, что первый является болгарским мечом, а второй — далматским.

В начале Средних веков даже не существовало такой региональной классификации. То здесь, то там может неожиданно обнаружиться эфес странной формы или необычно украшенный, но в основном мечи демонстрируют замечательное единообразие в рамках своих типов — от Финляндии до Сицилии и от одиннадцатого века до шестнадцатого. Иногда в мечах пятнадцатого века просматриваются некоторые, хотя и неявные, черты, которые вводят в искушение утверждать, что меч выполнен в итальянском или германском стиле. Этот вывод базируется по большей части на частоте, с которой одни или другие стили появляются в произведениях итальянской или немецкой живописи. Существует один тип, который, судя по всему, имеет явно скандинавское происхождение; большинство принадлежащих к нему образцов датируется 1440−1480 годами.

В век рыцарства меч был широко распространенным оружием. Как, например, меч мог попасть к среднему англичанину? Он мог купить его в ближайшем городе, на ярмарке или у путешественника, у которого оказался меч одного из крупнейших производителей оружия из Милана или Пассау, Аугсбурга, Кельна или Бордо. Где бы он ни купил меч, клинок определенно был изготовлен в одном из перечисленных выше мест, хотя эфес мог быть сделан в Париже или Лондоне, Солсбери или Честере, Норвиче или Глостере. Англичанин также мог получить меч от своего феодала, который вполне мог оказаться нормандским бароном, завоевавшим меч в сражении с испанским рыцарем, который приобрел его в Севилье. Или он мог завоевать его на полях сражений Аквитании или на саксонском турнире. Кого бы он при этом ни победил, чтобы выиграть меч, оружие происходило из мест, весьма удаленных от Англии. Или опять же он мог получить его от родственника, хранившего эту реликвию, завоеванную им на Сицилии, в течение полувека.

Когда же наш гипотетический англичанин расстался со своим оружием, которое в конечном счете было найдено археологами двадцатого столетия? Он мог умереть, владея им, и меч был помещен вместе с ним в могилу, или он мог пожаловать его своему собрату по оружию в Аутремере — воистину, нет числа возможным злоключениям, которые претерпел меч, прежде чем был найден и попал в витрину провинциального музея.

Итак, я твердо придерживаюсь точки зрения археологов, утверждающих, что знание места, где был обнаружен меч, совершенно бесполезно для определения даты и места его «рождения». Даже если место находки — в невскрытой ранее гробнице, на идентифицируемом теле, оно дает нам только последнюю дату его использования, но ничего не говорит о стране происхождения. Находки в полях и руслах рек бесполезны для ответа на этот вопрос, и только находки на местах известных сражений прошлого могут дать какую-то полезную информацию. В восемнадцатом веке на поле сражения Босуорта был обнаружен меч, и некоторое время считалось, что он был утерян во время сражения 1485 года, но это была рапира с гардой в форме чаши 1640 года. В реке Витам в 1788 году было найдено несколько мечей. На этом месте произошло знаменитое сражение Стефана 1141 года. Но один меч был изготовлен еще в железном веке, шесть было датировано 1100−1350 годами, еще один сломанный клинок был изготовлен примерно в 1660 году. Только один меч, судя по стилю, мог быть использован в сражении 1141 года.

В следующих типологиях определенные мечи, найденные на полях сражений, использовались как фиксированные даты отсчета, но эта мера была продиктована отчаянием, поскольку никаких других идей не было. Число средневековых мечей, действительная дата происхождения которых была установлена, в последние годы возрастет, но все еще прискорбно мало таких, какие можно уверенно использовать в качестве «фиксированных точек» для проведения типологического анализа.

Для иллюстраций в предлагаемой книге материал выбирался так, чтобы достичь двух целей: во-первых, показать читателю самые лучшие образцы разных типов мечей — не самые богатые или самые причудливые, а лучше всего сохранившиеся из числа типичных; во-вторых, представить, насколько это возможно, оружие, изображение которого ранее не публиковалось и недоступно широкой публике. Конечно, не обошлось без исключений: мечи из арсеналов лондонского Тауэра, из коллекции Уоллиса в Лондоне, Музея оружия в Париже и художественно-исторического музея в Вене не могли не быть включены, поскольку важны для типологии. Вместе с ними встречаются удивительно хорошо сохранившиеся экспонаты из частных коллекций, небольших провинциальных музеев и недоступных сокровищниц церкви.

Глава 4. Ударно-дробящее оружие в средние века Ударно-дробящее оружие состоит, как правило, из ударной части и рукояти.

Конструктивно ударное оружие можно разделить на несколько основных типов:

1. Простое ударное оружие (дубинки и шесты).

2. Составное ударное оружие (булавы).

3. Боевые молоты (клевцы).

4. Ударное оружие на гибкой сцепке (кистени, боевые цепы).

5. Ударное оружие кастетного типа (свинчатки, кастеты и т. д.).

Ударное оружие — древнейший вид холодного оружия. Первыми образцами ударного оружия были палка и камень. Древние предки человека научились использовать найденные предметы в качестве оружия и орудия труда. В процессе эволюции, освоив обработку материала, человек уже сам стал изготавливать необходимые ему орудия из камня, дерева и кости. Благодаря соединению простой дубинки и каменной ударной части появился новый вид оружия — булава. Она превосходила по силе и эффективности удара как обычную дубинку, так и камень. В некоторых случаях подобное оружие также называют термином «палица». Однако четкой границы между этими двумя определениями нет, поэтому в дальнейшем, во избежание путаницы, будем придерживаться термина «булава».

Интересен факт, что булава, благодаря своей форме и исключительно боевому назначению, во все времена олицетворяла мужественность и силу и часто была главным атрибутом вождей и военачальников. Маршальские жезлы и королевские скипетры — потомки древней булавы.

С освоением технологических процессов добычи и обработки металлов ударное оружие постепенно стали делать с металлической ударной частью. На отдельных образцах ударного оружия появляются дополнительные элементы, усиливающие поражающий эффект от удара, — металлические шипы, выступы, грани. Широкое распространение ударное оружие получило в Средние века, в связи с повсеместным применением кольчуги. Удар булавой по защищенному кольчугой противнику продавливал кольчужные кольца и был гораздо эффективнее удара мечом. С распространением пластинчатых доспехов широкую популярность приобрел боевой молот-клевец, позволяющий пробить фактически любой доспех. Широкое распространение получила разновидность булавы, с ударной частью из вертикально расположенных и расходящихся от центра металлических пластин — шестопер, или пернач.

Отдельного упоминания заслуживает ударное оружие на гибкой сцепке, которое условно можно разделить на две основные группы. Кистень — оружие, предназначенное для боя одной рукой, и цеп — оружие для боя двумя руками. Кроме этого, особенно в регионе Юго-Восточной Азии, существовало большое количество всевозможных видов секционного оружия и боевых цепей, используемых в качестве гражданского оружия самообороны.

С развитием огнестрельного оружия и исчезновением защитного доспеха ударное оружие постепенно утратило свои боевые функции и стало исключительно парадным. Как правило, булава служила символом власти старших командиров.

В наше время ударное оружие официально принято на вооружение в полиции, в виде различных дубинок, а также достаточно широко используется гражданским населением.

В Средние века булавы применялись либо как оружие пешего ополченца, либо как вспомогательное оружие профессионального воина-всадника.

Ополченцы, мятежные крестьяне, разбойники и прочее гражданское население отдавало предпочтение ударному оружию из-за его относительной дешевизны. Часто такое оружие изготавливалось в кустарных условиях и представляло собой обычно дубинку, усиленную металлическими полосами, а по ударной части — шипами или гвоздями. Впоследствии подобный тип с шарообразной ударной частью получил в Западной Европе название «моргенштерн» — «утренняя звезда». Булавы такого типа, предназначенные для пешего боя, существовали как в варианте для одной руки так и в более тяжелом варианте, для двуручного хвата Профессиональные воины обычно использовали булаву как вспомогательное оружие. Предназначалась она для нанесения мощных ударов сквозь защитный доспех с целью контузить, оглушить противника, сломать ему кость. Такая булава обычно представляла собой металлическое навершие, насаженное на деревянную рукоять длиной 50—60 см Вопреки распространенному мнению, вес булавы в среднем составлял 1,5—2 кг, что позволяло ее использовать для быстрых ударов и сражаться длительное время. Третьей разновидностью булавы, распространенной в Средние века, можно считать так называемые «пернатые» булавы — перначи, или шестоперы. Конструкция ударной части такого оружия представляет собой несколько металлических пластин, расходящихся от центра в разные стороны (рис. 12). Впоследствии, в позднем Средневековье, шестопер стал наиболее используемой разновидностью ударного оружия как в Европе, так и на Ближнем Востоке и в Средней Азии.

С распространением на территории Европы огнестрельного оружия и постепенным исчезновением защитных доспехов булава из оружия превратилась в атрибут старших командиров и символ власти военачальника.

Исчезнув, однако, из арсенала профессиональных военных, ударное оружие осталось на «вооружении» гражданского населения и используется по сей день.

Глава 5. Копья, происхождение и роль в Средневековье. Длиноклинковое оружие С наступлением эпохи Средневековья копье продолжало оставаться главным типом наступательного вооружения как в пехоте, так и в кавалерии. На территории Евразийского континента сложились основные типы копий, которые просуществовали, с незначительными изменениями, несколько сотен лет. Специалисты выделяют большое количество различных типов копий, характерных как для Европы, так и для Ближнего Востока и Средней Азии. Рассмотрим два основных.

Первый тип — с наконечником листовидной формы. Такой тип характерен главным образом для пехотных копий, он позволял наносить воину не только колющие, но и режущие удары.

Второй тип — с четырехгранным наконечником без режущей кромки — предназначался исключительно для колющего удара и использовался в основном конницей.

Разумеется, помимо этих двух основных типов, в зависимости от времени и местоположения, существовало большое количество других видов копий, различающихся главным образом формой наконечника.

Обычно вес наконечника копья колебался в пределах 200—400 г, диаметр древка составлял около 2,5—3,5 см. Длина древка среднего пехотного копья эпохи раннего Средневековья составляла около 2 м, хотя могла быть и больше. Длина кавалерийского копья достигала 3,5 м.

Говоря о копьях всадников, нельзя не упомянуть о появлении и распространении на территории Европы в VI в. металлических стремян. Именно наличие стремян дало всаднику опору, необходимую для мощного копейного удара. Любопытен тот факт, что в Европе главным оружием всадника было копье, а на Востоке таким оружием всегда был лук. Это также стало причиной отличий в устройстве седел. Западноевропейские седла в Средние века стали делать с высокими луками (краями), сильно вытянутыми вверх, образующими подобие кресла, что давало копейщику дополнительную опору. Восточные седла, напротив, имеют низко опущенные края, что позволяет всаднику свободно поворачиваться в любую сторону при стрельбе из лука.

Начиная с XII в. широкое распространение получил новый тип копейного удара — таранный удар. Если до этого всадник бил копьем сверху, замахиваясь над головой, или снизу, от бедра, то теперь копье просто прижималось локтем к боку, направляясь на врага. Разгон лошади позволял нанести мощный таранный удар и эффективно поразить противника. Такой хват копья привел к тому, что копья всадников стали более массивны. С появлением пластинчатых лат на рыцарских нагрудниках стали делать специальный крюк, для опоры потяжелевшего копья.

5.1 Длинноклинковое оружие.

Длинноклинковым холодным оружием принято называть оружие, состоящее из эфеса и клинка длиной более 50 см. Эфес длинноклинкового оружия, как правило, состоит из рукояти, навершия и защитных элементов — крестовины, дужек и т. д. На клинке могут быть предусмотрены ребра жесткости и долы — канавки, служащие для облегчения веса меча, которые иногда ошибочно называют «желобками для стока крови».

Существует огромное количество образцов длинно-клинкового оружия, многие из которых достаточно трудно подвергнуть какой-либо классификации. Тем не менее принято выделять несколько наиболее распространенных типов длинноклинкового оружия. Меч — рубяще-колющее холодное оружие, с прямым обоюдоострым клинком и простым эфесом) Мечи могли быть как исключительно рубящими, так и предназначенными для рубящих и колющих ударов.

Иногда общим термином «меч» называют длинно-клинковое оружие в целом, вне зависимости от конструктивных отличий.

Сабля (от венг. szabni — резать) — рубящее или рубяще-колющее длинноклинковое холодное оружие с изогнутым клинком, заточенным по выпуклой стороне.

Сабля, в ее сформировавшемся виде, пришла в Европу с Востока — из Турции, Персии и арабских стран. Благодаря своей конструкции сабля хорошо подходила для нанесения эффективных рубящих ударов, но встречались образцы, предназначенные как для рубки, так и для укола. Чем больше была кривизна сабельного клинка, тем эффективнее был рубящий удар и тем сложнее было нанести удар колющий. Для усиления рубящего удара на конце клинка сабли иногда делали расширение — елмань. Особенной популярностью сабля пользовалась у конных воинов.

Первые металлические изделия, дошедшие до нас, были сделаны на территории нынешнего Ближнего Востока примерно за 5 тысяч лет до н. э. Материалом, массово пришедшим на смену камню, стала бронза. Бронза — это сплав примерно из 90% меди и 10% олова. Бронзу было нетрудно обрабатывать и украшать.

Железо стало широко использоваться примерно к X в. до н. э. Хотя железо было известно человечеству значительно раньше, только с возникновением техники закаливания железные орудия обрели достаточную твердость и превзошли по своим качествам бронзовые. Крепость клинков возросла с открытием стали, примерно в XV в. до н. э. Железное оружие пришло на смену бронзовому не сразу, в разных районах земного шара в разное время.

Первые мечи появились с началом эпохи обработки металлов и первоначально представляли собой просто увеличенные кинжалы.

Новое оружие было сравнительно дорогим и сложным в производстве, но имело ряд преимуществ перед булавами и топорами. Как правило, мечи были несколько легче, и центр тяжести располагался в них иначе, чем в топорах, что позволяло действовать оружием быстрее и более длительное время. Конструкция меча позволяла наносить как колющие, так и рубяще-режущие удары, что существенно обогащало арсенал воинских приемов. Меч оказался крайне эффективным оружием ближнего боя, особенно против слабо защищенного доспехами противника.

Изначально мечи, так же как и кинжалы, изготавливались из единого куска металла. Существовали и другие способы соединения клинка и рукояти. Одним из них было фиксирование клинка заклепками. Однако наиболее надежным оказался способ, когда хвостовик клинка проходил сквозь рукоять и фиксировался в ней. Этот способ получил впоследствии повсеместное распространение и дожил до наших дней, став главным и практически единственным методом крепления рукояти и клинка.

Говоря о древних мечах, отдельно стоит упомянуть об акинаке. Акинак — короткий меч-кинжал с перекрестьем характерной формы, распространенный среди ираноязычных народов в VII—IV вв. до н. э. Само слово «акинак» — греческого происхождения. Акинаки были широко распространены среди кочевых племен Ближнего и Среднего Востока, в частности у скифов, а также в Персии.

Акинак был не только оружием, но и обязательным атрибутом свободного человека и воина, символом социального статуса.

Принято считать, что длина акинака не превышала 60 см. Однако, по всей вероятности, его размеры могли варьироваться в диапазоне от небольшого ножа до полноценного меча. Вероятно, длина акинака зависела от благосостояния хозяина (чем длиннее клинок, тем более трудоемким становилось его изготовление) и функций, которые он должен был выполнять. Длинный клинок был не очень удобен в повседневной носке, короткий — бесполезен в конной сватке.

Глава 6. Европейские мечи VIII—XIV вв.

Меч в средневековой Европе всегда считался оружием «благородным». Вероятно, не последней причиной этого была его стоимость. Хороший меч в VII—X вв. стоил как несколько коров, впрочем, и все остальные компоненты воинского снаряжения были недешевы. По этой причине длинноклинковое оружие в эпоху раннего Средневековья мог позволить себе лишь состоятельный воин, военачальник или крупный феодал.

В VII—IX вв. в Европе, особенно в северной ее части, были распространены так называемые мечи каролингского типа. Эти мечи предназначались исключительно для рубящего удара, имели клинок с одним или несколькими долами, относительно короткое перекрестье и массивное навершие — противовес на конце рукояти, облегчающий работу мечом.

С течением времени навершие уменьшается и приобретает форму ореха или диска. Острие клинка постепенно вытягивается. Такой тип меча, распространенный в Европе в XI—XIII вв., принято называть романским мечом.

Начиная с XIII в. появляются мечи, приспособленные не только для рубящего, но и для колющего удара. Обычно они имеют клинок с ребром жесткости вместо долов, сужающийся к острию. Этот тип сейчас называют готическим мечом.

Отдельного упоминания заслуживает фальчион, оружие, широко распространенное в средневековой Европе XII—XIII вв. Фальчион — тип рубящего меча с сильно расширяющимся к концу клинком. Фальчионы бывали как с прямым, так и с искривленным клинком. Фальчион был высокоэффективным рубящим оружием, но с распространением латного доспеха в Европе на первый план все больше стали выходить мечи колюще-рубящего типа.

В XV—XVI вв. в Европе клинковое оружие переживало эпоху бурного расцвета. Появлялись новые типы мечей, совершенствовались и усложнялись старые. Благодаря развитию кузнечного дела и повсеместному удешевлению изделий из железа меч перестал быть оружием избранных. Теперь более-менее состоятельная часть гражданского населения также могла позволить себе приобрести клинковое оружие.

Общей тенденцией для большинства мечей того времени было усложнение гарды. Причиной этого стало постепенное исчезновение латной перчатки, которая обеспечивала защиту руки для мечей с простой крестовиной. Гражданский житель, не имевший возможности постоянно носить с собой латные перчатки, был вынужден искать другие способы защиты кисти. Поэтому к крестовине меча стали добавляться дополнительные защитные элементы — боковые кольца и защитные дужки. Новым защитным элементом стала так называемая «ослиная подкова— две дужки, расположенные параллельно клинку, образующие окружности у основания меча. Этот элемент должен был защитить пальцы бойца при хвате, когда указательный, а иногда и средний палец ложились поверх крестовины.

Однако сложную гарду делали далеко не на всех мечах. Итальянский меч чинкведеа имел простую крестовину. Слово «чинкведеа» дословно означает «пять пальцев», именно такой была ширина клинка этого меча у основания. Английский вариант названия такого меча — анелас, что в переводе значит «воловий язык».

Достаточно простой S-образной гардой обладал короткий меч ландскнехтов — кацбальгер, что в дословном переводе означает «кошкодер». Другой вариант названия подобного меча — ландскнетта.

Однако самой простой конструкцией обладал такой вид клинкового оружия, как дюсак. Дюсак — простейшее рубящее оружие, вместо гарды в основании дюсака обычно проделывалось отверстие, либо конец клинка загибался вперед, образуя своеобразную защитную дужку. Дюсаком сражались обычно в плотных рукавицах, использовали его, как правило, малообеспеченные представители низшего сословия.

6.1 Мечи в полторы руки.

Начиная с XIV в. в Европе стали появляться мечи, позволяющие вести бой как одной, так и двумя руками. Их появление было реакцией на усиление защитного снаряжения. Теперь, чтобы разрубить защитный доспех противника, стал необходим более мощный и тяжелый клинок, а также зачастую усилие обеих рук. Кстати, именно усиление брони позволило бойцам освободить вторую руку, отказавшись от щита. Теперь, когда доспехи достаточно хорошо защищали воина, он мог, положившись на их защиту, рубиться двумя руками.

Такое оружие, занимающее промежуточное положение между обычным мечом и двуручным, получило впоследствии звучное имя «бастард». Это название можно перевести как «полукровка» или как «ублюдок». В современном оружиеведении такие мечи принято называть мечами в полторы руки, или полутораручными мечами Подобное оружие было в употреблении обычно у профессиональных воинов. Сначала полутораручные мечи состояли на вооружении рыцарства, впоследствии ими часто вооружались наемные солдаты.

Кроме «классических» прямых полутораручных мечей в Европе достаточно широко использовали мечи с искривленным клинком, позволяющие сражаться как одной, так и двумя руками. В качестве примера можно вспомнить оружие, называемое в Италии кортелас, а в Германии — гроссмессер, то есть «большой нож». Интересно, что аналогичное оружие для одной руки называлось в Германии просто «мессер». Помимо кортеласа встречались и другие образцы кривоклинкового оружия, пригодного для боя двумя руками.

6.2 Двуручные мечи Увеличение размеров клинкового оружия, вызванное усилением защитного доспеха, в Европе привело к созданию меча, предназначенного для боя двумя руками. Такой меч имел более длинный клинок и рукоять, по сравнению с обычным мечом, и больший вес, что позволяло наносить им мощные удары.

Изначально такой меч использовался рыцарями. Часто рыцари брали в бой сразу два меча. Большой меч подвешивался к седлу, малый крепился на поясе.

Впоследствии двуручный меч стал оружием пехоты. Особенное распространение он получил среди ландскнехтов. Однако массовым оружием, таким как пика или алебарда, двуручный меч не стал. Причина заключалась в сложности изготовления, а следовательно, дороговизне подобных мечей. Кроме того, подобное оружие требовало серьезной подготовки в обращении с ним. Обычно двуручными мечами вооружалось небольшое количество особо опытных и умелых воинов, предназначенных для прорыва вражеского строя, а также для охраны военачальника и знамени.

Конструкция меча к XVI в. претерпела некоторые изменения. К гарде добавились боковые защитные кольца, а клинок ближе к основанию стали снабжать дополнительной небольшой крестовиной. Расстояние от этой крестовины до гарды обычно не затачивалось, а иногда специально обтягивалось кожей, что позволяло во время боя перехватывать меч поверх гарды. Обычно такой хват применялся для нанесения колющих ударов.

Иногда клинкам двуручных мечей придавали характерную волнообразную или, как ее еще называют, «пламенеющую» форму. Подобная заточка лезвия позволяла значительно повысить эффективность рубяще-режущих ударов мечом.

С исчезновением доспехов необходимость в столь мощном оружии стала пропадать. В течение первой половины XVII в. двуручные мечи в Европе постепенно исчезают из комплекта вооружения воина.

6.3 Европейское средневековое коротко клинковое оружие Нож или кинжал были широко распространены в Европе у представителей разных сословий, как у простолюдинов, так и у знатных господ.

Крестьяне обычно предпочитали нож универсального типа — «хаусвер» (от немецкого «защита дома») Такой многоцелевой нож существовал во всех европейских странах в различных модификациях.

Представители высшего сословия при выборе оружия следовали обычно традициям или моде. Впоследствии место кинжала в качестве оружия постоянного ношения заняла шпага.

Кинжал как оружие в западноевропейском средневековом обществе.

В Средние века нож или кинжал в Европе имели большое значение в качестве символа социального статуса, столового прибора, подручного инструмента, а при необходимости — в качестве оружия. Существует версия, согласно которой кинжал использовали в бою в паре с мечом. Однако отбить кинжалом рубящий удар массивного меча весьма тяжело. Поэтому для отражения ударов меча в Средние века главным образом использовали щит, а парирующий кинжал появился позже, в эпоху Возрождения, когда меч постепенно превратился в шпагу, а колющие удары стали преобладать над рубящими. Еще одной функцией кинжала было добивание поверженного противника через сочленения лат или прорези забрала.

Заключение

В своем заключении я попытаюсь выяснить те причины, которые способствовали возникновению рыцарства, также разберу те обстоятельства, которые сначала способствовали его падению, а потом и уничтожению. Теперь же рыцарство совершенно исчезло с лица земли, о нем остались лишь воспоминания. В этой главе я постараюсь подытожить все то, что было описано мною во всей работе.

Прежде всего хочется обратить внимание на то, что рыцарство, возникшее в средние века, не могло бы существовать без христианской религии, так как основные чувства рыцарства возникли непосредственно под ее благотворным влиянием и могли иметь важное значение. Такие чувства все более и более развивались, в результате чего появилось настоящее рыцарство, преданное своему делу. Вообще все, что требовалось от рыцаря, вполне соответствовало догматам христианства. Отсутствие ненависти во время битвы, самопожертвование, стремление помогать притесненным — все это можно отнести к христианским добродетелям.

Из этого можно сделать вывод, что эта религия, которой был проникнут дух рыцарства, необходима любому человеку.

11 век в Европе — это время гнета феодальной тирании, время суеверий, невежества и варварства. Богатые и сильные притесняли бедных, в то время каждый жил своей отдельной жизнью. И появление рыцарства среди всего этого можно назвать лучом света и надежды среди полной темноты и мрака. Рыцарство образовало между собой некое братство, которое смогло сблизить друг с другом все народы. Учреждение рыцарства послужило объединению людей в общем поклонении высоким чувствам.

Вследствие некоторых перемен, которые произошли в военно-политической системе Европы, и злоупотреблений после нескольких веков своего существования рыцарство пришло в упадок. Позднее оно неоднократно высмеивалось, что мы можем непосредственно увидеть, прочитав роман Мигеля де Сервантеса Сааведры «Дон Кихот Ламанчский», который является великолепной пародией на все рыцарские романы, созданные ранее.

Но сейчас подвиги рыцарства не забыты; согласитесь, что честного, великодушного, благородного и храброго человека у нас называют рыцарем.

Воспоминание о славном рыцарстве никогда не исчезнет из памяти людей.

Быть может, пройдет еще время, а рыцарство не исчезнет совершенно бесследно, о нем будут помнить как об учреждении, которое в свое время добилось многого, — примирило человека с человеком, народ с народ.

рыцарский оружие копье меч.

1. Руа Ж. Ж. «История рыцарства». — М.: «Алетейа», 2001 г.

2. Виоле-ле Дюк Э. Жизнь и развлечения в средние века. СПб, 1997.

3. Флори Ж. Идеология меча. Предыстория рыцарства / Ж. Флори; пер. с фр. М. Ю. Некрасова. — СПб.: Евразия, 1999. — 314 с.

4. Окшотт Э. Меч в век рыцарства. Классификация, технология, описание. М., 2007.

5. Le Voyage d’Oultremer en Jherusalem de Nompar, seigneur de Caumont / Ed. P. S. Noble. Oxford, 1975. P. 23−24. 22 Rozmital L. von. Ritter-, Hofund Pilgerreise. Stuttgart, 1844.

6. Le Hйraut Berry. Le livre de la description des pays/Ed. E.­T. Hamy. Paris, 1908. P. 42,60­61, 63, 88, 98, 114. 24 Ibid. P. 119. 25 Musйe Condй. Chantilly, ms. 156', f. 10 v.